Взлетающий Демон Врубеля

Распрощавшись с довольными малярами и взяв мальчика за руку, она повела его к Киту.

– Нет больше мест, Маня! Если берем его, – она кивнула на Сашу, – надо расширять смету. Впрочем, и без того, с учетом мастерских, первоначальные расчеты придется корректировать. Согласится ли князь?

Киту говорила, как всегда, спокойно. Их дружба, начавшаяся еще в детстве, была гармонична и безмятежна именно потому, что подруги хорошо дополняли друг друга. Сдержанная, обстоятельная Киту уравновешивала яркую, иногда излишне эмоциональную Маню. Именно поэтому да еще памятуя об организационных способностях Святополк-Четвертинской, ее опыте в осуществлении хозяйственных преобразований, проницательный князь предложил Екатерине Константиновне оставаться в Талашкине и совместно с Марией Клавдиевной руководить хозяйством.

– О, не беспокойся! – улыбнулась Маня. – Князь, думаю, не будет возражать, я его уговорю!

Через час Савося Тиунов, наделенный таким же, как у других детей, бубликом, бродил вокруг школы. Он хорошо знал все хозяйственные постройки – и школу, и общежитие со столовой. В общежитии, где теперь он будет жить, он сам кое-что вырезал и красил. Вот этот наличник, например, – его рук дело! Зря дядя Митяй, старший артельщик, ему тогда подзатыльник дал… Савося нарочно покрасил наличник краской немного другого оттенка, чем велели, – и красивше вышло, вон как сияет! И Васька, и другие маляры тогда сказали: Митяй, не бей мальца, и так сойдет, красивше даже вышло – правильно он колер подобрал! А теперь Савося сам здесь жить будет, за этими наличниками – это же для школьников хата, туда вчера кровати заносили… Спасибо дяде Митяю и Ваське, и другим – определили его, не бросили. Мальчику стало немного грустно: привык он уже малярничать с артелью.

– Чего разглядываешь? – услышал он рядом. Мальчишка такого же роста, как он, – чернявый, курносый, в выцветшей ситцевой рубахе, стоял рядом. – Тебя тоже приняли? – он кивнул на Савосин надкусанный бублик.

– А как же! А тебя?

– Меня тоже! Я солдатский сын, меня и взяли. Я только бублик уже съел, а и мне княгиня дала… Добрая… Меня аж из-под Ельни мамка привела! Пошла уже назад, путь неблизкий. Я теперь здеся жить буду. А ты? Почему тебя взяли?

– Я сирота. Мамка на Ходынке сгинула. Я с малярами работал – красить умею, колер подбирать! – Савося принял очень уверенный вид. – Конечно, и я здеся теперь – где же еще?! А я эти наличники красил! – все же не удержался, похвастался он, кивнув на дом. – Меня Сашкой кличут. А можно Савосей. Меня мамка Савосей звала.

– А я Артем Нестерук, Артюшка значит. И еще еды сегодня дадут! Та барыня, что записывала, сказала: «Не уходи далеко. Скоро будет обед». Накормят, тоись.

Сашка кивнул. Накормят – это хорошо. Хотя он с малярами ел сегодня утром тюрю на квасе и еще не сильно проголодался.

Они вышли на полянку за недавно посаженным яблоневым садом. Дорога вела в Талашкино, к господскому дому. Под березой усатый барин с большим носом увлеченно рисовал на холсте. Холст был закреплен на высокой планке, так, чтобы художнику удобно было дотянуться.

Савося уже видел этого художника, он гостил у княгини. У нее всегда много гостей – ходят по парку, рисуют. Мальчики остановились поодаль, вытянули шеи, чтобы взглянуть на холст, пока барин их не заметил. На холсте было что-то непонятно-зеленое, размалеванное разными оттенками. Художник не красил ровненько, не водил кистью – как в артели маляры делали – а резко бросал кистью краску, опять возвращался к палитре, мешал краски, другим оттенком подмазывал…

Саша вздохнул. Эх, если б ему разрешили хоть раз провести кистью так свободно, мешая оттенки по туго натянутому холсту!

Глава 3

Роковая прогулка

– Если вопросов больше нет, можете пройти к храму, – завершила экскурсовод.

– Простите, а вы не могли бы нас и туда тоже сопроводить? – набралась храбрости Елена Семеновна. – Мы оплатили полную экскурсию!

Ей давно хотелось подробнее узнать о строительстве храма, о его загадочной судьбе. Экскурсоводы обычно, как и сегодня, ограничивались кратким сообщением: «Архитектор Малютин, художник Рерих. Внутренняя роспись, к сожалению, утрачена».

– Ну, – недовольно сказала экскурсовод, – я же все сказала. И про храм тоже. Там только снаружи есть что смотреть. Внутрь мы не пускаем – внутри все голо. Крышу, слава богу, в прошлом году починили, а так… Будем восстанавливать фрески, это долгая песня; может, через год-два будет что показать. Сейчас как раз реставратор из Москвы к нам приехал. Храм ведь мало того что разорен, изначально недострой был. Строительство еще не вполне завершили в тысяча девятьсот третьем, когда умер князь. Его тело было в мумифицированном виде привезено из Франции и захоронено в подвальном этаже недостроенного храма.

– Как?! – закричали студенты разноголосым хором. – Прямо-таки в подвале в виде мумии захоронили?! Он и сейчас там?!

