Я и МЫ. Трансформации достоинства личности в российских конституциях

Отступление. Здесь стоит позволить себе небольшое отступление, поскольку с ответственностью подданного (гражданина) в российской истории наблюдалась проблема. Общей особенностью и одновременно бедой коллективистских систем является более или менее выраженный патернализм, неверие в способность членов социума принимать правильные самостоятельные решения. Но это как раз и означает пренебрежительное отношение к народу, влекущее за собой попрание достоинства личности. Даже император Александр II, вошедший в нашу историю как царь-освободитель и даровавший подданным невиданный по тому времени объем свободы, не преминул резкой отповедью ответить на известное ходатайство московского дворянства о созыве общего собрания выборных от земли русской для обсуждения общегосударственных нужд: «Никому… не предоставлено предупреждать мои непрерывные о благе России попечения и предрешать вопросы о существенных основаниях ее общих государственных учреждений. Ни одно сословие не имеет права говорить именем других сословий. Никто не призван принимать на себя передо мною ходатайство об общих пользах и нуждах государства»[25 - Цит. по: Татищев С. С. Император Александр II: его жизнь и царствование. СПб., 1903. Т. 1. С. 828.].

Традиционное недоверие к способности рядовых подданных принимать разумные решения, стремление «зарегулировать» их жизнь, свойственные полицейскому государству и веками практиковавшиеся в отношениях между властью и народом в России, сохраняются на вооружении современной российской бюрократии. Рука об руку с этим идет еще и плохо скрываемое презрение к рядовым гражданам, откровенное признание допустимости манипулирования их сознанием, которые время от времени проявляются в речах и делах управленцев и депутатов.

Советским государством была воспринята и перелицована российская системоцентристская традиция. Гораздо позднее, в запале перестройки, в определении рабочего класса, как ведущей силы в борьбе за создание бесклассового общества, коммунист А. Н. Яковлев увидит социальный расизм, а в монополии компартии – глубинный антидемократизм[26 - Яковлев А.Н. Омут памяти. От Столыпина до Путина: в 2 кн. Кн. 1. М., 2001. Кн. 1. С. 9.]. Но в 1918 г., работая над Программой партии, Ленин рассуждал о преходящем характере диктатуры пролетариата, постепенном, по мере прекращения сопротивления эксплуататоров, распространении положений советской Конституции на все население. Он считал, что граждан следует учить «воевать за свое право по всем правилам законной в РСФСР войны за права»[27 - Ленин В.И. ПСС. Т. 53. С. 149.]. Ключевым словом является, конечно, не война граждан за права, хотя здесь и читается отсылка к известной работе Р. Иеринга. Гораздо важнее для Ленина, что война за права должна быть законной, т. е. выходить в своей борьбе за пределы статуса, предоставленного государством, гражданину не рекомендовалось.

Все пределы допустимогго определялись теми, кто говорил от лица господствующего класса. Достаточно сказать, что принятый в эпоху нэпа ГК РСФСР 1922 г. закрепил положение о том, что права гражданам предоставляет РСФСР и только «в целях развития производительных сил страны» (ст. 4). Гражданские права не получали защиты закона, если осуществлялись «в противоречии с их социально-хозяйственным назначением» (ст. 1), которое могло толковаться сколь угодно широко, поскольку определялось государством в лице судебных органов. ГК никак не ограничивал право государства предъявлять иски об истребовании имущества из чужого «незаконного» владения (ст. 60), а практика Верховного Суда исходила в такого рода спорах из презумпции государственной собственности, возлагая бремя доказывания обратного на частное лицо или компанию[28 - Новицкая Т.Е. Гражданский кодекс РСФСР 1922 г. М., 2002. С. 75.].

Отступление. Здесь необходимо еще одно отступление, поскольку формулы системоцентристской традиции на первый взггляд созвучны с принципами солидаризма, тоже ставящего во главу угла обязанность человека перед обществом. Но есть и существенное отличие: эти идеи допускают и даже приветствуют активную позицию индивида в экономике, частную инициативу и частную собственность, что по определению должно ограничивать возможности бюрократии. П. Леру, один из основоположников солидаризма, не случайно критиковал те социалистические теории, которые признавали за государством ведущую роль в оргганизации общественной жизни и жестко ограничивали свободу индивида. Он предупреждал и об опасности бездумного искажения идей, основанных на провозглашении неограниченных прав личности, явившись автором бессмертного афоризма: «Абсолютный социализм ничуть не менее отвратителен и не менее абсурден, чем абсолютный индивидуализм»[29 - Эпштейн А., Кожевников А. Неслучайно забытый мыслитель: Пьер Леру и вычеркнутые из памяти истоки демократического солидаризма // Неприкосновенный запас. 2014. № 6 (98); http://magazines.russ.ru/ nz/2014/6/20k-pr.html.].

Близко к логике солидаризма рассуждали русские славянофилы: «Не говорите много о праве и правах и не очень слушайте тех, которые говорят о них; но слушайте охотно тех, которые говорят об обязанности, потому что обязанность есть единственный живой источник права… Знание обязанности связывает сильного, созидая и освящая права слабых»[30 - Хомяков А. С. К сербам // Русский архив. Кн. 3. М., 1876. С. 126.].

