Идея, которая посетила Надю, была не нова, не очень прилична, но ей казалось, что это единственный выход завладеть теткиной квартирой, пока она не прописала там даму из социальной службы. С тетки станется, а так у Нади есть шанс благоустроить свою квартиру не только для себя, но и для будущей семьи.

Ей помог случай. Когда в следующий визит тетка открыла ей дверь, Надя сразу поняла, что что-то случилось. Женщина едва ворочала языком, и левая рука висела как плеть. Надя вызвала «Скорую», закрыла квартиру и поехала с теткой в больницу.

– Инсульт, – врач был категоричен в диагнозе. – Вы вовремя успели.

Тетка Глаша пролежала в больнице несколько месяцев, Надя исправно к ней ходила и каждый раз слышала одно и то же:

– Мне надо к тебе перебраться, одна я помру быстро, мне уход хороший нужен.

– Да тетя Глаша, на твою пенсию можно сиделку нанять.

– Хочешь меня к чужим людям спихнуть, а я тебя в детстве нянчила. Сейчас не нужна стала!

– Тетя Глаша, – взмолилась Надя. – Ну пожалей ты меня, у тебя хоть муж был, а меня не было.

– Да что толку, был и сплыл, к другой бабе ушел.

– А у меня и не будет, если я тебя к себе заберу.

– Ну тогда перепишу завещание, и пусть квартира социальному работнику достанется. Ты меня знаешь.

Но тетка не знала Надю. Нет, она, конечно, любила тетку по-своему, но мысль о том, что ее квартира может достаться не ей, а чужому человеку, не давала ей покоя. Потом откуда-то появилась злость. Именно злость, которая вдруг вышла наружу, диктовала свои условия и разрушала все человеческое.

Ей нужно как можно скорее продать квартиру и начать свою, новую жизнь, где не будет больных старух, за которыми нужно носить горшки, мерить давление по десять раз в день и не спать ночами, вскакивая от криков. Надя хочет только одного: жить нормальной жизнью, без тетки.

Надя встретилась с одноклассницей Кристиной и поставила вопрос ребром.

– Мне нужно тетушку в дом престарелых устроить, ты говорила, что можешь помочь.

– Я могу переговорить с директором, Антониной Михайловной Котенковой, договорюсь о вашей встрече, а там уж как получится.

Тетке Глафире становилось хуже: она перестала племянницу узнавать, заговаривалась, но рука начинала двигаться.

– Ты кто? – каждый раз спрашивала она, когда Надя заходила в палату.

– Я твоя племянница, дочь твоей старшей сестры, – терпеливо объясняла Надя.

– Ты кто? – как ни в чем не бывало снова спрашивала тетка.

Молодая медсестричка ее подбодрила.

– Вы не обращайте внимания, девушка! Это обычные последствия нарушения мозгового кровообращения. Она вспомнит. Может вспомнить. У нее, кстати, сердце здоровое, поэтому вы еще помучаетесь с вашей бабушкой.

Антонина Котенкова встретила ее очень приветливо.

– Кристина мне говорила, что у вас какие-то проблемы. Рассказывайте, может, смогу помочь, – и Надя рассказала все как на духу.

– Вообще у нас очень большая очередь в дом-интернат, но Кристина сказала, что вы свой человек. Поэтому, учитывая обстоятельства, я могу оформить вашу родственницу временно, на пару месяцев, а потом мы подумаем, что можно сделать дальше.

– Меня бы это устроило, у меня личные обстоятельства.

– Да я понимаю, мы каждый день с этим сталкиваемся. Тогда будем считать, что мы договорились.

В коридоре ее ждала Кристина, и Надя пересказала весь разговор.

– Кристинка, спасибо, я твоя должница.

– Надя, надо заплатить, – и Кристина назвала сумму. – Антонина Михайловна рискует, у нас проверяющих знаешь сколько!

– А она мне ничего про деньги не сказала.

– Я тебе говорю, я же за тебя просила.

Надя заплатила, сумма была небольшой. Тетку Глафиру благополучно переместили из больницы в дом-интернат. На свидание к ней Надя не пошла, вдруг тетка начнет вспоминать, назад домой запросится. Она срочно нашла риелтора для продажи квартиры.

– А бабку прописанную куда денем, у вас, понятно, завещание. Но тетка-то жива?

– Она в доме престарелых и не в себе.

– Даже не знаю, – парень лениво жевал жвачку. – Я могу взяться, конечно, только цену надо сбросить.

