Повседневная жизнь языческой Руси

Справиться с ведьмами пытались, преградив им путь на пространственных границах. Прежде всего, прибегали к оберегам: втыкали в свои ворота метлы или зубья от бороны, острые концы которых должны были остановить ведьму. В двери дома и хлева втыкали крапиву, осиновые ветки, колючие растения. Порог защищали, положив на него режущие предметы (нож, топор, косу). Другим распространенным средством считалось проведение магического круга вокруг дома, хлева, амбара. Подобные круги делали косой, обсыпали магическую черту маком, очерчивали мелом.

Защитив от ведьм «свое» пространство, люди старались защитить и свое тело, особенно при выходе из дома. Они носили при себе иголки, воткнув их в одежду; или носили при себе полынь. А чтобы защитить скот, его либо не выпускали в опасное время со двора, либо вешали на рога обереги, смазывали отгонными средствами (медвежьим салом, жабьим жиром), в крайнем случае просто привязывали к рогам или копытам красные нити. Чтобы опознать корову, принадлежащую ведьме, нужно перетянуть красной нитку дорогу, по которой скот идет на пастбище, тогда ведьмина корова повернет назад, не сможет преодолеть это препятствие.

Для обнаружения ведьм проводили так называемые «испытания» водой или огнем. В первом случае связанную женщину бросали в воду, если она тонула, значит, нет в ней ведьмарства, если не тонула – значит, ведьма. На Владимирщине, чтобы выявить ведьм, заставляли всех женщин села пройти через живой огонь: ту, которая отказывалась, объявляли ведьмой.

Языческие верования включали в себя веру в самые разные явления: «И мнози человеци неразумьем веруют в сон, и в встречю, и в полаз, и в птичий грай, и загадки загадывают»[52 - Акты исторические, собранные и изданные Археографической комиссией. Т. IV. СПб., 1842. С. 125.]. В Средневековье существовали специальные гадательные книги: «Волховник» как бы обобщал все виды гаданий, «Куроглашенник» – книга гаданий по петушиному крику, «Ухозвон» – по звону в ушах, «Громовник» – по грому, «Окомиг» – по миганию глаз, «Воронограй» – по крику птиц, «Сонник» – по снам. Гадание по приметам и встречам с кем-то или с чем-то обозначалось словом «кобь» и приравнивалось к ереси: «Злые ереси… коби бесовские». Античную богиню судьбы (Фортуну или Тихе) на Руси именовали «кобь римская». Чревовещание также приравнивалось к колдовству, называлось оно «локание» и преследовалось битьем камнями до смерти.

В Требнике XVI века перечислялись прегрешения, за которые накладывалась епитимья: «Согреших в волховании, и в кобении, и в плясании, и во всех играх бесовских»[53 - Требник // Рукописи Библиотеки Академии наук. № 72. Л. 54 об.]. Особенно православная церковь осуждала нанесение ножом порезов на своем теле во время исполнения языческих обрядов: «Краючеся ножи до крове и исполняют капища кровью…»[54 - ПСРЛ. Т. 1. С. 21.]

Чародеями, «балиями», называли тех, кто «бесов призыванием заклинает… и наговоры творит»[55 - Алфавит // Рукописи Библиотеки Академии наук. № 33. 9. 1. Л. 104 об.]. При ворожении использовали самые разные предметы: кости, монеты, внутренности животных и птиц и многое другое. Многие церковные поучения призывали русский народ не обращаться к волхвам, не «смотреть кобования и не вопрошати мертвых вохвований»[56 - Русский Хронограф редакции 1512 года // ПСРЛ. Т. 22. Ч. 1. СПб., 1911. С. 85.]. «Мечетники» – ясновидцы, предсказатели, чародеи и кудесники – объявлялись колдунами, насылающими «мечты» – наваждения и «забобоны» – суеверия. Автор «Домостроя» в XVI веке умолял своих читателей не призывать к себе всех перечисленных выше «мечетников всяких» и не поддаваться их чарам.

Одним из мощнейших средств «обороны» от злых сил были обереги. Археологи находят множество разнообразных оберегов: медвежьи клыки, изготовленные из бронзы и датируемые X веком, топорики (большое число их найдено в Смоленской и Брянской областях), лунницы – широкорогие, узкогорлые, круторогие, вставленные в круг в прорезной подвеске, привески в виде круга, внутри которого некое зооморфное существо: две птицы, головка быка с рогами, две скрученные змеи, ключи, костяная ложечка и многое другое.

