Синдром выгорания любви

Глава 33

В разговоре слово соскользнет с языка, как мышь из-под соломы.

Удмуртская пословица

Наши дни.

Кристина достала для следователя Сурина гостевую чашку и налила кипяток:

– Пожалуйста, товарищ следователь.

– Вы мне еще «гражданин начальник» скажите!

– Ну, знаете ли, мы со следователями не каждый день общаемся.

– А вот и плохо! Общались бы чаще – научились бы на вопросы следствия отвечать.

Девушка ему нравилась. Нет, конечно, это была просто человеческая симпатия следователя. Родители, особенно мама, замучили Алексея с темой женитьбы, как будто других дел у него не было. Да и когда он с девушками будет встречаться – сутками на работе? А на работе такие симпатичные девушки, как сегодня, появляются редко: то воры, то бандиты или убийцы, а то и старики совсем преклонного возраста. Как такая хрупкая девушка с ними справляется?

– Работа у вас тяжелая.

– Работа как работа, не лучше, не хуже других. Контингент специфический, но что делать? Вы когда вопросы свои задавать будете? Я ничего ведь не знаю, в ночь пожара не дежурила.

Следователь Сурин словно не слышал ее начинающегося возмущения, он сосредоточенно пил чай.

– Я не дежурила ночью, когда случился пожар, – настаивала Кристина.

– Не переживайте вы так! Не дежурили, и ладно.

– Но у вас же вопросы есть, вы сами сказали!

– И что! Есть у меня вопросы. Сейчас чай допью. Вы что такая агрессивная, Кристина Козина!

– Мне работать надо. У меня люди. Санитарка Юлька Мухина еще молодая, неопытная. Кстати, как раз по вашей части.

– В каком смысле по моей части?

– Из тюрьмы недавно освободилась.

– Ну, это не по моей части точно. У меня ее в списках нет.

– Так она после пожара к нам на работу устроилась. Кстати, толковая девчонка, а у нас с санитарками беда – не идут в санитарки.

– Ну, спасибо за чай. Теперь можно побеседовать?

– Давно уже можно.

– Кристина, я не могу найти раствор хлорной извести, – в подсобку заглянула девушка.

– Под ванной. Смотри лучше.

Алексею показалось, что санитарка посмотрела на него по-хулигански лукаво, весело. Кристина перехватила этот взгляд, и ей он не понравился.

– Иди уже, Юля!

– Это и есть ваша санитарка?

– Это и есть.

– Кристина, скажите, а что за фонд «Старость в радость»?

Он видел, что девушка растерялась.

– Ну, фонд, с которым работает ваше учреждение?

– Это, наверное, к директору вопрос, я – медсестра.

– Ну, вот видите, вы тоже не отвечаете на мой вопрос. У вас тут какая-то круговая порука. Мне говорили, что сотрудники фонда у вас постоянно работают.

– Бывают. Они организационные дела решают больше с директором, по палатам ходят в качестве комиссии, с жильцами беседуют.

Следователь ей показался славным парнем, вон как Мухина глазами стрельнула. А если он непьющий, так, наверное, за ним девчонки в очередь. Вот бы влюбился такой, но, наверное, семейной жизни с полицейскими нет, они все в работе.

– А у вас девушка есть? – вдруг неожиданно спросила она.

И потому, как он зарделся, она поняла, что девушки нет.

– Личная информация при беседе со свидетелем не разглашается.

Чурбан полицейский! И она тоже хороша, что это ее потянуло интересоваться чужими девушками? Это она от волнения, что про фонд вдруг разговор зашел, надо бы Антонине сказать. Директриса – женщина тертая, ее «на авось» не возьмешь. Фонд – это источник ее зарплаты, и терять его никак нельзя, как и доверие Антонины.

– Да это я так просто спросила. Вы целыми днями на работе, какая же девушка будет все время ждать? А про фонд, правда, я не знаю ничего.

– Кристина, скажите, а вы Щукину убитую хорошо знали?

– Вопрос мне ваш непонятен. Что значит хорошо? Их знаете сколько тут на этаже, дедов и бабушек? Они очень проблемные, не было дня, чтобы у кого-то что-то не болело, чтобы не плакали у моего поста, чтобы укол или таблетку не просили.

– А у вас назначения врач делает?

– Врач, конечно. Но что от старости пропишешь? Чем вылечишь? Когда по сто раз старухи за смену таблетку просят, я аскорбинку даю, без назначения врача. Это ведь не наказуемо?

– Аскорбинка – нет.

