По распутице

– Но это, наверное, очень долго…

Вадим согласился:

– Да, не быстро. …Но, не надо расстраиваться. Воров, обычно, интересуют деньги. Будем надеяться, что сумочка с документами все же найдется, правда, гарантий никаких…

Вадим довольно долго провозился с ней. Марина была голодна и осталась совсем без денег в чужом городе, так что пришлось взять всю заботу о ней на себя. Купив несчастной девушке билет на поезд и отправив ее, он не подумал даже, что эта история будет иметь продолжение, несмотря на то, что они обменялись адресами. Ребятам с соседнего участка через пару дней пожилая женщина принесла небольшую черную дамскую сумочку с документами на имя Кондра Марины Вячеславовны. Благодаря этой запоминающейся фамилии Вадим и понял, что это и есть документы его юной знакомой. Он отправил Марине все это с припиской: «В следующий раз сумочку держи покрепче!» На что она в талончике к денежному переводу за билет написала, что обязуется впредь больше не считать ворон…

Улыбнувшись давним воспоминаниям, Вадим подумал: «Интересно, какой она стала? С тех пор прошло около восьми лет. Сколько ей сейчас? Наверное, лет двадцать пять. …Может, давно уже замужем». В таком случае, его появление будет для нее весьма некстати. Он сам же и бросил ей писать. «У нее своя жизнь, а я – стойкий неудачник». И потом, Вадим не хотел обнадеживать девушку. Он боялся, что это юное и нежное существо (такой он ее запомнил) влюбится в него. В ее небольших письмах нет-нет да и проскальзывали ласковые нотки. Хотя, может, это лишь обычное человеческое сочувствие, сострадание. Но он, непривычный к такому отношению и испугавшись новых чувств, предпочел исчезнуть из ее жизни. Ведь что он мог ей предложить? Ничего. Обжегшись с женой, Вадим не хотел себя больше ни с кем связывать. Нет, он не был в обиде на всех женщин. Просто, он боялся обмануться в них снова. Вадим считал женщин противоречивыми и непредсказуемыми, их логика была для него почти что недосягаемой.

Сколько помнил себя Вадим, мать всегда ему говорила, что он испортил ей жизнь. «Не будь тебя, я бы давно устроила свою судьбу!..» – кричала она в истерике сыну, и он внутренне сжимался, скукоживался от наотмашь ударяющих слов… В такие моменты ему в душу прокрадывались необъяснимая тоска и такое отчаяние, что хотелось забиться в какой-нибудь угол и сидеть там тихо-тихо, забытому и обиженному на весь белый свет. Проходило какое-то время, и детские слезы высыхали, мама как ни в чем не бывало шутила и смеялась. Только он не мог никак избавиться от всепоглощающего чувства вины перед матерью. Матерью, которая родила и воспитала его одна, без отца. Его Вадим не знал. Мать вообще ничего о нем не говорила. Замужем была два раза, и оба раза брак заканчивался разводом. Мужчины приходили и уходили… А она во всех неудачах винила лишь сына.

В школе Вадим учился неважно и был трудным подростком. Если бы они с товарищем случайно не оказались в компании таких же, как и они, ребят, но только ОКОДовцев[1 - ОКОД – оперативный комсомольский отряд дружинников.], то трудно себе даже представить, как сложилась бы его дальнейшая судьба. Именно там, в штабе, он нашел друзей и единомышленников. Именно там он чувствовал себя своим и знал, что он, Вадим Журавлев, не просто так коптит небо. Своими дежурствами он помогал обществу бороться с непорядком и хулиганством на улицах родного города. Благодаря ребятам из отряда увлекся спортом, играл в футбол, имел разряд по самбо. Отряд стал хорошей школой, которая помогла ему окрепнуть не только в физическом плане. …Впоследствии, когда Вадим после службы в армии устроился на работу в милицию, это сыграло решающую (если не роковую) роль в его судьбе.

Сойдя с поезда, Вадим намеревался перекусить и пойти искать работу. Еще в вагоне он решил, что негоже на данный момент появляться перед Мариной. Да и неизвестно, как отреагируют на него ее родители. Чтоб избежать неправильного истолкования его приезда, Вадиму следовало вначале устроить дальнейшую жизнь. В первую очередь – работа, а уж потом – все остальное. Если же он не сможет устроиться, то на пару дней средств у него должно хватить. А что потом? Потом – полная неизвестность…

Купив в киоске местную газету, он тут же уселся на лавочку поблизости и принялся изучать объявления. Их было негусто, но, пожалуй, одно ему подходило. На кирпичный завод требовались рабочие. Выбирать не приходилось, страна совсем не та, что была раньше. Да и люди стали совсем другими. «Или я сам стал другим?..» – спросил у себя Вадим. Чувствуется какая-то нервозность, готовность вцепиться стоящему рядом человеку в глотку. Такое состояние у всех, будто все катится в тартарары! Вадим в недоумении смотрел на людей, ехавших в автобусе: угрюмые, озабоченные лица, казалось, их не радует свободная жизнь. «Неужели им не приходит на ум то, что самое ценное, что у них есть, это – жизнь и свобода!.. – подумал Вадим. – Поистине, начинаешь ценить то, что когда-то имел, лишь тогда, когда теряешь…» Он мог сказать сейчас про себя, не смотря на свое зыбкое положение (нет ни работы, ни крыши над головой, да и денег маловато), что он счастлив. Состояние эйфории, неотступно следовало за ним после выхода из колонии. Он попытается начать жизнь с чистого листа.