Идеи солидаризма оказались близки и русскому анархизму, а позднее евразийству. Г. К. Гинс, один из представителей русской Харбинской школы права, разрабатывал версию солидарного государства, впоследствии определившую некоторые параметры программы Народно-Трудового союза. Солидаризм он определял как «систему юридических взаимоотношений внутри общественных групп и между группами, при которой участники обеспечивают свои интересы совместными и согласованными действиями, обязуясь подчиняться установленному в связи с этим принудительному порядку»[31 - Основы программы Народно-трудового союза российских солидаристов (НТС) // http://solidarizm.ru/prog.shtml.].

Советское государство, ликвидировав частную собственность и частную экономическую инициативу, акцентируя ценность коллектива, оставляло гражданам очень небольшое пространство для личного выбора, тем самым ограничивая область признания и защиты достоинства индивида:

«Историческим уделом советского человека стала безальтернативность… Отсутствовали не только варианты политического, идейного и в значительной мере даже эстетического выбора, табуировались профессиональный выбор… избирательное поведение в сфере личной жизни»[32 - Фирсов Б.М. Разномыслие в СССР. 1940-1960-е годы. СПб., 2008. С. 45.].

Показательно изменение употребления слова «свобода» в русском языке: базовые свободы упоминались, конечно, в конституциях, но его использовали преимущественно в быту в сочетаниях типа «свободные сапоги», позднее – «свободное такси» и т. п. «Оно не употреблялось в старом значении ”политически свободный“, ”интеллектуально свободный“, поскольку свобода слова и политическая свобода не существовали даже как понятия, а, следовательно, не требовали обозначения»[33 - Сарнов Б.М. Наш советский новояз. Маленькая энциклопедия реального социализма. M., 2005. С. 7.]. Интересно, что в советский период реже стало использоваться выражение «свободное время», которое заменило понятие «досуг», с несколько иной коннотацией, поскольку связывалось с прилагательным «досужий», с «досужими вымыслами». Даже в поздний советский период, как подметил тогда академик В. С. Нерсесянц, термин «свобода» в юридическом словаре имел отсылку: «см.: ”лишение свободы“».

Следует отметить, что государство в целом соблюдало свои обязательства и предоставляло обещанный набор гарантированных социально-экономических прав, хотя и не всем сразу. Тем не менее значительно раньше жителей других стран Европы и мира трудящиеся СССР получили право на труд, бесплатное начальное, а затем и среднее образование, социальное обеспечение, медицинское обслуживание. А со второй половины 50-х годов прошлого века советский гражданин постепенно признается «свободной личностью… человеком, обладающим равными с другими ценностью и достоинством»[34 - Строгович М. С. Основные вопросы советской социалистической законности. М.: Наука, 1966. С. 178.].

Здесь следовало бы сделать еще одно отступление, чтобы показать, как идеи прав и достоинства индивида находили отражение в партийных документах, которыми определялось направление научных исследований и идеологической работы с гражданами.

Отступление. В дореволюционной программе РСДРП(б) по вполне понятным политическим причинам не акцентировалось, что означает идея диктатуры пролетариата применительно к правам граждан. Речь шла только об уничтожении сословий и полном равноправии всех граждан независимо от пола, религии, расы и национальности[35 - http://www.agitclub.ru/center/comm/zin/1903project4.htm.].

В программе ВКП(б), принятой VIII съездом партии в марте 1919 г., говорилось уже о том, что «Cоветская Конституция, исходя из того, что всякая свобода является обманом, если она противоречит освобождению труда от гнета капитала, не останавливается перед отнятием у эксплуататоров политических прав». Задача партии пролетариата состояла в том, чтобы, «проводя неуклонно подавление сопротивления эксплуататоров и идейно борясь с глубоко вкоренившимися предрассудками насчет безусловного характера буржуазных прав и свобод, разъяснять вместе с тем, что лишение политических прав и какие бы то ни было ограничения свободы необходимы исключительно в качестве временных мер борьбы с попытками эксплуататоров отстоять или восстановить свои привилегии». По мере же того как будет исчезать «объективная возможность эксплуатации человека человеком, будет исчезать и необходимость в этих временных мерах, и партия будет стремиться к их сужению и к полной их отмене»[36 - http://leftinmsu.narod.ru/polit_files/books/Programma_i_ustav_VKPb. htm#p00.].

Советская юридическая наука этого времени исходила из того, что «создателем права является государство» и «оно же является… источником прав отдельных личностей… определяет личности сферу ее свободы в деле проявления ею своей инициативы». Но и эта свободная инициатива должна была осуществляться не в личных интересах, но в интересах общих, всего коллектива, или, как неоднократно провозглашал закон: «в целях развития производительных сил»[37 - Цит. по: Нерсесянц В. С. Наш путь к праву. От социализма к цивилизму. М., 1992. С. 210.]