– А Щукина, она такая как все была, ничем особо не отличалась. Вредная, правда, тетка, заносчивая. Кичилась тем, что когда-то модным мастером была, не попасть к ней было. Они все здесь рассказывают о своих трудовых подвигах. А нынче что, с головой проблемы у каждого второго.

– Мне почему-то эти «вторые» как раз и попадаются, – пробормотал Алексей.

– У меня на этот случай валерианка в таблетках заготовлена. Даю – и успокаиваются. А Щукина валокордин любила, ей потом его отменили, потому что смысла нет в этом. Так она меня один раз так трясла, чтобы я ей его дала, я в бутылочку из-под валокордина налила воды. Думала, не заметит, так она так разоралась, что мама не горюй! Унюхала, что вода в бутылочке, а не лекарство. Еще чаю хотите?

– Хочу, – он не желал себе признаваться, что девушка ему нравится и рядом с ней ему было удивительно спокойно.

Еще ему хотелось в спокойной обстановке, где нет этого едкого старческого запаха, мысленно проанализировать, что же у него в остатке. Что можно записать в плюсы – его коллеги начали проверку фонда «Старость в радость». Его руководитель, Геннадий Иванович Крючков, – личность темная, привлекавшаяся за мошенничество. Так просто этот человек не мог появиться около дома престарелых. Мошенники выбирают самых слабых и ранимых – стариков. Они прекрасно знают и используют особенности характера пожилых людей. На что наши старики копят деньги? Это там, в Европе, старики на пенсию путешествуют, а у нас копят на достойные похороны, чтобы было как у всех. Наши старики привыкли доверять государству, власти, и эту деталь мошенники учитывают тоже, представляясь сотрудниками собеса. Фонд, вероятно, мог выступать как представитель интересов дома престарелых, а это значит – доверие и еще раз доверие. Без Антонины Михайловны Котенковой здесь не обойтись.

Что же касается пожара, то, вероятно, это был поджог неустановленным лицом. Причем таким лицом мог быть каждый из обитателей дома-интерната. К великому сожалению, чем человек старше, тем слабее его память и менее адекватны поступки. Может быть, кто-то просто случайно опрокинул стоявшую канистру с бензином и кинул спичку. А Щукину кто тогда задушил? Тоже неустановленное лицо? Что-то у тебя, Лешечка, неустановленных лиц многовато, по нескольку на один дом престарелых.

– Вот, свежий заварила, – Кристина поставила перед Суриным новую чашку. – Вы знаете, я хочу о директоре сказать. Старики, они ведь не просто сюда попадают. Их, почти всех, собственные дети сдают. Они им в тягость. Но поработав здесь, я стала задумываться, что детей можно понять – старики изводят их своим маразмом, превращают жизнь в каторгу.

– То есть психушка или пуля лучше?

– Лучше. Я не собираюсь строить из себя мать Терезу и упрекать кого-то в плохом отношении к старикам. Упрекают те, кто не знает старческого гнета. Если бы вы поработали тут годок-другой, то не так бы запели. Поверьте, я не злая, но иногда мне хочется кого-то убить.

– Что, что вы сказали, Кристина?!

– То, что слышали. Но я никого не убивала, Щукину по крайней мере точно, хотя она докапывалась до всех.

– До кого?

– До всех, кто работал и в день, и в ночь. Чушь всякую несла.

– Например, какую?

– Что к ней покойники по ночам приходят.

– Ну, этот бред я уже слышал от Петра Петровича.

– А я слышала этот бред постоянно, каждый день по нескольку раз и в любых вариациях.

– Понятно.

– Что вам понятно?

– Что не убивали вы Щукину! Только почему вы все время нервничаете? Каких вопросов боитесь?

– С чего вы взяли?

– Да я знаю! Не нервничайте, у меня еще к вам вопрос имеется.

Кристина замерла, а он вздохнул и выпалил:

– Что вы делаете сегодня вечером?

Глава 34

Всякий порядочный русский человек состоит из трех частей: души, тела и паспорта.

Наши дни.

Найти городскую паспортистку по имени Рая – задача не такая уж сложная, потому что пропуском для поиска информации может служить редакционное удостоверение. Если, конечно, милая ветеранша Жанна истолковала слова бывшей Пашиной ученицы правильно и, наконец, если ученица сама не наврала. История, которую журналист Сорнева придумала для начальника городского жилищно-коммунального управления, была практически правдивой: она готовит очерк об одном из дамских мастеров прошлого века, ученицей у которого работала девушка Рая. Имя редкое, может, и повезет разыскать паспортистку Раю, а если нет, придется засесть в архиве и там искать, принималась ли на работу в парикмахерскую «Фея» ученица Рая. В жилищном управлении прессу уважали, даже удостоверение не попросили показать, а сразу отправили в отдел кадров.

