Путь чернокнижника

– Пойдёшь ровно на север, тут не должен заплутать. Там поначалу земляная накатанная дорога идёт, где телеги ездят, потом чуть вправо широкая тропа. По ней и двигай. Пару подлесков, потом один небольшой лесок, после которого горная возвышенность, обогнёшь по подножию, там и упрёшься в село Гарах, – объяснила мне дорогу ведающая мать. – Небо уже начинает сереть, через час будет восход. Коли поторопишься, то успеешь до села сразу после заката.

– Моя вам огромная благодарность, Матушка. Спасибо за всё.

Я было развернулся и собрался уходить, но всё же рискнул задать вопрос, который засел внутри занозой и зудел, потому что другого случая спросить могло и не представиться.

– Матушка Каракош, скажите, пожалуйста, а почему у вас в своём доме и собаки нет? Вдруг, воришки какие? А то и просто детвора-хулиганьё за яблоками залезет? Собака как-никак отпугнет.

Матушка улыбнулась:

– Да кто ж к ведьме сунется? Меня в деревне все знают. Это первая защита. А вторая защита – овинник и домовой, что двор и дом стерегут от гостей непрошенных, как во плоти, так и без. Меня предупреждают при надобности. Третья защита – мой помощничек Басилевс. Этот кот непростой, он много чего умеет и могёт. А четвертая защита – словеса обережные, что надежным тыном ограждают поместье. К чему ещё собака?

– Ого… – только и смог я прошептать.

– Собака – страж порога, – поясняла знахарка. – Она своим присутствием магии мешает да тонким энергиям затрудняет проход на физический план. Колдовству своим лаем гадит невпопад. Котейка – другое дело. Кошка – проводник между мирами. Посему человеку знания собака ни к чему. Вот тебе одна из тонкостей нашего ремесла. Многому ещё предстоит научиться. А теперь ступай. Удачи и света тебе на пути!

Я поклонился Матушке и вышел за околицу.

***

Шёл я прямиком на север по широкой двухколейной земляной дороге посреди полей, которые чередовались участками с дикорастущей травой и с ячменем и пшеницей. Как и сказала ведунья, через несколько часов ходу накатанная для телеги широкая дорога уходила чуть влево, а правее продолжалась довольно свободная для пешего ходока тропа. И натоптана она была плотно. Видимо, её довольно часто использовали жители соседних деревень.

Ещё немного пройдя по тропинке, я решил перевести дух и сделать маленький привал. Сел прямо в густую траву и осмотрел своё богатство. Так, полбуханки хлеба, что пекла мама, осталось ещё из дома. Его надо съесть в первую очередь. Каравай от матушки Каракош, совсем свежий и невероятно душистый. Бурдюк с запасом воды чуть больше половины и маленький перочинный ножичек, моё детское сокровище, которым я настрогал немало веток для самодельных удочек. Ножик я захватил – и на всякий случай, и просто было жаль расставаться с прикипевшим сердцу инструментом. Царский золотой от отца я предусмотрительно и бережно носил во внутреннем миниатюрном кармане полукафтана, откуда его можно было достать с немалым усилием.

Вот и сейчас я оглянулся вокруг, убедился в отсутствии какой-либо живой души и, сопя и высунув язык, с трудом выковырял золотой из своего тайника. Золотые пять рублей Николая Второго. Полюбовался на игру света на драгоценном металле, на двуглавого орла, на профиль государя, который ныне здравствовал и правил. Монета, подаренная отцом, вновь всколыхнула тоску по родному дому. Я чуть не заплакал, но быстро взял себя в руки, поскорее спрятал монету, вскочил и помчался прочь от грустных мыслей и воспоминаний, словно одному лишь встречному ветру было под силу развеять тоску, внезапно охватившую мою душу.

Колесо года плавно завершало лето, но днём всё ещё было жарковато в полукафтане, особенно если мчишься во весь опор. Всю дорогу, конечно, бежать я не собирался. Потеть не хотелось, да и силы экономнее расходуются в пешем ходе, поэтому довольно скоро я перешел с бега на шаг. Идти я старался всё равно быстро, не желая встретить и провести ночь в поле или в лесу.

Прошёл один подлесок, другой. Постепенно дошёл до леса, края которого по обе стороны терялись далеко в горизонте. Ели и сосны темнели, маня прохладой и в то же время слегка настораживая. Лес был чужой и незнакомый.