Язычники считали, что постоянно живут рядом с нечистой силой, которую надо либо отогнать, либо «перетянуть на свою сторону», сделать своим союзником и помощником. В этом смысле летописное выражение, что славяне «поклонялись упырям и берегыням», соответствует действительности, потому что народные рецепты взаимоотношений с нечистой силой включали задабривание, жертвоприношение и поклонение. Как указывалось в Псковской летописи под 1570 годом, «руские люди прелестни и падки на волхование»[57 - Псковские летописи. Вып. 2. М., 1955. С. 262.]. Народный пантеон языческих божеств резко отличался от описанного монахом Нестором официального пантеона князя Владимира.

Для поклонения языческим богам не нужно было строить особые сооружения типа христианских храмов. Культовые места располагались где угодно – таковыми были природные урочища, рощи, деревья, камни (особенно камни-следовики), источники. В культовых местах молили обо всем на свете – о дожде, о приплоде скота, о здоровье, урожае и о многом другом. Люди оставляли в этих местах свои жертвоприношения (обетные ткани, деньги), а уносили щепки, кору, камешки, воск, воду. В этих местах искали клады. О них слагали легенды, в которых появлялись мифологические персонажи, священные предметы, происходило исцеление от болезней. Эти места до сих пор помечены христианскими крестами, которые, вопреки всему, подчеркивают вторичность христианства по отношению к язычеству.

Человек

Какое же место в этом сложном, насыщенном самыми разными божествами и силами мире отводилось простому смертному? Что он мог противопоставить этим силам, чтобы защитить себя, обезопасить, улучшить свою жизнь? Оказывается, очень многое.

Человек попадал в ряд «микрокосмов», куда входили любые объекты живой и неживой природы, как бы копировавшие «макрокосм» – мир в уменьшенном многократно размере, но совпадающие с ним по своим основным функциям и характеристикам. При этом совершенно закономерно люди наделяли окружающие их предметы антропоморфными чертами, считая их себе подобными организмами. Показательно в этом смысле наделение мирового древа и дерева как такового вообще человеческими чертами.

Дерево имеет главу (крону), тулово (ствол), руки (ветви) и ноги (корни). По наблюдениям исследователей, в русском фольклоре неоднократны уподобления ветвей березы детям в семье или девичьим косам, корня дерева – отцу семейства, листа клена – человеческой ладони с пятью пальцами. Вся жизнь человека могла описываться как жизнь дерева: рождение соотносилось с посадкой дерева, младенчество и юность – с ростом, деторождение – с плодоношением, болезнь – с усыханием дерева. Чаще всего больной человек напоминал «гнилое дерево», покойник – «сухое дерево», женщина, не имеющая детей, – «бесплодное дерево». Если гибли деревья, то язычники считали это приметой близкой смерти: когда деревья вырывали с корнем, это означало, что умрут старики, а когда гибли молодые деревца, – что умрут молодые люди. Получается, что в сознании древних славян человек и дерево как бы взаимозаменяемы. Мировое древо было в чем-то сродни первочеловеку, оно стало своеобразным телесным скелетом-структурой, удерживающим мир в рамках телесной формы. Простые земные деревья уподоблялись и перводереву, а через него и первочеловеку, а также человеку вообще.

Взаимозаменяемость человека как микрокосма с любым другим человеком или животным, птицей, растением, предметом, природным явлением, вещью обусловила веру в оборотничество. Человек мог обернуться, то есть превратиться, во что угодно по своей или чужой воле, колдовству, сглазу, насланной порче, заговору или проклятию. Также и покойники, духи, черти, колдуны, ведьмы и мифические существа могли являться в виде разнообразных оборотней. Былины и сказки наполнены персонажами, легко изменяющими свое тело и вид. Так, в былинах о Волхе Всеславьевиче он предстает мастером оборотничества, легко трансформируясь то в серого волка, то в сокола, то в «мурашку». В волшебных сказках не только мифические персонажи, но и простые люди способны и обучены искусству превращения-оборотничества. Самым популярным оборотнем в русском фольклоре был волколак, то есть человек, становящийся волком. Существовали типологические ряды превращений, предпочитаемые лешими, водяными, ведьмами и другой нечистой силой. Лешие, например, любили оборачиваться пнем, болотной кочкой, белым мхом, грибом, старой елью. Водяные предпочитали для своего превращения водоплавающих птиц и рыб. Ведьмы превращались чаще всего в птиц, коров, свиней, кошек, собак, жаб, лягушек и змей, в колеса от телеги, клубок ниток, веретено, иголку, стог сена. Причем ведьмы считались самыми искусными оборотнями, потому что могли до двенадцати раз в минуту поменять свой внешний вид, а затем снова становились обычными женщинами.