– Вот так, – посетовала сама себе Юлька, – придет кто-нибудь посторонний, представится журналистом, и ему всю информацию и выложат. – Хотя какой от этой информации чужому человеку прок, вот сто лет бы Юльке не знать, кто такая Рая, а теперь информация о ней – краеугольный камень ее расследования?

– Ой, а я вас знаю, – женщина в старой кофточке радостно улыбнулась Юльке.

– Очень приятно, – Сорнева кивнула в ответ и укоряюще сказала себе: «Видишь, враг тут не пройдет. Журналистов нашего города знают в лицо».

При слове «паспорт» Юля вспоминала старый фильм «Человек без паспорта», который любил смотреть ее отец. Это была история о деятельности контрразведчиков, которые обезвредили иностранного шпиона по кличке Белый, заброшенного в нашу страну для добывания информации об одном военно-промышленном объекте.

– Вот, у нас всего одна Рая, она в третьем ЖЭКе работает. Раиса Ивановна Паушек.

– Спасибо, спасибо, я обязательно в статье вам слова благодарности напишу.

Действительно, молодцы кадровички, оперативно сработали. Раиса Паушек. Интересная фамилия: Пау-шек. Как камешки во рту. Ну что же, сейчас эти камешки будем пробовать на зуб. А если это ошибка и Рая совсем не та Рая? Рая – паспортистка! Интересная у людей работа! Ведь внутренний паспорт – это особое явление, он не просто удостоверяет личность, а является документом, без которого человек выпадает из общественной жизни. Без паспорта не то что выйти замуж невозможно или умереть, но даже осуществить простое желание – записаться в библиотеку.

В третьем ЖЭКе все двери были грязные и обшарпанные.

«А еще реформой ЖКХ занимаются, не могут свои двери в чистоте содержать», – Сорнева чертыхнулась. На одной такой же старой и обшарпанной двери висела табличка – «паспортист».

«Мужская, стало быть, работа – паспортист, журналист. Женский род как-то здесь не приветствуется».

– К вам можно?

Миниатюрная женщина сидела за столом с бумагами.

– У меня сегодня неприемный день, завтра с десяти.

– Вот и хорошо, что у вас сегодня неприемный день, – Юля смахнула со стула пыль. – Я как раз не по служебному вопросу, а по общественно-политически-историческому. Скажите, вы та самая Раиса Ивановна?

– Вы меня заинтриговали, – кокетливо сказала женщина.

Юлия Сорнева начала излагать цель своего визита, по мере рассказа она видела, как меняется лицо женщины. Ее взгляд стал испуганным, как у лесного зверька, напряжение в лице возрастало, а на щеках появился яркий румянец.

«Значит, Рая, та самая Рая», – Юлька успокоилась и вслух произнесла:

– Значит, вы та самая Раиса Ивановна.

– Ну да, была я в парикмахерской ученицей, но это было так давно, что я уже ничего не помню.

– Вашим мастером была Прасковья Петровна Щукина?

– Да, Паша.

– Вам нравилась ваша наставница?

– Да, – Рая была немногословна.

Что же она, кроме «да», никакого слова больше не знает? Юля пыталась и не могла подобрать тот вопрос, который бы позволил хоть как-то разговорить собеседницу. Чего такого она боится? Заладила, как попугай, одно и то же.

– Прасковья Щукина умерла. Скончалась в доме престарелых совсем недавно. Вы – ее единственная ученица, которую она обучала. Я на вас очень надеюсь, Раиса Ивановна!

– Как скончалась? – паспортистка растерялась.

– Все мы когда-то умрем, – философски произнесла Сорнева.

– Подождите. Как-то все неожиданно. Паша точно умерла? Точно?

– Точнее не бывает.

– Подождите, – Рая повернулась к маленькому шкафу, который стоял у нее за спиной, и вытащила початую бутылку водки. – Помянуть Пашу надо. Будешь со мной?

– Буду, – Юля поняла, что вариантов у нее нет. Из того же шкафа были вынуты два маленьких стаканчика и кусок плавленого сыра. Рая уверенными движениями разлила алкоголь.

– Ну, Паша, царствие тебе небесное, – и одним глотком опрокинула стаканчик.

Юльке ничего не оставалось делать, как незаметно вылить водку в стоящий рядом кактус, прием был старым, но очень действенным. Не пить же ей с паспортисткой ЖЭКа из грязных стаканов! У местных паспортисток, может, иммунитет имеется, а у Юльки такой прививки нет.

– Тяжелый она была человек, – Рая наливалась алкоголем медленно, и ее комплексы и страхи потихоньку исчезали, с нее словно спадали маска и мишура. – Давай еще по маленькой!