– Ваша цена какая? – Надя услышала его ответ, и он ее не устроил.

– Ну смотрите, если что, звоните.

Тут о себе напомнила Кристина.

– Надо за содержание тетки заплатить, – она назвала сумму.

– В прошлый раз было меньше!

– Инфляция! Взноса не будет, тетку тогда назад придется забрать. Кстати, квартиру, если пенсионера помещают в дом-интернат, забирает государство.

– Я заплачу, – и она заплатила.

Надя начала дома ремонт и купила обои с вензелями и кровать, ту, о которой мечтала. Кровать была широкая, мягкая и просто шикарная, и когда она чувствовала кожей мягкую ткань нового дорогого постельного белья, она была счастлива.

Кристина звонила ежемесячно и требовала еще и еще денег. Надя не знала, что делать, ей казалось, что на нее со страшной силой надвигается огромная волна, она словно попала в водяную воронку, выбраться из которой было невозможно.

Глава 30

Что такое история, как не ложь, с которой все согласны.

Наполеон Бонапарт

Наши дни

Парикмахерскую «Фея» Юля увидела сразу. К салонам красоты у девушки было свое отношение – она их избегала. Когда возникала необходимость привести голову в порядок и сделать стрижку, она настраивалась долго, для нее это был стресс. Все парикмахерши ей казались развязными, назойливыми, желающими продать чудо-средство для волос эксклюзивной клиентке по «самой низкой цене».

Сорнева восхищалась Милой Сергеевной, которая обожала ходить в парикмахерскую, да не одна, а вместе с приятельницами, и устраивала из этого тусовку. Нет, это не для Юльки, Милой Сергеевной надо родиться.

– Вы к нам записаны? – красивая администратор излучала радость от того, что видела Юлию.

– Нет, спасибо, спасибо. Меня тут должна ждать ваша бывшая сотрудница, ваш мастер, я из газеты, пишу очерк об истории города.

– А-а-а, – девушка стала еще радостней. – Жанна вас ждет.

У мастеров, наверное, не принято называться по имени-отчеству. Жанне было уже к восьмидесяти, а какая-то пигалица до сих пор называла ее по имени.

– Жанна Ивановна, – уточнила Юля.

В подсобке ее действительно ждали. Ярко-рыжая миниатюрная женщина неторопливо пила чай с конфетами. На ее губах алела помада, а ногти были покрыты красным лаком, было видно, что к встрече она готовилась основательно.

– Здравствуйте, Жанна Ивановна, это вы? А меня зовут Юля Сорнева, я журналист местной газеты, собираю материал, хочу об истории городских парикмахерских написать, – Юля выложила на стол припасенную коробку конфет и еще раз подумала, что место для встречи выбрала правильно. Здесь, в парикмахерской, царила особая атмосфера, все кипело, бурлило, а ароматы могли вскружить голову любому. В этом шуме-гаме она вдруг почувствовала себя комфортно.

– Вот и газета до нас добралась. Это правильно. А то некоторые считают нас людьми второго сорта, мол, обслуга, а без нас, мастеров красоты, никуда. Кстати, можете называть меня просто Жанна.

– Хорошо! – Юльке стало весело, женщина ей нравилась, была она какая-то ладная, позитивная.

– Давно не была здесь, несколько лет, а раньше нет-нет, да забегу. Тянуло меня сюда сильно. Полжизни у кресла отстояла.

– Жанна, расскажите о том времени, какие были тенденции в моде, какие клиенты, какие мастера.

Женщина погрузилась в воспоминания, и они легко всплывали в памяти одно за другим.

– Скажите, а Прасковья Щукина работала тогда с вами?

– Да, конечно. Паша была очень модным мастером, зарабатывала хорошо.

– А каким она была человеком?

– Человеком? – Жанна задумалась и даже перестала разворачивать конфету. – Немного заносчивым, высокомерным, но у нее руки золотые были, вот она и важничала, но это с нами, а с клиентами Паша была сплошное очарование. У нее, между прочим, интересная клиентка одна была – то ли Клара, то ли Клава, уж не помню, тоже важная персона, но она, – Жанна перешла на шепот, – убила своего мужа. Вся парикмахерская гудела, а Паша как воды в рот набрала. Разное тогда девчонки наши болтали.

– Что вы говорите?! – Юля изобразила удивление.

– Да, я помню, что мы эту новость от клиентки узнали, женщины у нас в парикмахерской все секреты рассказывают.