Ему повезло: на работу Вадима приняли и дали место в общежитии. Соседями по комнате оказались двое: обросший сутуловатый чернявый мужчина средних лет и другой – полненький, рыжий, с маленькими глазками, чем-то напоминающий поросенка, неопределенного возраста. Заправив постель, Вадим сел на краешек.

– Ты откуда такой взялся?.. – спросил рыжий.

– Оттуда… – неопределенно ответил Вадим.

– Не понял, – пробормотал рыжий, – Откуда оттуда?..

– Я только вчера вышел из колонии…

– Зек, значит… – обросший мужчина с любопытством посмотрел на Вадима. – Я тоже там побывал, только давненько это было!.. По какой статье-то сидел?

Вадим, немного помолчав, нехотя ответил:

– По статье 171 часть II.

– Это превышение служебных полномочий, сопровождающееся физическим насилием?.. – уточнил чернявый мужчина. – И сколько оттрубил?

– Осудили на пять, на полгода раньше освободили.

– Кому же ты так бока-то намял?.. – рыжий плюхнулся на свою кровать.

– Никому я бока не мял!.. – буркнул Вадим, – Так получилось…

Чернявый мужчина, подойдя к Вадиму, протянул руку и примирительным тоном произнес:

– Ладно. Давай знакомиться. Саша. А это – Федя. Значит так. Я тут ночую лишь тогда, когда работаю во вторую или третью смену, так как живу в районе. Давай с тобой договоримся: так как ты тут теперь, самый молодой, никаких баб сюда не водить!

Рыжий Федя хмыкнул:

– Сашок у нас жутко правильный! Жене верность хранит! Не любитель «баловства»…

Саша обернулся к рыжему Феде:

– А ты мало видать по больницам бегал… Память у тебя, однако, короткая… – и уже обращаясь к Вадиму, добавил, – Ты с ним осторожнее, он у нас настоящий кобель…

– Да какой я кобель? Я нормальный мужик!.. – возмутился рыжий Федя. – Это ты, Сашок, у нас, прямо ни себе ни людям!.. Человек сколько лет воздерживался, а ты и здесь его свободу ограничиваешь!.. – и уже Вадиму: – Не слушай ты его, живи как знаешь!

– Вообще-то меня женщины мало волнуют… – сказал Вадим и лег, повернувшись к стене.

Настроение его сразу упало. Память снова стала перелистывать прошлое, все то, что неотступно следовало за ним все эти годы…

Это случилось обычным сентябрьским вечером. Вадим с напарником дежурили в парке на танцплощадке. Все было в норме до тех пор, пока двое семнадцатилетних ребят не затеяли драку и не заехали Вадиму по физиономии. Возмутителей спокойствия пришлось задержать и поместить до приезда патрульной машины в комнату с окнами, заклеенными бумагой. Одному пацану удалось сбежать, разбив окно. Получив порезы, он обратился в больницу и подал заявление в милицию. Получалось, что Вадим «значительно превысил свои полномочия». Так хулиган превратился в потерпевшего. А ведь Вадим, ни разу даже не прикоснулся к этому «потерпевшему», хотя и стоило бы! По крайней мере, не так было бы обидно сидеть из-за этого сопляка! Восемь человек дали свидетельские показания на суде, что никакого «зверского избиения» не было и в помине. Но поверили троим «свидетелям» со стороны «потерпевших», которые сквозь бумагу на стекле смогли «увидеть» то, чего не было вообще! Этот пацан получил засвидетельствованные экспертизой синяки без его помощи. У Вадима, от этого показательного процесса осталось странное ощущение фарса, будто он был зрителем скверной любительской театральной постановки по сценарию, написанному на скорую руку и сшитым белыми нитками.

Напарник Вадима (они тогда дежурили вместе и получили одинаковое наказание по этому делу) отсидев половину положенного срока, получил досрочное освобождение. А Вадим так и не смог смириться с приговором. Все пытался найти правду, которая казалось, лежала на поверхности. В конце концов, ему в колонию стали приходить письма с угрозами. И Вадим понял, что кое-кому просто очень выгодно нейтрализовать его таким образом. Зная его принципиальность и неспособность идти на компромиссы, ничего лучше не придумаешь. Но кому это было надо? Эту задачку он долгое время решал безуспешно. Только со временем, все само собой встало на свои места.

Свадьба друга по оперотряду, на которой Вадим познакомился с Любой, состоялась в октябре. В деревне, на родине Веры – невесты Сергея. Из города поехало семь человек: пять девчонок и Вадим с товарищем. Свадьба была шумная и веселая…

Люба к нему сама подошла.

– Давай станцуем, – Вадим согласно кивнул и пошел с ней в круг.

– Как зовут-то тебя, молчун?.. – спросила она, улыбнувшись. – Ты всю дорогу слова не вымолвил. Ты всегда такой?..

– Нет… – буркнул он в замешательстве. – А что говорить-то?

– А что хочешь, только не молчи!

– Даже глупости? – Вадим смотрел на эту стройную красивую девушку, и ему не верилось, что из многих здесь присутствующих она выбрала его…

– Даже глупости!.. – согласилась она. – Терпеть не могу молчунов!

– А я вовсе не молчун… – возразил Вадим. – Просто не знаю, о чем говорить.

Она недоверчиво посмотрела на него:

– Так уж и не знаешь?..

– Не знаю… Я не знаю ни твоих интересов, ни увлечений… ничего…

Люба кокетливо улыбнулась.

– А ты спроси. Я может и отвечу…

«А может, и нет… – мысленно продолжил за нее фразу Вадим, – девчонка себе на уме…»

– Слушай, а сколько тебе лет?

– Восемнадцать. А что?

– Да ничего. – Люба пожала плечами. – Просто на вид ты еще такой молоденький! Не целованный, наверно…