Особенно распространенным временем и местом для оборотничества у русских считалась свадьба, во время которой на невесту, жениха, гостей насылалась порча – мужчины становились волками, женщины сороками, невеста кукушкой[58 - Афанасьев А. Н. Поэтические воззрения славян на природу. Т. 3. С. 551.]. Также очень популярным был сюжет о змее-искусителе, принимающем облик красавца, соблазняющего женщин.

Большой «оборотнической» силой обладали границы, в особенности временные. Общеизвестно, что именно в полнолуние совершался переход людей, часто против своей воли, в шкуры волков, медведей и других животных. Имелся и перечень способов, с помощью которых можно было уже по своей воле перейти в другое состояние. Этот перечень снова отсылает нас к значимости границ в мировосприятии язычников. Они должны были преодолеть какое-то препятствие, совершить переход, удариться о землю, сделать кувырок через голову, многократное вращение вокруг себя и т. п. Часто эти действия дополнялись специальными заклинаниями, восклицаниями, словами.

Невольные оборотни, поменявшие свое обличье по чужой воле, оказывались в самом незавидном положении, так как с большим трудом могли самостоятельно вернуть себе человеческий облик. Достигалось это опять-таки с пересечением какой-либо границы, пространственной или временной. К примеру, невольному оборотню надо было перескочить через плетень, кто-то должен был ударить его сухим прутом или накормить особой едой и пр. Также можно было дождаться срока окончания проклятия (начиная с девяти дней и до одного года либо трех, семи, девяти, двенадцати лет). Но бывали и очень длительные сроки действия проклятий. Младенец, проклятый своими родителями, мог превратиться в полено и пролежать в колыбели в таком виде до вступления в брак. Любовь другого человека к несчастному оборотню считалась самым действенным способом снятия проклятия. Однако колдуны могли натравить одного созданного ими оборотня на другого, опять-таки созданного ими; последние могли даже уничтожить друг друга.

Сказочное оборотничество, широко известное по русским волшебным сказкам, показывает ту легкость, с которой герои превращаются в самые разные существа и предметы, пытаясь догнать друг друга, обмануть, наказать или уничтожить. А эта легкость, в свою очередь, говорит нам о вере язычников во всеединство мира и взаимозаменяемость составляющих его элементов.

В этой ситуации постоянной угрозы потерять свое тело, внешность, голос и все остальное язычники разработали мощнейший комплекс защитных мер. Прежде всего, им надо было оберегать границы своего тела, потому что любое нарушение этих границ вело к утрате цельности человека, а утрата цельности, в свой черед, означала утрату индивидуальности в полном объеме. Так, если человек терял слух, голос, руку, ногу и другие части тела, то все вокруг считали его уже совсем другим человеком, а может быть, и оборотнем. Границы телесной формы как бы очерчивали самого человека, и без них он утрачивал себя самого целиком, и порой безвозвратно. Поэтому мысль о защите своих телесных границ тревожила язычников постоянно. Откуда же взялись все эти границы-отверстия в теле человека, почему он не был создан без них?

В славянской мифологии, раскрывающей историю сотворения человека, перечислялись отверстия в его теле, через которые происходит контакт с «этим» и «тем» светом, с нечистой силой, покойниками и т. д. В «Повести временных лет» содержалось даже указание, что человек был создан волхвами. Ученые считают, что этот тезис восходит к учению богомилов о первочеловеке, в котором рассказывается, что Бог мылся в бане и утерся ветошью, сбросив после этого ее на землю; сатана же захотел из ветоши сделать человека и начал спорить об этом с Богом; в конце концов сатана создал тело человека, а Бог душу. В древнерусской народной традиции был распространен апокриф о сотворении Адама как первочеловека из восьми элементов: тело из земли (глины), кости из камней, кровь из морской воды, мысли из облаков, теплота тела из огня, дыхание из ветра, глаза из солнца, «свет от света». В продолжении этого апокрифа говорится, что когда Бог отошел от тела Адама за глазами, которые надо было взять от Солнца, сатана напакостил человеку и обмазал его тело нечистотами. По возвращении Бог очистил тело Адама, смешал эту грязь со слезами первочеловека и сотворил из этого собаку, велев ей охранять тело Адама. Сам же он отправился за дыханием для сотворенного тела, но пока он отсутствовал, дьявол палкой наделал в теле отверстия и запустил в него 70 болезней и напастей. В другом апокрифе Адам предстает великаном, после его кончины в его черепе могло уместиться 300 человек, но его гигантские размеры не уберегли его от болезней и контактов с нечистой силой. Конечно, это уже христианское сочинение, но основной посыл и принципы осмысления тела человека еще вполне языческие.