– Это я уже поняла. На вашей территории красоты все расслабляются.

Жанне понравилось то, что сказала Юлька.

– Как правильно вы сказали: территория красоты, вот что значит журналист!

– И что там вы говорили про убийство?

– Вот эта Пашина клиентка убила мужа, зарезала. Он в торговле работал, по тем временам – важная шишка, это сейчас продуктов в магазине навалом, а тогда за сосиски была драка.

– А Паша, значит, ничего не говорила об этом?

– Клиентка важная была, она даже к ней домой ходила, дочку стригла.

– Какую дочку?

– Клиенткину, маленькую, школьницу, наверное. Говорила, что у них квартира красивая, цветы кругом. Домработница.

Точно, ведь она знала, что у Гулько две дочери! Только что-то сейчас все запуталось. Клара Андреевна говорила про Нани. Это, значит, та девочка, которая родилась в тюрьме. А где старшая дочка? Ей ведь уже много лет. А еще домработница! Как же узнать о ней?

– Жанна, скажите, а с кем дружила Щукина, с кем была близка?

– М-м-м-м, – Жанна задумалась, и конфеты исчезали во рту одна за другой.

– История про убийство загадочная.

– Ой, шуму столько было, шуму! Говорят, его из-за любовницы убили!

– А из-за кого, не помните? Ведь мастера-парикмахеры знают обо всех и все.

Жанна была счастлива собственной значимостью.

– Паша переживала сильно, когда убийство произошло. Я помню, как этот мужчина, которого убили, однажды стричься к ней приходил. Так у нас все девчонки по очереди бегали на него посмотреть, такой он был красавчик. Убили потом.

– А Паша с ним хорошо знакома была?

– Не знаю, но стригла она его по высшему разряду, старалась очень. Девчонки потом болтали, что он, мол, бабник, так и стрелял глазами по сторонам, а у нас мастера были все красивые.

– А с какой девушкой его жена застала, случайно не говорили в вашей парикмахерской?

– Юлечка, у нас про что только не говорили! Вот сейчас люди новости узнают из газеты, из телевизора, а тогда все новости можно было узнать в парикмахерской. Вот что-то, помню, Паша очень осторожно говорила, что девушка какая-то там была. И еще, ее клиентка, ну та, которая мужа порезала, просила дочку на время забрать.

– Дочку Клары Андреевны Гулько?

– Точно, Клара ее и звали!

– Щукина забирала к себе девочку?

– Да, что-то такое было, – она наморщила лоб. – Рая! Райка, ну конечно! У Паши была ученица, вертлявая такая девчонка, Райкой звали. Вот она тогда нам и говорила про то, что Пашу попросили девочку забрать.

– А сама Паша-то где? Живая?

– Нет, говорят, умерла. Жалко. Хааа-роший была мастер.

– А вы знаете, где она жила, по какому адресу? Может, кто из родственников остался, знает что-нибудь об этой истории?

– Адрес не помню, но показать могу. Это центр города, сразу за башней с часами.

– А если на машине туда проедем, вы дом и подъезд можете показать?

– Да, и квартиру тоже. Я бывала у Паши несколько раз. Сын у нее был, Никитка, она все хотела, чтобы он выучился и из страны уехал.

– А ее ученица Рая? Где она сейчас?

– Не получился из Райки парикмахер. Сколько ее Паша ни гоняла, ни учила. Руки у нее не из того места росли, хотя, кажется, она в ПТУ на парикмахера училась. В общежитии жила, девчонки наши все ее жалели, кусок получше подсовывали. Худющая была!

– Как ее найти, вспоминайте, Жанна! Пожалуйста, миленькая, – Юльке хотелось расцеловать ее рыжую макушку, потому что она чувствовала важность информации, а чутье ее подводило редко. Рая могла что-то слышать такое, о чем не знали и не догадывались другие. Словно отвечая на ее мысли, Жанна вдруг вспомнила.

– Райка, кстати, после убийства-то сразу и уволилась. Какая-то она странная тогда была. Плакала, нервничала. Прасковья на нее все время кричала. Да, после той истории с Пашиной клиенткой Райка-то исчезла.

– А вы не спрашивали почему?

– Спрашивала, у Паши спрашивала, где, мол, твоя ученица? Почему на работу не ходит?

– А она что ответила?

