Сын Зевса

И война с Афинами, прерванная было Филократовым миром, когда было принято решение о том, что «каждый должен владеть тем, что он имеет в данное время», загорелась снова.

Осада Византия затянулась.

Филипп осаду не снял. Но, чтобы не держать все свое войско в бездействии около Византия, отобрал самых сильных и храбрых воинов и отправился с ними на завоевание соседних городов…

Александр в это время стоял во главе македонского царства и тех войск, которые были оставлены ему для защиты Македонии.

АЛЕКСАНДРОПОЛЬ

Александр, приняв государственную печать, сразу почувствовал себя взрослым. В его голосе появился повелительный тон, его распоряжениям никто в доме не смел прекословить.

За три года жизни в Миэзе Александру редко приходилось встречаться с матерью. Теперь же, встретившись, он с печалью заметил, что мать постарела, стала как-то меньше ростом, хотя держалась по-прежнему царственно и надменно.

Но вся ее надменность пропала, когда она увидела сына. Олимпиада поспешила ему навстречу, протянула к нему руки, в черных глазах ее заблестели звезды.

– Сын мой, Александр! О, сын мой, Александр!

Александр готов был стать перед ней на колени, утешить, хотя она не жаловалась, сказать ей, как нежно он к ней привязан, хотя она этого не требовала. Олимпиада все это увидела в его глазах, в его улыбке. Она с восторгом глядела на своего сына – такой он сильный, такой красивый, так уверенно держится!

Олимпиада расспрашивала Александра о его жизни в Миэзе. Она хотела знать обо всем: и как он жил, и с кем дружил из товарищей, и чему учил их Аристотель, и как учил… Она хотела знать все подробности, все горести, все радости и даже мысли своего сына.

Александр охотно отвечал на ее вопросы. Об Аристотеле он рассказывал с обожанием и восхищением.

Олимпиада, слушая, как он говорит о своем учителе, прослезилась – выдержка изменила ей.

– Мы поставим памятник этому великому человеку! – сказала она.

Александр удивился, увидев ее слезы. Раньше Олимпиада никогда не позволяла себе этого. Он заметил, что на лице у нее появились морщинки. Видно, много пришлось ей хмуриться и мало смеяться. Он взял ее руку и поцеловал. И оба они – мать и сын – поняли, что у них нет никого дороже друг друга…

– Вернется царь, и мы обязательно поставим памятник Аристотелю, – повторила она. – Может быть, в Дельфах. Или в Олимпии.

В этих словах звучало удовлетворение. Вот они, македонские цари, могут нынче ставить памятники в святилищах Эллады. Филипп уже достаточно всемогущ.

– Правда, сейчас опять неладно с Афинами, – продолжала она, нахмурившись, – все портит этот негодный человек Демосфен. Но Филипп справится с ним рано или поздно.

– Я сам справлюсь с ним, если отец не успеет, – сказал Александр.

И мать, посмотрев на него, поняла, что так и будет. Александр – сын своего отца! Македонским царям и в мысли не приходило задуматься о том, что Демосфен, враждуя с ними, отстаивает свободу своей родины.

Вскоре в Македонии стало известно, что дела у Филиппа не ладятся. Об этом стало известно и в Фессалии, и во Фракии. Прошло не так много времени, и Александру сообщили, что фракийское племя медов отпало от Македонии и больше не хочет признавать ее власти. У медов есть своя земля, свои города, и они не хотят терпеть македонского произвола!

Александр, помня наказ отца, обратился к Антипатру.

– Я хочу немедленно пойти и наказать медов, – сказал он. – Собери войско.

Антипатр согласился. Это будет правильно. Он не думал, что полководец, которому пошел всего лишь семнадцатый год, сможет выиграть сражение. Антипатр и сам шел вместе с Александром – ему хватало и военных способностей, и военного опыта. А в том, что медов надо наказать и снова подчинить Македонии, он не сомневался. Ведь не Александру, но ему, Антипатру, будет стыдно перед Филиппом, что не сумел без него навести порядок в покоренной стране.

И Александр в свои шестнадцать лет впервые надел боевые доспехи.

Олимпиада не спала всю ночь. В ее видениях бродил по комнате маленький светлокудрый мальчик. Она брала его на руки, прижимала к груди.

«Почему он такой горячий? Не болен ли?»

И спокойный голос Ланики:

«Он всегда горячий. Просто горячая у него кровь».

А теперь Александр уже надевает свой гривастый шлем. И не на праздник идет – на битву. Она позвала бы Антипатра, попросила бы оградить сына от опасности.

Но ведь сын оскорбится!

Так она маялась до утра. Вставала, ходила по комнате, ложилась снова. Тяжесть недобрых предчувствий угнетала сердце. Что будет? Что будет, если… Нет, даже мысли такой нельзя вынести!

Но когда наступил час прощания, Олимпиада стояла перед сыном спокойная.

– Жду тебя с победой.

– Приду с победой.

Она заглянула сыну в глаза и спросила, понизив голос:

– А не боишься ли ты, Александр? Не страшно ли тебе?

Александр искренне удивился:

– Не страшно ли? А что такое страх?

Александру подчинялись все военачальники его войска. Антипатр посоветовал им, щадя самолюбие юного полководца, тихонько поправлять его ошибки, если он будет ошибаться, но делать это осторожно. Все знали его упрямство, знали его вспыльчивый нрав. Они шли в поход вслед за Александром, который сидел на своем большом сильном коне, на своем Букефале, и украдкой посмеивались:

– Умудренный в боях воин ведет нас!

Однако вслух подшучивать опасались.

Войско вступило во Фракию. Вечер застал их в широкой долине, отлого спускающейся с гор. Густые лиловые сумерки медленно сползали вниз, заслоняя дорогу; потемнели и окрестные горы. Только вершина могучей горы Гем светилась в побледневшем небе.

Антипатр посоветовал Александру созвать военачальников перед боем, выслушать, что они скажут.

– Так всегда делает твой отец, Александр!

Александр велел созвать военачальников.

– Сегодня войско отдохнет с дороги, – сказал он. – Дайте поужинать воинам. Накормите коней. А на рассвете мы возьмем город медов.

Военачальники повиновались. Каждый, идя к своему отряду, думал, что совещания как будто и не получилось… Да его как будто и не понадобилось… Повиновался и Антипатр. Он и сам не дал бы более разумного и более ясного приказа.

Антипатр проснулся в тот час, когда начали меркнуть звезды и на самых высоких вершинах гор забрезжил отсвет наступающего дня.

– Пора! – сказал он. И, надев боевое снаряжение, вышел из шатра, намереваясь разбудить Александра.