Дары ненависти

Графиня зажмурилась по-кошачьи, разрешая себе редкое удовольствие – помечтать. Например, об императорском троне. А почему нет? Ну почему? Вернуть утраченное тысячу лет назад, войти в Санниву… нет, в древнюю Солнечную Диллзу победительницей спустя столько веков после того, как отгремели все битвы. А там пусть травят хоть крысиным ядом!

И словно сон в руку… Надо же! Письмецо с далекой родины. О том, что оно с Шанты, догадаться могла только Джона, и то лишь исключительно по корявому почерку господина Тиглата. Считалось, что с островом нет никакой связи. И, как это водится у родин и прочих отечеств, для полного счастья им не хватало сущей мелочи – денег. Лучше в золоте, но и ассигнации конфедератов подойдут.

Если сесть и посчитать, то экстравагантное приданое маменьки влетало гордой наследнице в кругленькую сумму. А с другой стороны, кто же еще станет финансировать борцов за свободу и независимость, если не их… Именоваться принцессой Джоне не позволяла совесть. Какие у этих горцев короли могут быть? Голозадые и полудикие повелители бесплодных скал, нищих долин и тощих стад. Это даже не смешно. Просто папеньке Джойаны очень хотелось, чтобы его последняя пассия – одна из полудюжины дочек кланового вождя, на которую лег его горячий глаз, – называлась принцессой Шанты, и он напел в ухо Атэлмару Шестому, заодно подсказав идею, как прибрать остров вечного раздора между Империей Синтаф и Ролэнси к ручонкам. Элишва потом вспоминала, как во время коронации едва со смеху не померла. Смеяться она перестала, когда узнала, что семейство ее поголовно вырезали пришлые пираты в подозрительно одинаковых мундирах.

Господин Тиглат вышел на Джону несколько лет назад, когда она так внезапно овдовела. И хотя в тот момент графиню Янамари заботили совсем иные проблемы, она нашла в себе силы посочувствовать далекой исторической родине материально. Не глядя подписала чек, с ходу очаровав повстанца нежеланием вдаваться в подробности. Шанте нужны ружья, чтобы выбить из форта на скале Шила гарнизон подлых захватчиков-ролфи? Так купите столько, сколько вам требуется.

Вторые по-прежнему сидели в форте, невзирая на усилия господина Тиглата со товарищи, а деньги Янамари шли на всякие забавные стреляющие штуки. Регулярные отчеты, по крайней мере, выглядели очень убедительно. И всем было хорошо – Шанта, если верить вождю по-встанцев, сражалась, Джона честно помогала сородичам, шилский форт стоял нерушимо, а в воды пролива между Шантой и материком отваживались сунуться лишь имперские фрегаты, и то не поодиночке.

Джона небрежно черкнула в чековой книжке сумму вдвое меньше испрашиваемой. И пусть господин Тиглат порадуется.

Не давал покоя аукцион. В Санниву придется ехать, причем ехать срочно. Возможно, недвижимость удастся тайно перекупить или еще каким-то образом договориться с новым хозяином. В самом крайнем случае влезть без спросу под покровом тьмы, а дом сам расскажет шуриа про все свои тайны.

Решено! Мы едем на аукцион.

Самым нижним лежал узкий, замысловато сложенный конверт серого цвета. Три совиных пера и одно имя. Аластар.

Что-то должно случиться… Когда-то… Или уже случилось…

Грэйн ир-Марен

Рэйберт эрн-Фрэнген, комендант форта Логан, раскуривал трубку. Ни для кого из его подчиненных не было секретом, что командир курит очень редко и никогда без повода. Впрочем, этим вечером повод у него был, и для стоящей навытяжку посреди комнаты женщины в мундире прапорщика вспомогательных войск этот повод не был тайной. Майор Фрэнген был зол, но поскольку во злобе он пребывал постоянно, трубка означала, что комендант просто в ярости.

