Расчет только наличными, или страсть по наследству

Илларион криво улыбнулся.

«Go» в переводе с английского языка означает идти, в смысле уходить, а не в смысле заходите сюда.

Ну кого волнуют такие мелочи? Россия – страна большая, девяносто процентов населения плохо ориентируются не только в русском языке. А про английский и подумать страшно.

Он зашел в квартиру и обнял аристократичную старушку.

– Тетя Вася, я приехал.

– Заходи, Гошенька, заходи.

Имя «Илларион» давалось ей с трудом. Странное имя, трудное. Неласковое. Запоминается с трудом. Гошенька – гораздо лучше.

Папашу Иллариона величали Егором. Егор Иванович с первой женой расстался полюбовно и сына наградил звучным именем. А тетушка Василиса Аркадьевна Городницкая Егора Ивановича обожала и Иллариона звала Гошенькой, в память об отце Игнатьева Егоре.

Василиса Аркадьевна расцеловала его в обе щеки.

Она провела Иллариона в гостиную, обклеенную мрачными сине-зелеными обоями. Тетушка зачитывалась мемуарами князя Феликса Юсупова. Она приходила от них в восторг и в знак приязни оклеила стены синими обоями.

В своей книге князь Юсупов утверждал, что моду на синие стены выдумал именно он. Данный колор, если верить князю, моментально стал страшно популярным в Европе.

На стенах красовались картины в тяжелых позолоченных рамах. По утверждению тетушки – оригиналы.

«Я подделок не люблю и дурной вкус осуждаю. Все эти картины мне дарили сами художники, внизу есть авторская роспись», – гордо заявляла она обычно.

Картины разнообразием не отличались. Два натюрморта. Один пейзаж. И портреты хозяйки дома. В анфас и профиль. В шапочке и без.

– Ну, слава богу, картины не тронули, – заметил Илларион и прищурился.

– Сказывается дурновкусие, Гошенька. Плебеи.

Василиса Аркадьевна обладала цепкой памятью, высоким интеллектом и ясным разумом.

У каждого человека есть свои пристрастия. У Городницкой такими пристрастиями были живопись и Илларион Игнатьев. Она жалела и любила Гошеньку. Виделись они крайне редко. Гошенька навещал тетушку только в исключительных случаях.

Тетушка Василиса Аркадьевна отличалась строптивым и неугомонным нравом.

Ровно полгода назад она решительно продала свою огромную четырехкомнатную квартиру на Ленинском проспекте и перебралась, по ее выражению, поближе к природе, в трехкомнатную квартиру на окраине Москвы, рядом с лесопарковой зоной.

В тяжелое время переезда Игнатьев благополучно пропал из поля зрения тетушки. У него образовалась срочная и не терпящая никаких отлагательств работа.

«Полный аншлаг, тетя Вася, вздохнуть некогда», жаловался он тетушке по телефону. И тетушка обошлась своими силами.

Наняла команду грузчиков, заручилась поддержкой старинной приятельницы Зиночки, немного всплакнула и переехала.

Илларионушку-Гошеньку она обожала. Как сильно он хотел помочь, но обстоятельства помешали! Милый, добрый мальчик. Отзывчивый. Обаятельный.

Единственное, что по-настоящему беспокоило ее в жизни внучатого племянника, это отсутствие жены.

Свою тревогу она выражала крайне деликатно.

При редких встречах она беспокойно спрашивала: «Что нового, Гошенька»? – Пауза и проникновенный взгляд.

«Тетя Вася, я все еще холост. В поиске». – Илларион предпочитал отвечать кратко.

«Оставим эту тему, я вижу, что она тебе неприятна», – быстро закругляла беседу тетя.

Василиса Аркадьевна усадила внучатого племянника за круглый стол в гостиной и захлопотала. Она расставила чайный сервиз, выложила в замысловатые вазочки крыжовенное варенье и разлила чай.

– Не суетись, тетя Вася, лучше расскажи, что произошло.

Василиса Аркадьевна Городницкая ловко поправила седые локоны и с умилением взглянула на Иллариона.

– Ужасная история, Гошенька. Ты ведь знаешь, что по четвергам я хожу на прием к зубному врачу, он пытается вылечить мой пародонтоз, и так каждую неделю. А по понедельникам навещаю Ларису, она укладывает мои волосы и делает меня немного моложе. – Городницкая кокетливо улыбнулась.

– Да, тетя, я знаю.

– Сегодня у нас понедельник. В прошлый четверг я, как всегда, ушла в поликлинику. Вернулась, а дверь нараспашку. Меня ограбили, Гошенька! – Тетушка театрально заломила руки и замолчала.

– Действительно, ужасная история. Что же украли? – Игнатьев покосился на стены. Все картины были на месте.

– Ты не поверишь. Это какое-то необычное ограбление. Загадка. Воры забрали мои тапочки. Скажи, на милость, зачем кому-то чужие тапочки? А картины не тронули.

– И все? У вас украли только тапочки? – делано изумился Игнатьев.

– Нет, конечно, нет. Вынесли телевизор, микроволновую печь, магнитофон, ружье Николаши, царство ему небесное. Именное ружье. Красивое. Да, еще четыре бутылки шампанского, зарядное устройство от мобильного телефона, выкрутили лампочки и вдобавок украли средство для мытья посуды и зубную электрическую щетку.

– Средство для мытья посуды и зубная щетка?

– Да, «Фэйри». У меня в голове этот факт не укладывается.

– А зарядник, зубная щетка и лампочки укладываются? А мобильник не взяли?

– Видишь ли, Гошенька, мобильный телефон я ношу с собой. На всякий случай. Что происходит, ума не приложу.

– Полная фигня. О, пардон, тетя. Шмотки, в смысле вещи, взяли? – Илларион подлил себе заварки.

– Нет, ничего не тронули.

Илларион вскочил из-за стола и зашагал кругами.

– Ерунда, абракадабра. На кой черт вывинтили и унесли лампочки, тапочки? Неужели бомжи поработали?

– Милиция сначала тоже так решила. А у меня и предположений никаких нет.

– Тетя, а вы милицию все-таки вызвали? – спохватился Илларион.

– Да, сразу же. Они составили протокол, подсчитали сумму ущерба и уехали. Посоветовали мне поменять замок на двери. Очень спешили. Говорят, дел много. Я, разумеется, вызвала слесаря. Он мне все поменял.