Шутливый бог

Вроде бы определили Буфона в психиатрическую лечебницу временно. На три месяца, для уточнения диагноза. Нет ничего более постоянного, чем временное. Я не первый год на службе. Уже сталкивался. Всё это попахивало тем, что серийного убийцу определят в этот санаторий, где он будет прекрасно и спокойно жить на деньги налогоплательщиков, есть, отдыхать, получать антидепрессанты и успокоительные. И даже есть шанс, что однажды он будет признан безопасным для общества, и его вновь выпустят на свободу. Но нет! Этому не бывать! Если правосудие Соединённых Штатов не может жёстко и безапелляционно наказать преступника, это должен сделать я сам. Во имя убитых жертв, во имя тех вселенских законов, в которые мы верили и которые защищали, идя на пули в пустыне, прыгая в логово наркотрафика в Нью-Йорке, бросаясь на задержание террористов, не жалея своей жизни и здоровья.

На мою удачу и счастье, в госпитале Восточной Луизианы уже давно работал мой троюродный брат Кевин. Он и помог мне устроиться туда на стационарное обследование к психиатру. Я не понаслышке знаком с посттравматическим обсессивно-компульсивным расстройством после боевых действий. Многие парни после войны начинали палить в окружающих или стрелялись сами, подсаживались жёстко на наркотики или на антидепрессанты. Потому что профессия убивать не проходит бесследно. Ею можно овладеть, но полностью сбросить уже не получится. Не получится полностью переквалифицироваться. Я справился. Мне помогла служба в спецназе SWAT. Там тоже своя война. Но это был период плавной адаптации к более спокойной гражданской жизни. И когда я стабилизировал свою нервную систему, когда почувствовал, что всё, я могу жить без внешней войны и стрельбы, я бросил службу в Нью-Йорке и перебрался в более спокойную окружную полицию Ковингтона.

Я это к тому, что признаки психического расстройства участника боевых действий мне не пришлось вымучивать из себя. Я помнил их в себе, я наблюдал их на войне. Достоверность была безукоризненной. Психиатр поверил. И меня положили на обследование и лечение. Общая палата. Пижама. Четыре человека. Хороший сервис. Успокоительные и антидепрессанты два раза в день. Трёхразовое питание и прогулки. Возможность пользоваться больничной библиотекой. Я стал на шаг ближе к реализации своего коварного плана – убить Буфона.

Невменяемые преступники находились в соседнем крыле здания под более усиленной охраной. Но их тоже под конвоем и в наручниках всё-таки выводили на прогулку во двор. Место прогулки для них было огорожено. Можно было спокойно наблюдать за этими преступниками во дворе. Гораздо сложнее было придумать, как же мне получить доступ к телу Буфона, желательно ещё в одиночестве и ночью. Похоже, придётся вспоминать свои навыки владения отмычкой.

Первый день на прогулке. Я сидел на скамейке с журналом «Hot Rod» и старательно делал беспечный вид отдыхающего сумасшедшего, который наслаждается видом масл-каров и свежим воздухом одновременно. На самом деле я отчаянно косил глаза в сторону огороженной зоны прогулки для невменяемых негодяев. И вот вышел он, Буфон Сонриенте. Его внешность нельзя не узнать. Огонь волос издали бросался в глаза. Боже, он даже был без наручников, хотя все остальные из его отделения были скованы и по рукам, и по ногам. Как так?!

– Ооо, какие люди! – вскричал Буфон. – Мистер Донован, идите же ко мне, а то все глаза скосите, потом болеть будут!

Заметил меня и узнал. Надо же. И даже не удивлён. Как будто ожидал. Я не стал глупо делать вид, что не слышу его или что я вовсе не Донован, а ему лишь показалось. Поздно прятать личину после раскрытия.

Я подошёл к сетке.

– Буфон Сонриенте, серийный убийца и маньяк! Хорошо тебе и комфортно здесь, да, паскуда?

Буфон растянул свою раскрашенную улыбку.

– Фи, Донован, к чему все эти оскорбления? Ты же знаешь мою историю. Я честно заплатил за лицензию на охоту. В лицензии чётко было прописано количество – двадцать семь особей настоящих людей Homo Sapiens, без вкраплений чужеродной иной крови и чужих эйдосов.

– К чему весь этот бред и обман, Буфон? Чтобы уйти от заслуженного наказания.

– Ты забываешь, что я всё же бог обмана, – маньяк откровенно смеялся. – И наказание я заслужил лишь с точки зрения человеческого правосудия, которое для меня ничто. У меня нет человеческих линей судьбы, нет отпечатков пальцев. Ведь я – не человек.