– Да от нее ответа добиться нереально. Что-то пробурчала, что у Райки аллергия. А какая аллергия – на лак, что ли? Лак такой раньше был, «Прелесть» назывался, так от него все мастера и клиенты чихали. А сейчас так все пахнет вкусно.

– Жанна, Жанночка, может, кто знает, как Раю найти?

– Подожди, я видела ее в хлебном магазине в прошлом году. И она мне сказала, где работает.

Юля затаила дыхание.

– А работает она в паспортном столе. Точно! В паспортном столе какого-то ЖЭКа. Ну что вы сидите, Юля? Поедем, я покажу, где Паша жила. Я между прочим, тоже хорошим мастером была и красавицей.

– Вы и сейчас хорошо выглядите, – искренне сказала Юля.

– Ой, спасибо, скажешь тоже. Вот раньше… – и Жанна снова пустилась в воспоминания.

Глава 31

Бывает, что усердие превозмогает и рассудок.

Пословица

Наши дни

Кристина Козина пользовалась особой благосклонностью Антонины Котенковой. Девушка выросла в неблагополучной семье, у родителей-алкоголиков.

Сколько она себя помнила, отец всегда пил, пил один, пил с друзьями, сантехниками из ЖЭКа. Друзья сначала были приличные, потом менее приличные, а потом просто забулдыги с улицы. Мать первое время привечала друзей, считала, что отцу при его тяжелой работе общение и снятие стресса с друзьями необходимо. Женщина суетилась с закусками, делала блинчики с мясом, а потом Кристина наблюдала, как мать брезгливо убирала со стола тарелки с объедками. Мужчины допоздна рассуждали о великом и насущном, потом о клиентах и вызовах, периодически мерзко похохатывая. Отец разговаривал громко и всячески демонстрировал, кто в доме хозяин.

– Мать! – кричал он, когда половина спиртного уже была выпита. – Иди сюда! Иди, говорю!

Женщина отнекивалась, но просьбы тогда начинали носить угрожающий характер.

– Ты что, с нами не хочешь посидеть? Брезгуешь? Пренебрегаешь? Иди сюда, мать. А ну-ка иди сюда!

Мать нехотя присаживалась за стол, и тут же следовало предложение:

– Выпьешь с нами?

Женщина понимала, что отказываться бессмысленно, и обреченно кивала.

– Ну, если немного красненького.

Выпив, мать начинала петь «По диким степям Забакалья».

Кристина наблюдала за всем происходящим из коридора и ненавидела и мать, и отца. Потом друзей становилось все меньше и меньше, отца уволили с работы за пьянку, и они с матерью начали пить дома вдвоем.

Уже потом, в медицинском училище, Кристина узнала, что человек, злоупотребляющий алкоголем, называется человеком зависимым, а его жена – созависимой, и лечиться от алкогольной зависимости нужно обоим.

У женщин обычно два варианта: бросать или терпеть. Как ни странно, жене алкоголика ближе второй вариант. У родителей Кристины так и получилось: ее мать тоже стала пить, сначала за компанию с мужем, а потом просто потому, что пьется. И еще что почерпнула Кристина из теоретического медицинского курса: девочка, выросшая в семье, где пил отец, на подсознательном уровне будет стремиться выйти замуж за алкоголика, как бы она ни осуждала пьющих мужчин. С такой постановкой вопроса Кристина не собиралась соглашаться.

– Лучше я никогда не выйду замуж, чем моим мужем будет алкаш!

На практике от училища она оказалась в доме престарелых. После родителей алкоголиков, за которыми ей приходилось убирать, старики и старухи казались не такой большой обузой. Работа, конечно, непростая, но все обитатели дома-интерната обладали несомненным достоинством: они были постоянно трезвыми. После окончания училища Кристина пришла работать в дом престарелых.

Девушка сразу увидела выгоду от работы в социальном учреждении: зарплата была повыше плюс казенное питание, а еще ей безумно нравилась Антонина Михайловна Котенкова. Кристине Козиной так хотелось на нее походить: Антонина была, с одной стороны, властная и любила пожурить за работу, с другой стороны, могла побаловать девчонок-медсестер, просто так организовав чаепитие. Девчонки так и называли это чаевничанье – Тонин день. В течение получаса они пили чай и ели торт или пироги, принесенные директрисой, и просто говорили – например, о том, что дожди нынче и урожая в огородах не будет, что зарплата у медиков маленькая и о том, что хороших мужчин сейчас днем с огнем не найти. Но Кристина отмечала, что Антонина за чашкой чая ловко заводит разговор о том, что ей нужно. И получается, что не планерка это ежедневная, где «снимает стружку» строгая директриса, а разговор по душам, и просит Антонина тут совета, как лучше с фондом выстроить отношения, чтобы и старики, и персонал не в обиде были.