Помимо отверстий, сделанных дьяволом, имелись в теле человека и естественные отверстия: глаза, ноздри, рот, уши, ногти и т. д. Глаза и рот считались самыми значимыми «дырами» в теле человека, так как они были, так сказать, полифункциональны: через рот и глаза нечисть могла проникнуть в человека, но и человек при помощи голоса и взгляда мог повлиять на «этот» и «тот» свет. Уши, нос, ногти и прочие телесные границы человека таким сильным оружием не обладали, они только «впускали» в него «чужаков» разных мастей. Голос человека, кстати, также представал в виде некоего материального существа, которое можно было «перековать» (как в известной русской народной сказке «Волк и семеро козлят»).

Голос широко использовался в обрядах и ритуалах как действующее лицо, наделенное мистической силой, причем действие этой силы распространялось настолько далеко, насколько далеко доносился звук маркируемого, то есть намеренно громкого голоса. Чтобы увеличить площадь воздействия голоса, язычники поднимались на какую-либо возвышенность, поручали исполнение заклинания высоким людям или людям с особенно сильным, неординарным голосом. Громким голосом защищали посевы от тумана и града, пасущийся скот – от нападения зверей, дом – от приближения врагов. Русские обычаи описывают реакцию участников обрядов на изменение голоса того или иного человека. Так, если невеста вдруг охрипнет или потеряет голос во время свадьбы, то это предвещает близкую кончину одного из новобрачных. Такое отношение к утрате голоса объясняется противопоставлением голоса как признака жизни и молчания как символа смерти. Использование голоса в обрядовых песнях строго регламентировалось из-за опасения его воздействия на окружающих. Заговоры, произносимые громким голосом или шепотом, включавшие определенный набор слов и звуков, лучше всего демонстрируют веру древнерусских язычников в силу слова и голоса. Иногда голос считался вместилищем души человека, и если леший заберет голос, то это означает, что он забрал душу, а потому человек начнет слабеть и готовиться к отходу в мир иной.

Нечистая сила, по поверьям язычников, не обладала членораздельной речью, поэтому водяной, например, способен хохотать, ухать; русалки – издавать звуки типа «Уу-гу» или петь, полевой демон свистит и поет, леший также поет без слов, банник бормочет страшным голосом или храпит, домовой говорит глухим голосом, кикимора пищит и визжит и т. п.

Голос – это одна из ниточек, связывающих «этот» и «тот» свет. Услышав голос с того света, человек как бы получает сигнал о скорой смерти его самого или кого-то из его близких. Леший может «окликнуть» человека и увести на «тот» свет, поэтому не следует реагировать на послышавшийся голос и оглядываться. В лесу не надо кричать, а то леший отзовется. Домовой предупреждает о пожаре дома или другом несчастье, плача или издавая жалобные стоны. Если домовой молчит, то это к добру.

Таким образом, голос воспринимался нашими предками как нечто живое, «телесное», наделенное важными функциями и помогающее человеку в его контактах и воздействии на окружающий мир. С голосом тесно связано и имя, которое произносилось вслух. Именами наделялись люди, животные, птицы, растения, болезни, стихии, природные объекты, предметы и явления. Все вокруг воспринималось как некое тело-форма, и потому всему присваивалось имя собственное. В заклинаниях, гаданиях, заговорах, ритуалах надо было использовать эти имена собственные, громко их выкликая. К примеру, широкое распространение получили имена Иван-аист, дуб Александр, гад Яков, лихорадка Трясея, вода Ульяна и т. п.