– Давай, – Юля покосилась на кактус. Интересно, а сколько он может «выпить»? Она чувствовала, что пришло время ее вопросов.

– А почему она была тяжелым человеком? Характер плохой? Не хотела вам свои секреты мастерства передавать?

– Заносчивая она была, своими клиентками хвасталась, которые могли все достать. Для нее светом в окошке был только сынок Никита. Вот ради него она горы могла свернуть.

– То есть у вас с нею отношения не сложились?

– Да какие там отношения?! Я к ней, как к родной матери, а она от меня рожу воротила. Я у нее на побегушках была.

– Но все ученицы первое время на побегушках, – подлила Юля масла в огонь.

– Другие девчонки в это время самостоятельно зарабатывали, а она меня все попрекала, что за мной переделывать приходится и что клиенты мною недовольны.

– А что, клиенты вами были недовольны?

– Да это она так считала. Меня клиенты любили, особенно мужчинам я нравилась. Молодая была, хорошенькая! – Рая зажмурила глаза, вспоминая то время.

– А почему вы ушли из парикмахерской?

– Аллергия у меня случилась, на лак и прочую парикмахерскую гадость. Уехала в деревню к родственнице, а потом через полтора года вернулась.

– Или все-таки из-за Прасковьи Щукиной вам пришлось уйти? – Юля чувствовала, что разгадка где-то близко и история паспортистки перекликается с судьбой Щукиной.

– Давай еще помянем.

– Давай хватит, – Сорнева взяла бутылку в руки. – Вам, Раиса Ивановна, еще работать.

– Да отпрошусь сегодня, какая к черту работа! Паша, Пашечка померла, – и женщина заплакала. – А она ведь меня предупреждала, что все это плохо кончится. Пыталась мне помочь. А все кончилось.

– Что кончится? – не поняла Юля.

– Любовь моя плохо кончится, – она продолжала заливаться пьяными слезами.

– Вы делились с ней своими переживаниями?

– А как же не делиться, когда меня любовь и накрыла в парикмахерском кресле?

– Прямо в кресле? На рабочем месте? Это не понравилось Прасковье Петровне?

Раиса Паушек затряслась.

– Вы не понимаете?! Он был ее клиентом, на стрижку к ней пришел, а в меня влюбился. Накрыло нас с ним вместе, вдвоем. Паша сразу это поняла, да и как скрыть от нее, что я с ним встречаюсь, если у меня все на лице было написано. Она предостерегала меня, что с женатыми дел иметь не надо, а я, дурочка молодая, не слышала ее.

– Так он и женатый был?

– Да, и его жена была тоже Пашиной клиенткой!

Мысль, которая вдруг Юльку озарила, казалась невероятной, и ей было даже страшно допустить подобную возможность.

– Вы были любовницей Александра Гулько? Так это вас в квартире застала его жена?

– Тсссс… – Райка приложила палец к губам. – Про это только Паша знала. Она меня поэтому из парикмахерской и отправила в деревню, от греха подальше.

Глава 35

День в растяжку, ночь нараспашку.

Наши дни.

С Кристиной что-то случилось, Юля поняла это сразу. Они снова дежурили ночью, и работы выпало много. В одной палате старик все время жаловался на боль в желудке, в другой – у старухи начался понос, и она не успевала дойти до туалета.

– Ну вы даете, женщина! – Юля третий раз замывала зловонную лужу около кровати.

– Ну разве ж я виновата? Организм уже не держит.

– Голова у нее не держит, – комментировала Кристина. – Дай ей две дозы снотворного, чтобы не бегала по туалетам.

– Может, лучше имодиум?

– А подороже ничего не придумала? Снотворного сейчас вкачу, будет знать.

– Да ладно, Кристя, не злись.

– Ну, если тебе чужое дерьмо нравится убирать, пожалуйста. Я не вмешиваюсь.

К двум часам ночи все успокоились, и девушки облегченно вздохнули.

– Кристина, ты сегодня в каком-то напряжении постоянном, словно тебя разъедает что-то!

– Мухина, тебе тоже снотворное вколоть, чтобы вопросов лишних не задавала? Отвали от меня!

– Тебя кто укусил, ты что на людей бросаешься? Разговариваешь, будто мы с тобой на нарах сидим.

Кристина словно споткнулась о невидимую преграду.

– Нет уж, на нары я не хочу. Юль, а там вообще можно выжить?

– Там – это в тюрьме?

– Да, в тюрьме.

– Можно, я ведь выжила. А что у тебя вдруг за мысли? Проблемы?

– Тревожно как-то.