Еще каких-то пару-тройку часов назад женщина-офицер внутренне содрогнулась бы и стиснула зубы, чтоб не выказывать своего страха. Да что там! – еще час назад Грэйн ир-Марен прошиб бы ледяной пот, а в ногах поселилась бы ватная слабость. Однако за этот час многое изменилось, и в первую очередь – сама Грэйн. Теперь ее талию обнимал черно-зеленый офицерский шарф, а бедро согревала непривычная тяжесть сабли. В каком бы бешенстве ни пребывал нынче майор Фрэнген, он ничего не мог ей сделать. Нет, теперь уже нет. Бумага на столе перед ним, и массивная печать на шнурке алого шелка, и бегущий по волнам вслед за луной волк на этой печати – вот что делало ярость коменданта бессильной. Он это знал, и она это знала, а потому Грэйн не боялась его больше. Ладони ее были сухи, а колени не дрожали. Она – офицер. Наконец-то. Саднило плечо, где уже расцвело свежее клеймо посвященной Локки. И больше всего на свете свежеиспеченная прапорщица боялась, что долгожданное и невероятное звание – ошибка, а хуже того – жестокая насмешка. Вполне в духе майора Фрэнгена, на самом-то деле. Но с богиней войны шутить не посмел бы даже он, так что боль в плече пока что была единственным неоспоримым доказательством чуда. Это все взаправду, это по-настоящему. Она победила, а значит – его злоба и насмешки уже ничего не стоят. Так что теперь Грэйн могла позволить себе спокойствие, а что до взглядов… Каким бы зеленым ядом ни сочился взор Рэйберта, владетеля имения Фрэнген, этот взгляд ее не убьет. Нет, теперь уже и в самом деле – нет.

– Ну, так как? Теперь ты счастлива?

Без малого пятнадцать лет непрерывного сосуществования бок о бок – срок, достаточный не только для того, чтоб узнать человека, но и чтобы изучить его вдоль и поперек. Во всяком случае, Грэйн была уверена, что коменданту нечем ее удивить. Малейший оттенок его голоса, поза, даже цвет глаз – когда от таких мелочей зависит твоя, по большому-то счету, жизнь, поневоле начнешь обращать внимание на нюансы. Она абсолютно точно знала, что это горло не способно исторгнуть иных звуков, кроме рычания. Она ошибалась. Если бы волки умели мурлыкать, и то это не прозвучало бы так… ласково. Это было неправильно, неестественно. Волки мурлыкать не умеют, а майор Фрэнген неспособен говорить тихо и вкрадчиво. Однако именно так он и заговорил, и неправильность происходящего напугала Грэйн сильнее, чем если бы он вдруг вскочил и ударил ее.

По правилам она должна была молчать, но все правила он только что нарушил. Девушка коротко вздохнула и позволила себе отрывистое:

– Да.

И не стала добавлять «эрн»[4 - Эрн – титул землевладельца (-ицы), используется и как приставка к фамилии (эрн-Фрэнген), и как обращение (эрн Фрэнген) (приставка «ир» – относится к безземельным).].

– Ты кое-что забыла, тебе не кажется? – еще более ласково, прямо-таки медово продолжил комендант.

Шалея от собственной дерзости, Грэйн чуть сузила глаза и практически отрезала:

– Нет, не кажется.

– Прелестно, – не меняя тона, Фрэнген откинулся на спинку кресла и в три движения расстегнул верхние пуговицы кителя, размотал шейный платок и затянулся. – И часа не прошло, как ты надела это, – рука с трубкой описала в воздухе некий жест, должный, по всей видимости, подразумевать перемены в облике и положении собеседницы, – и уже решила, верно, что можешь мне дерзить. Разочарую тебя: не можешь. Во всяком случае, пока. До утра ты все еще моя подчиненная, а сейчас пока и полуночи не пробило. Догадываешься, что я могу успеть сделать с тобой за это время, если захочу? Неужели и в самом деле нет? А я думаю, догадываешься. Вот, к примеру… обвинение, арест, трибунал и повешение поутру… хотя прошу прощения, расстрел. Ты же теперь «офицер», я не смогу тебя повесить. Ну так как? Отвечай: ты счастлива?

– Вы действительно хотите сделать все это? – Грэйн приказала себе не дрожать и не ослушалась приказа, однако… он и вправду мог. Она его знала.

– Пока что я хочу всего лишь услышать, как ты отвечаешь. – Проклятие, а еще он, оказывается, умел улыбаться! И чем дальше, тем меньше нравились ей эти неожиданные открытия. – А чего я захочу потом, будет зависеть от тебя. Итак?

– Нет, – девушка, возможно, и хотела бы солгать, но все равно не смогла бы. Всем известно, что иногда среди чистокровных ролфи, не оскверненных примесью крови одержимых диллайн или проклятых шуриа – да истребит Локка все их поганое племя! – рождаются те, кто способен безошибочно чуять ложь. В такие моменты, как этот, Грэйн сильно подозревала, что майор Фрэнген – один из таких счастливцев, так что лгать ему было бесполезно, а отмолчаться, как обычно, все равно не получится. – Нет, я не счастлива. Пока еще нет. Эрн.

– Мне нравится это «пока», – эрн Фрэнген ухмыльнулся, показав крепкие белые зубы. – Подразумевает, что офицерский шарф и блестящая сабелька – не предел твоих мечтаний. А что же тогда? Неужели?.. – Он аж вперед подался, жадно всматриваясь в ее лицо. – Да нет, ты не можешь быть столь наивна! Неужто ты думаешь, что они дадут тебе землю?