Примерно те же функции выполнял и взгляд человека, такой же материальный, овеществленный объект, как и голос. Посылая взгляд на определенный предмет с заданной целью, человек использовал его с добрыми или злыми намерениями. Взгляд-призыв использовался в магии. Например, если невеста в доме жениха заглядывала в печь (имевшую «выход» в потусторонний мир), то взгляд этот расценивался как призыв нечистой силы, чтобы умертвить родителей жениха (хозяев дома), чтобы молодая жена осталась в доме мужа единственной хозяйкой. Взгляд-запрет, напротив, запирал границы от их нарушения нечистой силой. Так, после похорон надо было заглянуть в печь, чтобы покойник «не вернулся» в дом с того света.

Люди страшно боялись сглаза – порчи, насылаемой через «злой глаз». Сглазить можно было и через слово, даже через завистливую похвалу (эта порча называлась «урок»). Сглаз вызывал болезни, разлад в семье, бесплодие скота, неурожай, смерть. Обладали способностью сглазить люди необычные; считалось, что им два раза завязывали пупок при рождении, дважды начинали грудное вскармливание, поэтому у них была удвоенная сила взгляда и слова. Опознавали таких людей на Руси по черным, блестящим, глубоко посаженным глазам. Правда, сглазить могли и простые люди в «злой час», иногда даже невольно, не желая того. Более всего сглаза опасались люди в пограничном состоянии (беременные, роженицы, молодожены, дети). Люди, которых сглазили, начинали болеть, худеть, усыхать, испытывать головную боль, ломоту, тошноту. Очистить от сглаза могли знахари и колдуны. Но сначала им надо было определить, сглаз ли виновен в болезни человека. Для этого они бросали в воду три, семь или девять угольков, и если они шипели в воде, то человека сглазили, а если нет, то причина болезни была в чем-то ином. Очищение от сглаза происходило через умывание-обтирание, окуривание травами, через символическое «перерождение» (в особенности ребенка) либо символическое уничтожение болезни. Подробнее об этом будет сказано в дальнейшем.

Слух, как уже отмечалось, не обладал воздействием на окружающий мир, а считался только принимающим воздействия этого мира на человека. Из-за этого глухота врожденная считалась показателем испорченности человека, остальные такого человека опасались. А глухота внезапная или наступившая после болезни объяснялась вмешательством нечистой силы, сглазом, порчей, нарушением запретов. По наблюдениям этнографов, жители Владимирской губернии верили, что нельзя поворачиваться спиной к детской колыбели, потому что это вызовет глухоту у ребенка. Русские и украинцы в разных губерниях в XIX веке считали, что тот, кто сидит за столом в шапке, обязательно потеряет слух в наказание за это. Вернуть же утраченный слух можно было, послушав благовест под большим колоколом.

Остальные разрывы-отверстия в теле человека, как бы открывающие его границы для вмешательства внешних факторов, так или иначе охранялись, защищались, восстанавливались после явного нарушения. Все они могли привести к смерти, болезни, другим печальным последствиям. Иногда после нарушения телесных границ «исчезал» прежний человек и «появлялся» совсем другой. Ему часто давали новое имя, заново могли «знакомиться» с ним… Так, например, существовало поверье, что после того как девушка станет женщиной, ее тело изменится до такой степени, что она превратится в новое существо. Ее могли называть уже даже не ее именем, а по имени мужа, «женой такого-то», могли привести в дом ее же родителей «для знакомства».

Мельчайшими отверстиями в теле человека были ногти; ведь под них или из-под них в организм попадали или из организма выходили нечистая сила, болезни, душа умершего человека и пр.

О душе и взглядах на нее древнерусских язычников необходимо сказать отдельно и обстоятельно. Немецкий психолог В. Вунд предложил выделить особое понятие, характеризующее восприятие души на ранних стадиях развития человечества – «телесная душа». Она не отделима от тела человека и помещалась разными народами в кровь, глаза, почки, фаллос и другие органы[59 - Вунд В. Миф и религия / Пер. с нем. СПб., 1913.]. Впоследствии, на более поздних стадиях развития первобытного общества сложилось представление о «свободной душе», принимающей по-прежнему телесную форму, но уже отделяемую от тела человека: душа-дыхание, душа-тень и др. Душа предстает как бы двойником человека, его вторым «я» в образе маленького человечка с прозрачным тельцем, младенца с крылышками, птички, бабочки, дыма, пара, ветерка и т. п. Рождаясь вместе со своим хозяином-человеком, душа занимает место либо в голове, либо в сердце, груди, животе. Взрослеет человек, и вместе с ним растет его душа. Ее пищу составляет пар от еды, потребляемой человеком.