– Да! Ты не человек, ты – дьявольское отродье! Но ты не уйдёшь от наказания, я тебе обещаю, – вспылил я.

Тут Буфон приподнял руку и сделал лёгкий жест в сторону. Охранник со стеклянным взглядом подошёл и открыл небольшую калитку в огороженном сетчатом заборе. Вертухай был, словно под гипнозом. Буфон спокойно вышел ко мне поближе. Вдохнул полной грудью:

– Вот он какой, воздух свободы! – и дико засмеялся. – Ха-ха! Донован, ты всё хочешь поиграть, я смотрю. Нуу, я тоже люблю игры. Но мне кажется, ты всё никак не хочешь вспомнить и понять правила игры. Пойми, Фокс, я – смеющийся бог обмана Тхонг-Фагн, я шут, и я здесь играю. Такой своеобразный отпуск-охота. Сафари, как это называют на Земле. Да и ты здесь не местный, так-то, просто не помнишь.

– О чём ты говоришь?! – гневно недоумевал я. – Кто ты, чёрт возьми?!

– Мда, всё-таки человеческий мозг как компьютер довольно ограничен. Я тебе только что сказал, кто я. Ты меня схватил, потому что так я играю. Здесь в определённых пределах я устанавливаю условия и правила игры. И я так захотел. Таков опцион в моей купленной лицензии, часть сервиса. Сейчас я «съел» дозволенную мне часть добычи. Принёс этих людей в жертву самому себе. И можно уходить. Недолго осталось, отпуск заканчивается, пора возвращаться. Ещё немножко поиграю и всё. Кстати, штрудель на десерт здесь просто великолепный, не ожидал, – Буфон снова заливисто рассмеялся.

– Я убью тебя, дьявольское отродье! Я обещаю! – рыча, пообещал я.

– Ну-ну! Буду тебя ждать, Донован Фокс. Запомни: камера номер двадцать семь в моём крыле. Быстрее найдёшь, – ответил маньяк и снова зашёл в огороженную территорию.

Охранник с отсутствующим взглядом запер калитку. После чего пришёл в себя и недоумённо уставился на ключи в руке, тщетно пытаясь понять, зачем и для чего он их доставал.

***

С убийством Буфона я решил не откладывать в долгий ящик. И напасть на него той же ночью. Наше отделение в это время охранялось очень слабо. Ночной сторож по обычаю старательно храпел. Выйти из отделения, вскрыв замок с помощью украденных скрепки и кухонного ножа, не представило для меня большой сложности. Ползком я добрался ближе ко входу в соседнее отделение. Вот здесь задача посложнее. Закрытая дверь. За ней вооружённый охранник. Сегодня смена Викерса. Такой замок просто не открыть. Да и риск есть после нарваться на пулю или на удар шокера. Надо проявить смекалку.

Сначала я подполз и начал периодически кидать мелкие камешки в дверь. Викерс достал ствол, насторожился, прижался глазом к щели в железной двери. Но дверь не открывал. Я ещё метнул несколько камушков в надежде, что это заинтересует охранника, и он откроет дверь. Бесполезно. Оставался ещё один вариант. Я подполз к двери сбоку, чтобы не мешать открытию и начал жалобно звать:

– Мистер Викерс, помогите! Мистер Викерс! Я ранен…

– Кто здесь? Я сейчас нажму сигнал тревоги!

– Это Донован Фокс, я из соседнего отделения. О боже, у меня кровь, Мистер Викерс, помогите… – сыграл я ослабшим голосом.

То ли жалость, то ли интерес и любопытство, то ли желание почувствовать себя героем заставили Викерса отворить дверь. И зря. Туда тут же полетел увесистый булыжник, который я не зря припас и спрятал под ближайшей скамейкой. Бинго! Точно в голову. Викерс упал без сознания, как подкошенный. И пистолет в руке не помог. А мне вот пригодится. Не зря я в армии тренировался метать гранаты и на точность и на дальность.

Я встал, забрал пистолет у неудачливого охранника, взял с его пояса большую связку ключей с номерками и скорее побежал к палате с цифрой двадцать семь на двери. Неизвестно, надолго ли отключился Викерс. Но первое, что он сделает при пробуждении – нажмёт сигнал тревоги. А связывать его нет желания и времени.

Я довольно быстро добежал до двадцать седьмой комнаты. Нашёл нужный ключ, сунул в скважину, отворил… Взял пистолет наизготовку, готовый стрелять и привести, наконец, настоящее Правосудие в исполнение.

Буфон сидел в кресле и смотрел на меня. Явно меня ждал.

– Доброй ночи, Донован! – улыбался маньяк. – Я уже заждался.

– Недолго тебе осталось ждать, да и жить, тварь! – навёл я ствол на Буфона.