Денег государственных едва хватает на то, чтобы накормить стариков и содержать персонал для ухода за ними. Чего далеко ходить, памперсов порой не хватает, с необходимыми лекарствами перебой! Раз Антонина говорит, что фонд нужен, значит, он нужен, тем более что мужчина такой видный его возглавляет, на Антонину глазками маслеными поглядывает. Еще заметила Кристина, что Антонина стала ей доверять, выделять из всех.

– Ты вроде девочка смышленая, зарабатывать хочешь.

– Конечно хочу, Антонина Михайловна! Вы не волнуйтесь, я вас не подведу.

– Кристина, я за тобой наблюдала, и мне кажется, ты преданный человек. Хочу тебе из городского квартирного фонда комнату выхлопотать.

Такого счастья Кристина и ожидать не могла. Жить в однушке с пьющими родителями сил ну никаких уже не было. Каждый день был просто как на пороховой бочке.

– А получится, Антониночка Михайловна?

– Ну, как будешь стараться.

– Я-то? Я-то уж буду, поверьте! – Кристине просто хотелось запрыгать от внимания директрисы.

Кристина выполняла поручения Антонины с усердием, не спрашивая, почему одно дорогое лекарство нужно заменить на другое, более дешевое. Старикам уже ничем не поможешь, хоть мел толченый давай, им все равно, лишь бы назывался лекарством. Впрочем, и убеждать себя ей ни в чем не приходилось, Антонина стала ей доверять, а это было самым важным.

Однажды в «Тонин день» после душевного чаепития Антонина попросила Кристину остаться.

– Тут одна проблема возникла, – Антонина начала очень сложное объяснение про бабку из третьей палаты, которую определили сюда по приказу управления социальной защиты. Выходило, что родственники бабульки обманули государство, и принадлежащую ей квартиру в фонд дома престарелых не передали и теперь пытаются ее продать. Бабушку содержать в доме-интернате не на что, нет на таких людей, у которых родственники есть, лимита. Но родственники хитрые, они оформили квартиру пенсионерки на другого человека. Кристина не могла уследить за мыслью директрисы и совсем запуталась.

– Антонина Михайловна, я в жилищном кодексе ничего не понимаю. Вы скажите, что надо делать. Я все сделаю, не волнуйтесь.

Дело оказалось не таким сложным: прийти к родственникам «бабусяки» и объяснить, что в доме-интернате свои лимиты и что на их родственницу они не распространяются. Значит, надо платить ежемесячный взнос.

– А если родственники откажутся, пусть забирают свое сокровище.

– А если не заберут? – испуганно спросила Кристина.

– Значит, мы будем освобождать место другими путями. Это понятно? – сказала Антонина тоном, не терпящим возражения.

– Понятно, – тут Кристине и правда было все понятно.

К родственникам, которые пытались устроиться официальным путем, обходя Котенкову, она иногда ходила не одна, а с дамочкой из фонда «Старость в радость» Валентиной Ивановной. Визиту женщин сначала удивлялись, но разговор был таким конкретным, что платили все, ну почти все, оформляя договор с фондом. Брать родственников обратно из дома престарелых не собирался никто.

– Вот твоя премия, – однажды сказала Антонина, передавая Кристине в руки конверт.

Теперь за любимую директрису Кристина была готова идти в огонь и в воду. Более того, она начала пристраивать одиноких стариков в дом-интернат, нет, не всех, конечно, а тех, у которых была квартира. Узнать, к кому можно «подкатиться», было проще простого. Год назад Кристина делала сверку своих пенсионеров по заданию Антонины и вместе с данными дома-интерната для престарелых на флешку скачала все данные пенсионного фонда. Так вот удачно получилось. Она тут же подошла к Антонине.

– А ты не такая простая девочка, какой кажешься.

– Я же сказала, что на меня можно положиться.

А еще Кристина научилась первой заходить в ту палату, где умирал «жилец». Похоронные деньги она находила быстро и тут же относила Антонине, получая свое вознаграждение.

Когда ее пригласил на беседу следователь Сурин, у Кристины были готовы ответы на предполагаемые вопросы. Она готовилась к бою. Каково же было ее удивление, когда оказалось, что юноша – само спокойствие.