– Ты мне Лазаря не пой. Просто так тюрьму не поминают. Давай, подруга, выкладывай, а то не посмотрю, что ты сегодня напарница, отверну голову.

Напор и наглость возымели свое действие, и Кристина неожиданно заплакала.

– Ты, девка, если в тюрьме будешь слезы лить, то пропадешь. У тюремной хаты свои законы. Кстати, туалеты там отгорожены от камеры занавесками, но это не мешает распространению запахов и звуков. Запах дерьма тебя будет преследовать везде, как и здесь, в интернате. Поэтому мне не западло дерьмо за бабками убирать! Говори, не ной!

– Мне парень понравился, глупо, конечно, но понравился с первого взгляда.

– Ну, это же не повод рыдать. На то и мужики, чтобы нравиться!

– Я мужиков ненавижу, по жизни ненавижу.

– Да и ладно, в женской колонии мужиков нет, и вообще там физиологические особенности твоего женского организма никто учитывать не будет. Так что на твое «ненавижу» всем плевать.

– Мне кажется, я влюбилась, – Кристина продолжала плакать.

– Ничего не понимаю! При чем тут тюрьма! При чем тут ненавижу мужчин! Мед, дерьмо и пчелы у тебя смешались в одну кучу. Ты мне можешь вразумительное что-нибудь сказать?

– Нет, не могу.

– Тогда рыдай дальше, я пойду прикорну в подсобке, пока наши ветераны спят.

– Подожди, Юля, не уходи. Я не знаю, что скажет Антонина Михайловна.

– А что она должна сказать? Вы что, с ней любовные приключения согласовываете? Она может тебе запретить любить или разрешить? Бредятина какая! – Юлька хотела добавить, что в этих случаях говорит главред Заурский, но вовремя прикусила язык.

– Совсем не бредятина! У нас проверка в связи с пожаром, Антонину знаешь как таскают.

Юлю осенило. Ей последнее время приходили в голову сумасшедшие идеи, но как раз они оказывались правильными.

– Ты, что ли, в юношу-следователя влюбилась? Того, который тебя допрашивал?

– Он просто беседовал, а не допрашивал.

– Ладно, беседовал. Тогда ты мне ответь, при чем тут Антонина и почему ты тюрьмой интересуешься? Это прикол такой? Он типа тебя в тюрьму сажает? Но для тюрьмы доказательства нужны! Чего ты фигню несешь? Все-таки прикалываешься?

– Какой прикол! Он меня в кино пригласил.

– Ну, супер! Значит, хороший парень, а то некоторые сразу в постель зовут.

– Я отказалась с ним в кино пойти, – Кристина опять пустилась в слезы.

– Девочки, девочки, есть кто там? Подойдите!

Кристина вытерла слезы.

– Вон, бабусяки наши проснулись! Недолго музыка играла.

– Сиди, я памперс поменяю быстро, – Юлька взяла чистый памперс и пошла по коридору на голос: – Иду, иду, подождите.

Когда Юля вернулась, Кристина сидела в той же позе.

– Кристина, ты, если хочешь что-то рассказать, груз с души снять, так говори, а если не хочешь, так и не начинай. А то тянешь кота за хвост, уже тошнит от тебя.

– А ты меня не сдашь?

– Кому? Мусорку твоему? Или директрисе? Зачем? Ни тот, ни другая мне не интересны. Какой смысл? Только я пока ничего не понимаю, ты что, баланду травишь мне? Гнилой базар! Про кичу вдруг заговорила!

Юльке было интересно употреблять слова, которые она почерпнула из словаря уголовных терминов. Кстати, а неплохо у нее это получается, вот куда бы еще ввернуть так понравившееся ей слово «алтушка-монета». Но здесь нужно ухо держать востро, не переборщить, потому что ей, например, раньше и в голову не могло прийти, что в тюремной энциклопедии «армянская королева» – это пассивный гомосексуалист, а «глухарь» – человек, который грабит пьяных. Вот так, журналист Сорнева, век живи, век учись.

– Просто я не знаю, что делать.

– Если влюбилась, то идти в кино, это точно, а все остальное жизнь покажет, чего вперед забегать?! Может, завтра кино и кончится, не начавшись.

– Я чувствую, что у нас с ним может быть серьезно. Только понимаешь, если он узнает, что я отдельные поручения Антонины выполняю, он от меня отвернется.

– Здесь все выполняют поручения Антонины.

– Нет, я не в том смысле. Я деньги с клиентов для Антонины собирала. С фондом по квартирам ходила. И еще много что делала. Он ведь следователь, он все это узнает. Мне кажется, что он меня насквозь видит.