Предел несовершенства

– Какие у нас планы? – От нее уже не так разило духами, и он вздохнул облегченно.

– А если без планов мы сразу едем ко мне домой? Муж не будет ругаться?

– Не будет. – Она хихикнула. – Муж когда-то был и весь вышел. Я свободная женщина, – вызывающе сказала дамочка.

Ее душа давно просила впечатлений и яркости, оглядывалась по сторонам в поисках «своей жертвы». Может, она встретила наконец своего единственного и неповторимого, который «заглотил ее крючок»? Жаль, что лицо его так изуродовано, но разве мужчине нужно быть красавцем? Красавцев на своем веку она повидала достаточно.

Глава 8

Начальник двадцатого цеха Василий Егорович краснел, потел, но не мог объяснить, почему на участке оказались неучтенные детали. Скорее всего эти чертовы пики для забора принес кто-то из своих, принес, чтобы закалить в печи, сделать их прочными, и явно договорился с кем-то из рабочих или мастером.

– Все за спиной! Вот подстава!

Костя Жданов клялся и божился, что ничего об этом не знает, но то, что в горячей заводской печи могут закаляться «левые» детали, ни для кого секретом не было. Да как можно отказать, например, главному инженеру, который просит закалить тяпку и ножи? Обычно Василий Егорович потихоньку отдавал такую домашнюю утварь мастеру Косте, тот сам договаривался с рабочим и через пару дней отдавал ему выполненный заказ.

Похожие пики он видел раньше, пару месяцев назад, но они по конфигурации были другими, да и не станет он втягивать чужих людей, а с такими просьбами в цех обращаются часто, и в основном начальство. А как следователю об этом сказать? Половцев вытер платком пот на шее и произнес:

– Надо у мастера Кости Жданова спросить, я в этот день к нему на участок совсем не заходил.

– Спросим, конечно, но пока вопросы к вам, и вопросов будет много. – Молодой следователь Агаркин пристально и сурово посмотрел на начальника цеха.

Василий Егорович вздохнул: «Ой, мальчик, не на того напал с пугалками, у меня за всю жизнь столько проверяющих было! Убийств, слава богу, не случалось, но похожих молодых людей в погонах, задающих неприятные вопросы, появлялось предостаточно».

Мужчина спокоен, потому что не имеет отношения к этому происшествию. Конечно, формально он начальник цеха и отвечает за все, но что там произошло с Крупинкиным, почему его закололи пикой, он не представляет.

Вредный был мужик Федька. Есть, конечно, у него свои соображения, он давно знает Федора, и тот мог встрянуть в дурно пахнущую историю, но чтобы лишать человека жизни – это должно быть что-то запредельное. Мария-то, наверное, с ума сходит.

– То есть по существу вопроса, как неучтенные детали оказались на участке, вы пояснить ничего не можете?

– Действительно, не могу. Мастер сейчас мне объяснительную пишет, буду его премии лишать месячной за такие «проделки».

– То есть подобное в цехе впервые, когда около печи обнаружены ничейные детали?

– Впервые, и мастер участка Жданов будет наказан. У нас, понимаете ли, серьезное производство, а не балаган, и убийство в цехе тоже впервые.

– Василий Егорович, а как вы можете охарактеризовать Крупинкина?

– Только положительно. Он ветеран цеха, производственные задания выполняет качественно и в срок. Выполнял.

Молодой следователь Володя Агаркин злился и свое состояние скрывал с трудом. Он чувствовал, что начальник цеха что-то недоговаривает и явно что-то знает, знает, но не хочет делиться своим знанием со следствием.

Рабочие тоже оказались из того же «невнятного теста». Термисты и гальваники хором толковали про свою дикую производственную загруженность, про то, что по сторонам смотреть им некогда, халтуру они в работу не берут, и наказуемо это, и, самое главное, времени у них нет, оборудование загружено под завязку.

– И что, никогда левой работы не брали?

– Нет, – словно сговорившись, отвечали они, что, конечно, по мнению Агаркина, не могло быть правдой по определению.

Гальваник Вадим Лазарев, работавший в смену с убитым Федором Крупинкиным, был просто напуган и ничего, что несет в себе смысловое наполнение, сформулировать не мог.