Грэйн возмущенно вскинула голову, мигом забыв про осторожность.

– Безземельные офицеры армии Священного Князя имеют право подать прошение о…

– Офицеры гвардии, – комендант снова развалился в своем кресле и насмешливо выгнул бровь. – Ты не в гвардии.

– Пока не в гвардии, эрн.

– Ты всего лишь прапорщик.

– Пока прапорщик, эрн.

– Нужно быть по меньшей мере лейтенантом и отслужить никак не три пятилетия, а гораздо дольше, чтобы рассчитывать на то, что тебя заметят… Погоди-ка! Тебя уже заметили! Ты же у нас, кажется, совершила подвиг? Выделилась. Обратила на себя внимание настолько, что из Эйнсли пригнали нарочного в нашу глухомань, а лорд эрн-Конри собственноручно подписал твой патент. Ах, да! И еще про тебя написали в газете. Целых три строчки о нашей героине. Да ты хоть понимаешь, дурочка, что все это значит?

– Вполне понимаю, – Грэйн упрямо выставила челюсть. – Эрн.

– Нет, не понимаешь, – комендант внезапно оставил издевательски-насмешливый тон и сел прямо, отложив свою трубку. – Вы влезаете в опасную игру и не знаете правил, сударыня. И в лучшем случае вы закончите, как ваш отец. Что такое? Вы удивлены? Разве вы были слишком молоды, чтоб запомнить его, эрна Кэдвен?

– Я… – Девушка инстинктивно попятилась. – Откуда вы…

– Я был бы очень плохим командиром и никудышным комендантом, если б не уделял должного внимания делам моих подчиненных… и их прошлому – тоже. Ваш отец, капитан Сэйвард эрн-Кэдвен, сдал свой корабль врагу. Он совершил предательство и умер в тюрьме, к несчастью, уже после оглашения ему приговора. Имя его было обесчещено, имение конфисковано, а вы из наследницы Кэдвен превратились в безземельную. Вам было двенадцать лет, Грэйн. Вы не можете этого не помнить.

– Я… – снова начала Грэйн и замолчала.

– Вы скрыли это, когда пошли в армию.

– Нет! Я не скрывала! Я просто…

– Вы просто не упомянули о своем отце, – Фрэнген тонко улыбнулся. – И надеялись, что дочери не придется отвечать за грехи родителя.

– Так гласит закон.

– Законы пишут люди. Впрочем, и выполняют их тоже люди.

– Я уже не была эрни Кэдвен, когда встала под знамена Бегущего Волка. – Девушка поджала губы. – И что за нужда вам была выяснять, кто же такая безземельная ир-Марен?

– О, нет… – комендант смешно округлил глаза и присвистнул. – Так вот каков был ваш план! Верной и беспорочной службой Священному Князю искупить предательство отца? Знаете, Грэйн, такие идеи могут посетить лишь воспитанницу пансиона для благородных девиц. Именно поэтому вы, по вашему собственному выражению, встали под знамена. Похвально и оч-чень романтично. И бесконечно глупо.

– Нет, не поэтому, – отрезала она, откровенно задетая его насмешками.

– Что такое? Я все-таки покусился на святое? Все эти годы вы были сама скромность и покорность, а тут вдруг решили наконец-то показать зубы. И это несмотря на мои угрозы.

– И что с того? – Этот непонятный разговор, полный намеков и ловушек, изрядно утомил Грэйн. Настолько, что всегдашняя ее осторожность попятилась, уступая место усталому фатализму. Пятнадцать лет, долгих пятнадцать лет она рвала себе жилы, фактически ломала себя через колено, чтоб не вспоминать ни о гордости, ни о достоинстве, чтоб стать лучшей, а значит – самой незаметной, самой терпеливой… Все ради этого дня. И теперь… если теперь ей не хватает уже сил для последнего унижения, пусть так. Она устала от игр. Если Рэйберт эрн-Фрэнген всерьез решил уничтожить ее, сбить, словно птицу на взлете, она все равно не сможет ему помешать. Что ж… так будь что будет.

– Ты уязвима, Грэйн. Убедила всех, и даже меня, в том, что у тебя нет слабостей, окружила себя неприступными стенами и притаилась за ними. Но все-таки уязвима и ты. В твоей броне есть прореха, и об этом знаю не только я. Ты все еще не понимаешь?

– Говорите так, словно вам не все равно, что со мной теперь будет, – девушка угрюмо дернула плечом. – Что-то мне сложно поверить в такое внезапное участие.