Этнолингвист С. М. Толстая выделила три «возраста»-состояния души человека при жизни и после смерти. Первая фаза существования души – «телесная», когда душа находится постоянно в теле человека. Вторая фаза – душа «на привязи», когда душа находится вне тела человека, но где-то рядом с ним. И третья фаза – «свободная душа» умершего человека, навсегда покинувшая его тело, оказавшаяся на том свете или скитающаяся между «этим» и «тем» светом. В последнем положении оказывались души так называемых «заложных покойников», грешников, некрещеных младенцев[60 - См.: Толстая С. М. Душа // Славянские древности. Т. 1. М., 1995. С. 162.]. Таким образом, отделяться от человека и покидать его тело душа может лишь при определенных условиях: во время сна, обмирания (обморока), летаргического сна и, наконец, смерти.

Когда умирает человек, то душа умирает как отдельное существо: ей устраивают отдельные проводы на тот свет; для этого ставят в изголовье умирающему чашу с чистой водой, чтобы душа могла омыться или обмыть свои крылышки. Существовали способы «пропускать» душу на тот свет: для этого расстегивали одежду, как бы открывая внешние границы человека; для этого же открывали окна и двери в доме, снимали печную заслонку, как бы открывая границы жилища. Умирающему всячески помогали отпустить душу: его кропили, обливали или поили «немой» водой (то есть водой, принесенной в дом при полном молчании) или водой, отжатой из земли с трех полей. Существовали и другие способы ускорить расставание души с телом. В крайнем случае, разбирали крышу дома, чтобы расширить пространство, соединяющее «этот» и «тот» свет. Последнее случалось крайне редко, только если умирающий мучился и не мог покинуть этот мир, не передав кому-то секрет своего ведовства, колдовства, знахарства и других потайных знаний. Удивительно другое: даже в двадцатом столетии подобные случаи разбора кровли дома для ускорения смертного часа и расставания с душой умирающего всё еще случались.

Отношение к душе «заложных покойников» (ведьм, колдунов, самоубийц и т. п.), грешников и некрещеных было крайне настороженным, так как их души представляли большую опасность для живых. Неупокоенная душа находится слишком близко от границ «этого» и «того» света; она все время «мается», не находя себе места, не может успокоиться и поэтому постоянно тревожит людей, требуя помощи, пугая, угрожая, вредя.

Душа наличествовала, по представлениям древних славян, не только у людей, но и у животных. Их душа-двойник находилась также в их теле. Особенно часто в фольклоре упоминалась душа аиста, потому что когда-то он был человеком и теперь принимает человечье обличье на зимовье. Представление о наличии души у деревьев, злаков, цветов и природных объектов (камней, рек, озер и т. д.) фиксировалось учеными крайне редко[61 - Виноградова Л. Н. Материальные и бестелесные формы существования души // Славянские этюды: Сборник к юбилею С. М. Толстой. М., 1999. С. 141–160; Никитина С. Е. Сердце и душа фольклорного человека // Образ человека в культуре и языке. М., 1999. С. 26–38.].

Таким образом, у славян не было анимизма, то есть наделения душой неживой природы; вернее, их анимизм был особого рода: так как душа представлялась маленьким телом внутри тела человека, то речь не шла о духе, вселяемом в предметы. Концепт духа возник вместе с библейской версией сотворения человека из глины и вложения в него души Богом. В языческом варианте возникал не дух, а тело, поэтому и душа мыслилась неким вторым, невидимым телом внутри человека.

При этом само видимое тело человека могло быть только одно, так как его повтор или удвоение (двойник) находится на «том» свете. Отсюда рождение близнецов, как удвоение тел, считалось опасным для окружающих ввиду вмешательства нечистой силы. Чтобы у близнецов не было общей судьбы, в особенности одновременной смерти, их «разделяли» по особому обряду. Двоедушество-двутелесность, как уже отмечалось, вселяло страх в окружающих, грозило столкновением с нечистой силой, с «тем» светом. Беременная женщина, как вынашивающая в себе второе тело, считалась нечистой, опасной, находящейся на границе. Ей не разрешалось участвовать в ряде обрядовых действий, и общение с ней строго регламентировалось.

Ведьмы и другие «двутелесники» обладали двумя телами вместо одного, что позволяло им существовать в двух местах одновременно. Представления о двойничестве наложили отпечаток и на число «два», и на негативное отношение к зеркалу и воде, отражавшим и как бы удваивавшим тела.