– Тропа прямая, выведет к подножию горы, а там и до села совсем недалече, – успокоил я сам себя, выдохнул и шагнул в лес.

Время стояло уже послеобеденное, солнце ускоряло свой бег к закату. Я торопился и бодро шагал по проложенной тропинке. В лесу и вправду было прохладнее, лучи солнца еле-еле пробивались своими бликами сквозь густую хвойную крону. И вот тут я наткнулся на развилку. Растерянно остановился. Ведунья ничего о ней не говорила, вперёд должна была идти только одна дорога. А сейчас я явственно наблюдал перед собой распутье: влево уходила маленькая узенькая тропинка, а чуть правее под острым углом к первой шла прежняя хорошо утрамбованная широкая тропа. «Потому знахарка и не упоминала про распутье, потому что широкая тропа идёт одна», – логично предположил я и смело зашагал по правому пути.

Не знаю, сколько времени я брёл, но солнце опустилось ещё ниже, и в лесу сгустились сумерки. Тропа, к моему ужасу, начала сперва сужаться, а потом и вовсе исчезла, а под ногами смачно зачавкала почва, тревожно намекая на возможную топь впереди. Что делать? Куда идти? Возвращаться назад по тропе до развилки? Тогда мне точно придётся ночевать в лесу, а такая перспектива лишь усиливала мою и без того нарастающую панику, потому что как-то нужно будет спать, а в незнакомом диком лесу всегда есть шанс нарваться на волка, медведя или того же секача. Или попробовать обойти предполагаемое болото по кромке?

Я задумался, включил логику: узкая тропинка шла влево вперёд под острым углом к моей широкой тропе, если я пойду ровно влево по прямой, то есть шанс, что вектор моего направления пересечется с маленькой тропинкой. Так я и сделал.

Идти становилось все сложнее. Между хвойными исполинами каким-то чудом умудрялись плотно и густо расти мелкие кустарники и мелкие лиственные деревца. Их ветки больно хлестали, мешая передвижению, паутина с ветвей то и дело цеплялась мне на лицо, лезла в глаза и рот. А между тем, сумерки сгущались все сильнее и сильнее. Я уже с трудом различал силуэт своих ладоней. Казалось, что лес в одночасье стал зловещим: отовсюду доносился скрип, шорох, из стороны в стороны раскачивались великаны, где-то хлопала крыльями и ухала сова, начали раздаваться голоса обитателей леса, которых я вообще никогда не слышал.

Отчаянье медленно, но верно разрасталось в моей душе. Настал момент, когда я осознал, что окончательно сбился с пути и заблудился и что мне придётся здесь ночевать. А рядом лишь голоствольные сосны и ели, чьи нижние ветви давно осыпались из-за вечной нехватки света в теневом ярусе леса. То есть подходящих больших раскидистых ветвей, где можно более-менее безопасно провести ночь и даже подремать, однозначно не предвиделось.

Я упорно не хотел сдаваться. Интуиция подсказывала мне, что дело здесь нечистое. Не могла тропа так заплутать. И если даже произошло раздвоение тропы, то я уже должен был, по моим расчётам, выйти вновь на прежнее направление, на маленькую узкую тропу.

Осталось вспомнить уроки моей любимой наникэй. Я опустился на колени возле дерева, успокоился. Достал каравай ведуньи. Пусть будет весь каравай, пусть будет большая для меня жертва. Положил каравай под дерево. Закрыл глаза и начал взывать:

– Дедушка лесовик, сёстры берегини[14 - Берегини – в славянской мифологии женские духи, чаще выступали с защитной функцией, но не всегда. Обитали на природе.], взываю к вам! Леший, хозяин леса набольший, вот тебе каравай, вот тебе мой поклон! Выведи меня из леса, не губи, отпусти!

Я совершил глубокий поклон, коснувшись лбом ковра из опавших листьев и хвои. Встал, не открывая глаз, максимально расслабился и отключил логику. Мне послышался вдох и выдох леса. Открыл глаза и пошёл, куда они глядят. Хотя это было сказано с натяжкой, потому что к этому времени густые сумерки, окунающиеся в темень ночи, уже не позволяли что-либо с точностью рассмотреть. Шёл я, откинув разумное мышление, с пустой головой, шёл туда, куда меня вели. А повело меня сначала левее, а потом правее и ещё резко правее. И вскоре я вышел из леса прямо к тропинке, ведущей дальше по полю. Чуть поодаль впереди в свете звёзд виднелась невысокая гора. Я вышел, куда надо. Обернулся, низко поклонился, поблагодарил ещё раз дедушку лесовика.