– Опять эти нелепые игры, шериф. Ты забываешь, что я здесь устанавливаю правила. Я не умру от пули. Я уйду из этого мира самовольно, когда захочу. И это будет вполне скоро. Но сначала сделаю тебе прощальный подарок. А то ты какой-то деревянный.

Я всё никак не мог понять, о чём говорит маньяк.

Буфон Сонриенте щёлкнул пальцами, и я понял, что не могу пошевелить ни единым мускулом, ни какой-либо конечностью, не могу даже моргнуть.

– Ну вот, от излишнего шума мы избавились, – сказал Буфон, – теперь перейдём к твоей памяти. Ты, Донован Фокс, здесь в тюрьме. В теле Донована Фокса, в этой жизни, на этой планете. И вот как раз ты отбываешь здесь свой заслуженный срок, Ан-Ри-Ар-Кай, древний ящер из расы н’гангри. Ты помещён в это тело на срок этой жизни за совершённое тобой преступление.

Мои глаза выражали полное недоумение.

– Да, пока ты не помнишь. Хорошо. Я исправлю это, – с этими словами Буфон дотронулся двумя пальцами до моих висков.

Меня пронзила молния. И открылась мне память многих тысяч лет прошлых воплощений. И я вспомнил себя. Я командор разведгруппы Ан-Ри-Ар-Кай помещён в тюрьму в эту примитивную расу на этой примитивной планете. Я бесшумно взвыл.

– Да, командор, я знаю, это больно. Больно вспомнить, кто ты и где ты сейчас. И больно осознавать, что тебе ещё немало лет осталось мотать свой срок здесь, в теле человека. Добавлю тебе изюминку на торте: ты ещё и из этой психбольницы не выйдешь, – тут Буфон, или точнее сказать, древний бог Тхонг-Фагн зашёлся в смехе, пока не начал икать. – Уфф, насмешил, Донован. В общем, так. Я вскорости покину эту планету. А тебе счастливо оставаться с моим подарком. Наслаждайся больничным штруделем. Это одно из немногих приятностей данного госпиталя. Сейчас ты пойдёшь обратно в свою палату и ляжешь спать. Охранник не вспомнит о происшествии – не хочу лишнего шума. Прощай!

Я, как сомнамбула или зомби, развернулся и пошёл к выходу. Тело моё не подчинялось мне. Дошёл я до по-прежнему лежащего в беспамятстве Викерса, положил рядом с ним ключи и пистолет. Выходя, закрыл дверь, и дошёл до своей палаты, лёг и провалился в сон.

На следующее утро, когда я проснулся, новость уже облетела весь госпиталь: Буфон Сонриенте, обвиняемый в убийстве двадцати шести жертв, умер. Причины смерти неизвестны. Просто умер. Остановилось сердце. Без следов насильственной смерти.

А я каждый миг ощущал теперь адскую боль бытия. Одно дело, когда я был просто шериф Донован Фокс, знающий свою службу, имеющий простые и понятные человеческие цели, свои небольшие прихоти и желания. И другое дело – иметь в себе память тысяч лет, помнить возможности и власть командора разведгруппы из расы древних ящеров н'гангри. Эта память ежесекундно причиняла мучительную боль.

Тут дополнительно пришёл подарочек от Буфона. Меня вызвал заведующий отделением. Порасспрашивал меня про моё состояние, спросил, кто я и как здесь оказался. Я ответил, что я шериф Донован Фокс, который три недели назад лёг сюда на психиатрическое обследование. И уже чувствую себя лучше. Вполне возможно, что скоро буду в состоянии вернуться к своей службе. Про себя я подумал, что дальше здесь лежать точно нет смысла, поскольку Буфон мёртв.

– Да, вы действительно Донован Фокс, – начал доктор. – Только вот вы никогда не были шерифом. После войны вы проработали десять лет в полицейском спецназе в Нью-Йорке, потом действительно устроились помощником шерифа в Ковингтоне. Но уже в первый же месяц вас начали накрывать буйные приступы, когда вы могли выхватить заряженное оружие и начать стрелять в воображаемых арабов и наркоторговцев. Вследствие чего вас насильно и доставили сюда, поместили на лечение.

– Какого чёрта вы несёте, доктор? Разве вы не помните, как всего три недели назад я прибыл сюда! Всего три недели! – вскипел я.

– Увы, больной Донован. Вы находитесь здесь уже почти семнадцать лет. Без заметных улучшений в своей памяти и восприятии. Взгляните.

Доктор в доказательство бросил на стол ближе ко мне огромную папку.

– Ваша история болезни за семнадцать лет, – пояснил психиатр.