Япония по контракту

Он заботился о гостье, не жалея времени и сил! Она поблагодарила Хидэо от всей души и с наслаждением забралась в машину – там было тепло.

– Теперь ужинать! – весело приказал Хидэо, – Намико присмотрела тут один ресторанчик…

Двадцать шагов от машины до ресторана показались ей дальней дорогой. Пальто, казавшееся таким тяжелым в Токио, насквозь продул сырой холодный ветер.

– Обычный март в наших местах, – пожал плечами Хидэо.

– А в Токио тепло, – удивилась она. – Откуда такая разница в погоде на расстоянии всего в двести километров?

– Токийский залив омывается тёплым течением, а здесь, на севере Хонсю, тёплые потоки встречаются с холодными, потому климат так сильно изменяется на коротком расстоянии. Наш город стоит как раз на границе – у нас уже прохладно, но ещё растёт бамбук, как на юге. И есть сезон дождей. Севернее его уже нет. И бамбука тоже. – Хидэо объяснял, как школьный учитель, а она слушала, как прилежная ученица. От всех этих географических подробностей острова Хонсю теперь зависело, как ей жить, как одеваться…

Расталкивая лбами чёрные полотнища с белыми иероглифами, занавесившие дверь, они шагнули в уютное тепло ресторанчика. Супруги Кобаяси заученными движениями скинули у порога обувь, оставшись в безупречных носках. Она замешкалась. Нет, на ней не было драных носков. На ней не было никаких носков. В России это нормально – туфли на босу ногу. Но здесь… С минуту она колебалась – как быть? – с надеждой изучая ноги народа в маленьком зальчике. Надежды рухнули – обутых не было. Пришлось разуться. Супруги Кобаяси с интересом глянули на её ноги и деликатно отвели глаза. А она зашлёпала босиком по ресторану, затверживая ещё один японский урок – в любую минуту надо быть готовой предстать перед обществом разутой!

Навощённый паркет был абсолютно чистым, а главное, тёплым. Вслед за своими японскими спутниками она подошла к низкому столику, опустилась на подушку на полу. Попробовала сесть, как они, на колени, стараясь натянуть подпрыгнувшую юбку до сколько-нибудь приличного уровня. С юбкой дело обстояло терпимо, но вот с ногами… Через пять минут она поняла, что если не встанет сейчас, то без посторонней помощи не поднимется вообще. После мучительных поисков положения, в котором можно высидеть хотя бы полчаса, она устроила ноги сбоку стола, накрыв их пиджачком, чтобы её голые ступни не портили аппетит близко сидящим соседям – ресторанчик был крохотный, на шесть столов. Официантка положила в микроволновую печь какие-то белые трубочки, через минуту достала их щипцами, разрезала ножницами упаковочный полиэтилен, подала на металлической тарелочке… Трубочки оказались влажными махровыми салфетками. Последовав примеру Хидэо, она прижала горячую салфетку к лицу, почувствовала, как уходят усталость, озноб… За окном падал мокрый весенний снег. Крупные хлопья ложились на ветви крошечных сосен. Это были взрослые деревья, с оформившейся кроной, но ростом не более полуметра. Позади сосенок золотился в лучах фонаря низкий бамбуковый заборчик…

Официантка поставила перед ней продолговатый подносик, заполненный вещами красивыми и странными. Две чёрные лаковые чашки с крышками украшали золотые ветки, прочерченные тонко, легко. На маленьком прямоугольнике грубой серой тарелочки, корявой, как пластик засохшей глины, лежали какие-то белые ломтики, розовые дольки, фиолетовые шарики.

– Это солёные овощи: редька, чеснок, маленькие баклажаны, – помогла Намико.