Сохранение своей телесной целостности – вот цель, которую преследовали язычники каждый день своей жизни. Что бы они ни делали, куда бы ни шли, с кем бы ни встречались, всегда и везде они осознанно или подсознательно оберегали себя от вторжения и воздействия внешних сил, в особенности нечистых сил и «того» света.

«Не петь курице петухом, не быть бабе мужиком»: мужское и женское начала

Дуальность мира и человека, деление всего окружающего на противоположности, вступающие в постоянную борьбу, накладывались и на толкование мужского и женского естества. Мужское начало дополнялось понятиями чистого, верхнего, правого, нечетного, в то время как женское начало, соответственно, соотносилось с нечистым, низким, левым, четным.

Оппозиции «верх – низ» и «чистое – нечистое» строились на восприятии человеческого тела: до пояса человека считали чистым, ниже пояса – нечистым. При этом верхнюю часть тела сравнивали с небом, а нижнюю – с землей: «Человек яко неба и земли подобие. От полу человека вышняя часть, яко небо, и паки от полу вниз его часть, аки земля»[62 - «Толкование нужнейших вещей» // Российский государственный архив древних актов. Ф. 188. № 1126. Л. 10 об.].

Хотя у многих славянских народов было поверье, что сначала мужчина и женщина были единым цельным человеком, но потом дьявол соблазнил женщину и образовались разнополые существа, стремящиеся к слиянию в одно целое, но все же женщина воспринималась как подначальная неполноценная личность. Женщина тяготела к низкому и нечистому: она прочно ассоциировалась с водной и земляной стихиями, вынашивала и рождала плод, вскармливала ребенка грудным молоком, напоминавшим о «быстрой воде», периодически выпускала из своего тела «нечистую» кровь (во время месячных женщинам не разрешалось печь хлеб, квасить капусту, работать в огороде). Встретить первой женщину после наступления нового календарного цикла считалось к несчастью, а мужчину – к удаче на весь год. Женщина ближе, чем мужчина, к «тому» свету – миру предков, поэтому колдовство и магия ей удаются лучше. Ее связь с чертом и нечистой силой отражена в русских пословицах типа «Где черт не сладит, туда бабу пошлет».

Начиная с зачатия, люди пытались как-то повлиять на пол будущего ребенка. Мальчики нужны были в первую очередь, девочки – только во вторую. Если хотели зачать мальчика, в головах клали топор или мужскую шапку, если девочку – веретено.

Беременность воспринималась как пограничное состояние, потому что будущая мать становилась как бы «двутелесником»; внутри нее формировалось новое тело будущего ребенка, а это означало, что она постоянно находится на границе между «этим» и «тем» светом. Как говорили на Вологодчине, «с брюхом ходить – смерть на вороту носить». В то же время беременная женщина олицетворяла собой плодородие, которое она могла передавать бесплодным женщинам, животным, птицам, плодовым деревьям, всему, к чему прикасалась. В Полесье беременных даже сажали на ткацкую основу для того, чтобы лен хорошо рос, а полотно получалось ровным.

Все славянские народы считали, что беременная женщина лучше всего может вызывать дождь во время засухи (она бросала в колодец мак, ее обливали водой, погружали в воду, купали, кропили водой). В отдельных местностях считалось, что беременные могут потушить горящий дом, если обойдут вокруг него, или что они могут спасти скот от падежа, если впрягутся в соху и проведут обряд опахивания. А вот присутствие беременной на свадьбах или похоронах крайне нежелательно, потому что сами эти события имеют пограничный характер в судьбе человека, а беременная женщина может усугубить близость с «тем» светом и опасность вторжения в эти события нечистой силы. Если ее и приглашали на свадьбу, то за столом давали две ложки, а не одну.

Будущего младенца охраняли еще в утробе матери: нельзя пугать беременных, иначе у ребенка появится родимое пятно; нельзя беременным крутить нити, плести сети (ребенок может запутаться в них и не выйти из чрева матери); нельзя смотреть на калек; нельзя сидеть или стоять на пороге дома, на меже, на перекрестке; нельзя выходить из дома после захода солнца. Чтобы не было выкидыша, нельзя ступать по следу коня, быстрый бег которого якобы может повлиять на преждевременные роды. Да много еще чего было нельзя…