– Да мы вроде волноводы серебрили, загрузили партию в ванны, я на обед ушел, а он остался.

– Он решил не обедать?

– Да почему? Я с обеда бы вернулся и Федора отпустил. Просто когда детали в ванной, кто-то должен находиться на участке.

– У вас не возникало предположения, что его могли убить из-за конфликта на работе, из-за каких-то рабочих проблем?

– Не возникало. Нет у нас рабочих конфликтов. Задание мастер утром дает, в самом начале смены. Загрузки у нас на двоих гальваников выше крыши, драться нам из-за того, что он возьмет в работу волноводы, а я другие детали, бессмысленно. Федор часто в ночную смену выходил. Работаем по техпроцессу, если что-то не идет, к технологу обращаемся, к мастеру. Мы люди маленькие.

– И все-таки Крупинкина убили.

– Не знаю, ничего не знаю. Нет у меня никаких предположений.

Категорична была только пескоструйщица Света Налько. Ее наманикюренные ноготки походили на капельки варенья из вишни. Женщина заметно нервничала, и ее ноготки-вишни негромко стучали по столу.

– Он всегда меня доставал, подкалывал, язвил. Злой был человек.

– Ну, например, что он говорил?

– У него все время был разговор про деньги, доллар сегодня столько стоит, а евро вот столько. Просил у меня доллары в рубли обналичить.

– Это шутка была?

– Конечно, шутка, дурацкая причем. У меня ни одного доллара в жизни не было. Я одна ребенка воспитываю. А он как идиот привяжется, я злюсь, а он ржет, довольный.

– То есть Крупинкин ориентировался, сколько стоит валюта?

– Не знаю, может, прикалывался так, а может, и ориентировался. Сейчас это не секрет. На всех сайтах курсы валют обсуждаются.

– А он что, много зарабатывал?

– Да нет, в среднем выходило, как у всех.

Следователь Владимир Агаркин первый раз в своей жизни столкнулся с гальваником, который предлагал пескоструйщице обналичить доллары. Впрочем, он был молодым двадцатипятилетним человеком, и многие события в жизни становились для него открытием, потому что сталкивался он с ними впервые.

Когда начальник цеха Василий Егорович вышел из кабинета следователя, он тут же набрал телефон своего зама.

– Толя! Давай ко мне, я только вот от следователя вышел, надо встретиться.

С Анатолием Кубаревым ему повезло, парень с головой, толковый, технически грамотно мыслит, новшества внедряет, будет на кого цех оставить. А ему надо уже думать о пенсии, пора на покой, а то вон давление после допроса зашкаливает. Он достал таблетку и положил под язык. Надо прийти в себя, беседа со следователем в любом возрасте стресс, а уж когда тебе до пенсии несколько месяцев, то и говорить не приходится.

– Я чего волнуюсь, – объяснил он заму. – Сейчас могут начать цех «шерстить», а у нас чуть ли не в каждом углу садово-огородные принадлежности валяются. То один начальник притащит со своего участка, то другой, да и рабочие свою утварь в порядок приводят. Ты, пожалуйста, с Костей Ждановым поговори, чтобы он просмотрел все закоулки, и ни одна тяпка не валялась. А то, знаешь, это убийство Федора нам аукнется, прокуратура начнет проверки проводить дополнительные, опять будем объяснительные писать, к гальванике привяжутся, к ваннам золочения… Кстати, ты отчеты последние бухгалтеру сдал?

– Не волнуйтесь, Василий Егорович, с отчетами полный порядок. Претензий по драгметаллам к цеху нет. Отчитываемся по золоту и серебру до шестого знака.

– Самое главное, почему Крупинкина убили, за что? Он, конечно, мужик вредный был, на язык острый, но за это не убивают. И еще, как ты думаешь, кто эти злосчастные пики приволок?

– Да кто угодно мог. Сами знаете, кому не лень, всякую шнягу в цех тащат. Одному просверли, другому припаяй, третьему в печь сунь. Любой термист безо всякого ведома мог халтурку взять. Нам этого не узнать, будут молчать, как партизаны. А что касается Крупинкина, даже и предположить не могу. Вы ведь его давно знаете, может, какие старые делишки всплыли?