Только кусок свинины, зажаренной в сухарях, выглядел вполне родным. Он был уже нарезан, и понятно почему – ножей на столе не было. Вилок тоже. Только деревянные палочки. Под крышкой одной из чашек оказался горячий белоснежный рис. Из другой чашки пахнуло кисловатым паром. В мутно-жёлтой жиже плавали тёмные волокна какой-то травы – это походило на суп. Японский ужин (или обед?) полагалось есть весь сразу, вперемежку – мясо, рис, суп. Но сначала Хидэо и Намико взяли в руки цилиндрические фарфоровые стаканчики с синеватыми разводами – начинать надо было с зелёного чая. Она решила делать всё, как японцы. Хидэо обильно полил мясо соевым соусом, подцепил палочками кусок. Она попробовала сделать то же самое, зажав мясо так, что пальцы покраснели от напряжения. Кусок выскользнул в тот момент, когда она уже почти донесла его до рта. К счастью, он упал обратно в тарелку, а не на светлую юбку. Только блузке не повезло – коричневые брызги соуса разлетелись веером.

Хидэо рассмеялся и взялся преподать ей краткий теоретический курс – одну из палочек надо крепко зажать большим и безымянным пальцами, оставляя её неподвижной, а другую взять, как карандаш. Этой второй палочке полагалось двигаться, захватывая еду. Слегка освоившись с мясом, она стала поглядывать на рассыпчатый рис. Есть мясо без хлеба она не привыкла, а хлеба на столе не было, только рис. Но как ухватить тонкими палочками крупинку? Однако слипшиеся в комочки зёрна на удивление легко пристали к палочкам – есть рис оказалось даже проще, чем тяжёлые куски мяса. А если взять чашку в руки, как сделал это Хидэо, поднести близко к лицу и закидывать рис в рот короткими, быстрыми движениями – так и совсем просто получалось. А вот справиться с соблазнительным горячим супчиком нечего было и думать. Как справиться с ним, с жидким, без ложки? Проблема решилась просто – Хидэо поднёс чашку к губам и стал пить суп через край.

Облегчённо вздохнув, она последовала его примеру. Что-то жёсткое стукнулось о зубы – маленькая круглая раковина. Она смутилась. А вот Хидэо, с которым приключилось то же самое, спокойно выплюнул ракушку в суп и принялся расковыривать её палочками. Даже для него эта работа была не из лёгких – палочки скользили по полураскрытым чёрным створкам. После немалых стараний и ей удалось извлечь маленький сероватый комочек и даже донести его до рта. Правда, не весь. Судорожно сжатые палочки раздавили нежное тельце моллюска, уронили часть на стол. Но расстраиваться не стоило, потеря не превосходила размером булавочную головку. Да и то, что удалось съесть, было не больше. Она с сожалением посматривала на красивую мозаику солёных овощей – управиться палочками с крошечными скользкими шариками нечего было и думать! На сегодня достаточно с неё японских уроков! Она почувствовала, что смертельно устала.

– Пора! – Хидэо поднялся быстро, упруго.

Не встал, взлетел, незаметным движением взметнув своё лёгкое тело. Она с трудом заставила шевелиться затёкшие от непривычного положения ноги, помогая себе руками, поднялась нелепо, тяжело. Хозяева деликатно потупились, словно заранее зная – иностранец в Японии не может не быть нелеп. У выхода Намико шепнула ей что-то на ухо.

– Туалет японский, – Намико словно извинялась.

И смотрела вопросительно, сомневаясь, справится ли гостья? Вместо привычного высокого унитаза в полу был устроен узкий продолговатый жёлоб,

забранный в стальное корытце. Вся жизнь японца проходила на полу. И ей предстояло научиться вставать и приседать легко. Как японцы.