Тут, на опушке леса, росла большая раскидистая сосна. Сородичи не мешали ей расти вверх и вширь, потому она свободно развесила свою густую и мощную крону во все стороны. Толстые ветви наверху могли подойти для обустройства ночлега. После всех блужданий я уже достаточно устал и решил переночевать здесь. С этими мыслями я полез вверх по древу. Благо, низко растущие ветви этому способствовали. Поднявшись ближе к верхушке, я обнаружил прочную развилку из трёх ветвей, где вполне удобно устроился. Удобно, насколько это было возможно: одна нога у меня свободно свисала, а сам я застыл в полулежачем-полусидячем положении. Но и этому я был рад. Мысленно поблагодарив богов за благополучный исход, я наскоро доел остатки хлеба и провалился в сон.

***

Разбудила меня жгучая боль на щеке, по которой я инстинктивно спросонья и шлёпнул, добавив себе очередную порцию боли. Слепень, паразит! Успел улететь. Но продолжал жужжать неподалеку, не теряя надежду полакомиться свежатинкой.

Солнце уже встало и медленно поднималось всё выше над горизонтом. С трудом расправляя затёкшие чресла, что окаменели за ночь сна в неудобном положении, я спустился по веткам вниз. Помахал руками и ногами, принудительно разгоняя кровь по жилам. Через пару минут появилась бодрость, и я был готов к продолжению своего путешествия.

Вон чуть впереди гора, обойду её по низу слева, а там должно быть и поселение Гарах, если матушка Каракош всё верно описала. Нужно было поторопиться. Уже хотелось есть, а ничего из провизии не осталось. Несколько глотков воды из бурдюка наполнили желудок, но сытости не прибавили. Скорым ходом я направился к цели своего поиска – к обретению Учителя.

Путь от опушки леса до деревни, где должен обитать мастер Сербаз, даже быстрым шагом занял почти четыре часа. Когда я поравнялся с первым домом, в животе моём довольно звонко урчало от голода. Да и бурдюк с водой пора было наполнять.

Чуть впереди три пацана лет восьми гоняли палками старое колесо от телеги. Увидев меня, они на миг приостановились в заинтересованности – увидели новое лицо – а потом продолжили свою забаву.

– Ребята, – обратился я к детворе, – не подскажете, где живёт мастер Сербаз?

Мальчишки остановились

– Это колдун который? – спросил из один них, видимо, самый бойкий.

– Да, который колдун, – подтвердил я.

– Во-он там, чуть правее, в самом чёрном доме, – сказал один из детей, протягивая руку в сторону дальних домов.

– Как и его душа, – рычащим загробным шёпотом сказал другой. И вот они все трое уже стоят и смеются над остроумной на их взгляд шуткой. Ну что взять с детей?

– Спасибо большое, – махнул я рукой и пошагал в указанном направлении.

Хоть в этот раз не пришлось идти до противоположного конца деревни. Дом Сербаза был в черте поселения, но как-то немного в стороне. Издали он выделялся на фоне обычно светлых или пёстрых зданий своим чёрным окрасом: и забор, и дом были выкрашены в тёмно-серо-чёрный цвет.

Я очень надеялся обрести в этом доме долговременное пристанище и найти Учителя в лице мастера Сербаза. «А может быть, меня там ещё и покормят», – внутренним голосом отозвался желудок. Хоть я и не позволял себе унывать, но глубоко в душе мысли о моём статусе сироты терзали меня. Назад мне дороги не было, только вперёд. Я верил словам бабушки, и должен был найти ведущего меня по пути магии.

Подойдя к ограде дома, я постучал в калитку. Не услышав привычного при появлении чужака у ворот собачьего лая, я внутренне самодовольно усмехнулся, чувствуя себя причастным к великой магии: теперь-то я знаю, почему у колдунов нет собак во дворе.

Через пару минут дверь отворил молодой парень. Судя по виду, на пару лет старше меня. В отличие от моего девственно чистого лица, у него над верхней губой уже виднелись редкие черные усики.

– Тебе чего? – нахмурился парень.

– Я к мастеру Сербазу.

– Зачем он тебе? Какой у тебя вопрос?

– У меня важный разговор к нему, подробностей тебе говорить не буду! – насупился я.

– Кто там, Ильхам? – донесся голос из открытой в дом двери.

– Какой-то парень. Говорит, что важный разговор к вам.

– Пусть проходит!