– Слушай, а чай у вас есть?

Она растерялась.

– Чай?

– Ну да, голова болит от ваших свидетелей, которые ничего не видели и ничего не знают. Налей чаю и таблетку от головы дай, если можешь.

Глава 32

Журналистика – это когда сообщают: «Лорд Джон умер», – людям, которые и не знали, что лорд Джон жил.

Г. Честертон

Наши дни.

– Вот! – Жанна указала наманикюренным пальчиком. – Вот этот дом, пятый этаж, первая дверь направо. Жалко, что Паши нет. Мужа похоронила, сама умерла. Все мы там будем.

– Лучше бы попозже, – подсказала Юлька. – Жанна, вы удивительно моложавая, энергичная. И вы мне так помогли!

– Газета – это святое, – Жанна забавно кокетничала. – Было очень приятно познакомиться. Я вашу газету всегда читаю. Обязательно буду ждать статью.

«Жди ответа, как соловей лета» – эта глупая фраза почему-то пришла Юльке в голову. Вот я сейчас нагло использовала ветерана «парикмахерского движения»! Запудрила тетке мозги какими-то сказками и вытащила ту информацию, которую хотела. Это правильно? Это этично? Такими вопросами все время задается главред Заурский, а у нее даже вопросов не возникло. Пришла, наврала и пошла дальше. Егор Петрович любит рассуждать, что не те нынче пошли журналисты, не славят они человека труда, мало пишут о жизни трудовых коллективов, промышленных предприятий и строек, школ и больниц. Раньше даже такая рубрика существовала – «Газета выступила. Что сделано?». Но и пусть нынче «пошел другой журналист», она знает, что все, что она делает, – в интересах газеты.

Дверь открыли тотчас, как будто Юлю кто-то ждал.

– Ой, здравствуйте, – симпатичная женщина средних лет смущенно улыбалась. – Думала, сын из магазина вернулся.

– Вот так, и не спросили, кто там?

– И кто там?

– А я из газеты, журналист Юлия Сорнева. Можно войти?

– Проходите, пожалуйста, не думала, что сама Сорнева в гости может прийти. Мы ваши статьи читаем, так сказать, поклонники вашего творчества.

– Ой, как приятно! А я как раз пришла к вам за помощью, материал для новой статьи собираю. Здесь, в этой квартире, когда-то жила модный дамский мастер Прасковья Щукина. Может быть, вы что-то знаете о ней, может, контакты родственников есть?

– Ну вот очень хочу вам помочь, но квартиру мы покупали через риелторское агентство. Кто тут жил, не знаю, даже не интересовались у соседей. Зачем? Это теперь наша квартира.

– Да что вы, я же не свидетельство о собственности прошу показать, я про людские истории.

– Ну правда нет, – женщина развела руками. – В кои веки журналист в гости пожаловал, а я ничем помочь не смогу.

– Может, кого из старожилов знаете?

– Знаю! Бабу Таню с пятого. Квартира двадцать восемь.

– Спасибо вам огромное.

– Чем могу!

Юля поднялась на пятый этаж, и дверь двадцать восьмой квартиры тоже открылась сразу же.

«Чудеса в подъезде, двери словно сами по себе открываются, только вот результата никакого» – эта мысль проскользнула незаметно и легко, потому что хозяйка квартиры тут же удивила.

– Про бывших жильцов Щукиных спрашивали? Так откуда же им знать, я тут одна древняя осталась.

– Так вы все слышали?

– А че ж не слышать?! Слышимость хорошая, слова в коридор так и отлетают, а у меня дверь не прикрыта, вот и знаю.

– Вот и здорово, баба Таня, значит, ничего и повторять не придется.

– Для кого бабя Таня, а для кого и Татьяна Ивановна.

– Извините, конечно, Татьяна Ивановна! Я материал для газеты собираю об истории города. Говорят, тут парикмахер известный жила, Прасковья Щукина.

– Жила да сплыла, в доме престарелых она. Сынок ее определил. Некому за ней ухаживать. Сын-то в Америке живет. Совсем у нее ноги перестали ходить, коленки пухли. Я ей нет-нет, да за хлебом и молоком сбегаю. А были времена, к ней не попасть было… Да. Но она всегда стрижку на дому делала, уважительно так. А что меня не стричь – три волосины у меня, на одну драку.

<<1...9 10 11 12 13 14 >>

На страницу:

Перейти

11 из 14