В углу гостиничного номера стояли пластмассовые шлёпанцы. На кровати лежало новое ситцевое кимоно в мелком узоре синих кружочков по серому полю и широкий синий пояс, связанный треугольником. На столе в чёрной коробке – пластмассовой, но похожей на старинный лак с золотым рисунком, скрывались две маленькие чашки и четыре пакетика зелёного чая. Это – от Японии старой. От Японии новой, электронной было куда больше вещей – кондиционер, большой телевизор, маленький холодильник, электрочайник, электронный будильник, встроенный в тумбочку, а в ванной – фен и вентилятор. На полочке возле раковины нашлось мыло, пакетик с зубной щёткой и крошечным, на один раз, тюбиком пасты. И ещё шампунь, ватные тампоны, шапочка для душа, бритва, расчёска, розовые, под цвет стен, резинки для волос… Скудное пространство умудрилось вместить немыслимое число свидетельств виртуозной японской предупредительности. На письменном столе лежало то, что могло пригодиться в любой момент: инструкция на случай землетрясения и ресторанное меню, надписанное крупно: "Япония – страна лучшего в мире сервиса!" Она охотно согласилась с надписью и мгновенно уснула.

Утром проснулась рано – разница с Москвой в шесть часов сбивала сон. До назначенной встречи с Хидэо оставалось достаточно времени. Выпив зелёного чаю, она накинула пальто и вышла в город. Гостиница расположилась в самом центре, Хидэо называл его на английский манер Даун-Таун – Нижний Город. Города всего мира предпочитали устраиваться в долинах, но здесь как-то особенно ясно было, что этот город нижний, потому что с трёх сторон его окружали горы. А четвёртую, открытую омывало море. Она шла по дороге, где не разъехаться двум машинам, по тротуару, где не разойтись двум пешеходам. Её ноздри щекотали незнакомые запахи, глаза слепили невиданные образы: мелкие квадраты оконных переплётов, загнутые вверх углы крыш, каменные фонари… Мимо маленьких домиков с игрушечными садиками ожившей куклой семенила женщина в кимоно.

В гостинице она достала из сумочки свою первую покупку – открытку со старинной японской красавицей в высокой причёске и села сочинять письмо домой. Она писала о бескорыстном коридорном, о ресторане, где ходят босиком, и о супе, который едят палочками… Писала о том, что ей многому придётся научиться в этой стране, но она надеется выжить, потому что кроме водорослей японцы едят ещё и жареную свинину. Вкладывая открытку в конверт, она заметила, что письмо написано на красавице, перевёрнутой вниз головой, но решила – дома поймут, что это от избытка восхищения. Правильно поймут. Она надписала на конверте свой московский адрес, оставив вместо обратного пустое место.

Татами, футонг и пять пар тапочек

Не успела руки отнять,

Как уже ветерок весенний

Поселился в зелёном ростке.

"Посадка риса" Басё

– Это Ваш домашний адрес, – пока Хидэо укладывал в машину её чемоданы, Намико протянула листок.

Написано было по-английски, но выглядело странно: ни улицы, ни номера дома, только нечто непонятное под названием "чомэ". Оказалось, названия давали только большим проспектам, а в тесноте жилых районов адрес определяли эти самые "чомэ", то есть кварталы. Её чомэ имел номер один, у кварталов были номера. А домам номера не полагалось, им давали имена. Её дом назывался романтически – "вершина холма". Он и правда стоял на вершине холма, город не умещался в долине и выталкивал новые районы в предгорья. Но на этой самой вершине кроме её дома располагались десятки других. И все без номера. Не привези её сюда Хидэо, нескоро нашла бы она эту самую "вершину холма".

– Нравится? – спросил Хидэо.

Она кивнула. Ей понравилось название дома, написанное на бетонной плите у входа в подъезд. Крупные иероглифы, выгнутые из медного листа, причудливо сплетали тонкие лапки, как золотые жуки, ползущие среди плотных листьев вечнозелёного куста, посаженного у плиты. А сам дом был так себе, серая бетонная коробка в четыре этажа. Без лифта и без подъезда – двери квартир выходили на галереи, разбегавшиеся от лестницы, прикрытой застеклённым колпаком.

Открыв входную металлическую дверь – несерьёзную, тонкую, полую, они оказались на крохотном бетонном пятачке. Здесь полагалось оставить обувь и только потом шагнуть на возвышающийся пол прихожей. Нехитрая эта конструкция надёжно отсекала уличную грязь. Хидэо и Намико мгновенно скинули туфли и бесстрашно ступили на ледяной пол в тонких носочках. Намико выгрузила из своих сумок рюмки, вилки, ножи, кастрюли, полотенца… И шлёпанцы.

– У меня есть тапочки, я привезла из Москвы, – отказалась она от подарка.

Намико придирчиво осмотрела русскую обувь, вежливо забраковала:

– Мы, японцы, предпочитаем тапки без задников.

Обувь японскую, насквозь синтетическую, неуютную, пришлось надеть, чтобы не обидеть Намико, которая заботилась о ней, как родная сестра.

Квартира встретила странным запахом.

– Пахнут татами, они сплетены из травы, – объяснила Намико, – новые татами так приятно пахнут!

Русскому нюху запах приятным не показался. Пахли не только татами, но и отсыревшее дерево стенных шкафов, и свежая, но как будто мокрая бумага, которой были оклеены раздвижные двери комнат.

– Они называются фусума, – Намико объясняла ласково, охотно. – У нас даже в новых домах всё по-японски. – И тут же утешила: – Но туалет у Вас западный, с высоким унитазом, вестерн стайл.

А жаль! Она хотела жить совсем по-японски. Столовая и проходной коридорчик, где притулилась кухня, были застелены линолеумом. Пол двух других комнат образовывали татами – толстые циновки, окантованные по краям широкой тесьмой. Шесть татами размером сто восемьдесят сантиметров на девяносто, плотно пригнанные друг к другу, точно укрывали стандартную японскую комнату в девять и семь десятых квадратных метра – в тонкости японской геометрии её посвятил Хидэо.

Её ногу, занесённую над зелёной циновкой, остановил вопль Намико:

– В тапочках нельзя!

Оказалось, по татами можно было ходить только в носках. Или босиком. Ей опять предстояло переобуться, вернее разуться. Чтобы не сбиться, она повторяла про себя последовательность операций: входя в дом, надо надеть тапочки, входя в татами-комнату, их снять, выходя из татами-комнаты, снова надеть. На пороге туалета её опять настиг крик Намико:

– Тапочки!

Она затравленно скинула шлёпанцы, ступив босиком на холодные плитки пола. Намико бегом догнала её, завернув по дороге в прихожую, к своим сумкам за новой парой шлёпанцев с английской надписью "туалет" на носках.

– Входя в туалет, положено переобуться в специальные тапочки, – наставляла Намико.

Надпись "туалет" не являлась необходимым атрибутом туалетной обуви. Годились и ненадписанные тапки. Но специальные, другие. В которых по прочим помещениям не ходят. Эти шлёпанцы должны были стоять на пороге туалета. Она прикинула, сколько же пар тапочек соберётся у неё в доме, если она решит следовать японским традициям? Одни – для столовой, одни – для туалета, минимум две пары для гостей… И ещё она намеревалась сохранить удобные тёплые русские тапки, чтобы переобуться, когда гости уйдут. Получалось пять пар! Её жизнь грозила превратиться в сплошное переобувание: на дистанции в полтора метра от входной двери до татами-комнаты полагалось сменить обувь три раза. А если по дороге завернуть в туалет, то пять. Передвигаясь по собственному дому, она должна была постоянно помнить, что когда обуть. И когда снять. Опасаясь, что такая умственная нагрузка губительно скажется на её научной деятельности, она решила в будущем процедуру упростить. А пока под пристальным взглядом Намико покорно переобувалась. Тем более, что сегодня на ней были новенькие носочки.

Три крохотные комнатки с низким потолком (пожалуй, пониже будет, чем в хрущобах) должны были стать её домом на целый год.

– О, какая роскошь! – Хидэо поймал её скучный взгляд и пояснил свой восторг: – Мы могли бы снять для Вас однокомнатную квартиру. В Японии это нормально: один человек – одна комната! А у Вас их целых три. Это роскошь!

Хидэо гордился, а она растерянно озиралась. Она предпочла бы нечто поменьше, но потеплее, поуютнее. Она не ожидала, что, снимая квартиру в Японии, получит только голые стенки. Ни отопления, ни телефона…