– Сейчас нет, – опять пожала плечами экскурсовод. – Сейчас там вообще ничего нет. Тело в двадцать третьем году перезахоронили на кладбище, могила затеряна теперь. А что мумифицировано было тело, это так уж в силу обстоятельств получилось: он умер во Франции; тело мумифицировали, чтобы довезти в Россию. И в таком виде захоронили, в цокольном этаже храма. Красиво княгиня сделала: мумия в прозрачном саркофаге. В подвале и положили. Строительство приостановили еще раньше. А там события девятьсот пятого года, война, революция… Все прахом пошло. А перезахоронили уже после Октябрьской революции крестьяне наши. В общем, нечего особо рассказывать – снаружи можете сами посмотреть.

Выйти из Теремка было не так-то просто: деревянная винтовая лесенка узкая, скрипучая. Спускаться по такой еще труднее, чем подниматься. Елена Семеновна хитро поступила: якобы на тенишевские эмали засмотревшись, всех вперед пропустила, а потом приставными шажками спускалась со ступеньки на ступеньку, держась рукой за хрупкие перильца: еще грохнуться не хватало на глазах у студентов. Они-то быстро сбежали.

Смущенная преподавательница в одиночестве снимала бахилы – тоже не так легко, – но когда вышла за дверь Теремка, обрадовалась: ждут ее, не пошли сами, даже больше студентов стало – действительно этот Костя Разумов пришел!

– Что ж вы к шапочному разбору, – обратилась она к Косте, – уже и экскурсия закончилась. Храм только посмотреть осталось, и все.

– Ничего, Елена Семеновна, – весело ответил тот. – Я больше не для экскурсии, а с ребятами пообщаться. Я в этом музее уже несколько раз был – и в Теремке, и в школе, – мы тут и прошлым летом жили, так я часто сюда приходил.

К храму нужно было подняться на высокий зеленый холм. Шли все вместе.

«Что там белеется на горе зеленой?» – вспомнилось Елене Семеновне.

Храм не белелся, он выделяся яркой росписью. Здесь группа разбрелась: кто-то решил обойти вокруг, другие, почти не задержавшись, начали спускаться, большинство постояли молча, разглядывая знакомую по репродукциям роспись Рериха «Спас Нерукотворный».

– Подождите нас внизу, потом вместе по территории пройдем! – крикнула вслед спускавшимся Елена Семеновна.

К ее удивлению, они опять послушно ждали. Оказалось, хотят все вместе сфотографироваться возле холма с видом на храм, и чтобы она тоже была. Фотографировали тут многие, однако общий снимок делала Света Фенина, у которой имелся профессиональный большой фотоаппарат: девочка собиралась стать фотожурналистом и накапливала опыт, публикуя снимки не только в факультетской газете «Аудитория», но и в журнале «Смоленск».

Территория, которую занимает музейный комплекс, довольно большая. Сохранившееся здание сельскохозяйственной школы для крестьянских детей, остатки одичавшего яблоневого сада позади школы, под прямым углом к школе Теремок, справа от него холм, на вершине которого расположен храм. С третьей стороны, за памятником княгине Тенишевой, – дорога к аллее, по которой они сюда пришли. Эта аллея идет к музейному комплексу от Рославльского шоссе. Ну а прямо – небольшая рощица, за ней же, как помнила Шварц, довольно большое, красивое озеро.

– Домой поедем или прогуляемся по территории? – спросила Елена Семеновна.

Студенты опять загалдели, шумно споря. Ну вот все вопросы они решают путем галдежа, демократия у них такая! – усмехнулась про себя преподавательница. Прогуляться, впрочем, захотели все, разногласия были по поводу того, в какую сторону идти – яблоневый сад посмотреть или озеро? Результатом вече стало решение пройтись в сторону озера: яблоки в саду еще не созрели, кислые совсем, маленькие, а смотреть на них что, яблок незрелых они, что ли, не видели?

Решающим оказался голос Кости, он и впрямь все здесь знал, он к озеру и повел. Небольшой, но шумной группкой студенты прошли через центральную площадку в сторону рощицы и там стали разбредаться. Елена Семеновна опять шла позади группы, не спеша. Центральная площадка не очень большая, но как здесь красиво! Кусты сирени уже зацветают, деревья сильно разрослись вширь, ветки их, похоже, не обрезают, как сейчас принято в городе, и от этого они так живописно нависают над крохотными елочками, над скамьей у входа в школу, над постриженной травой. Территория была неплохо ухожена, впрочем, здесь сама природа настолько привлекательна, что нужно всего лишь сохранить, не поломать ее вечную красоту. Видно, что сотрудники свой музей любят.

«Только вот посетителей что-то мало: кроме нас, и нет никого», – подумала Шварц.

– А что это экскурсантов совсем нет? – спросил и Виталий. Он опять рядом с Еленой Семеновной оказался. – Хороший же музей! Про князя так интересно, и вообще – как они эти балалайки разрисовывали…

– Не сезон еще, наверно, – пожала плечами Шварц. – И пятница. Думаю, завтра, в субботу, побольше будет народу. Да ведь нам и хорошо, что экскурсантов, кроме нас, нет! Гуляем, никто нам не мешает, не торопит, осмотреть можем все не спеша и не толкаясь.

Они уже входили в рощицу.

«Где еще такую красивую природу увидишь, как в нашем Талашкине?!» – расчувствовалась Елена Семеновна. Студенты, шедшие впереди, то и дело останавливались, углублялись в боковые аллейки – фотографировались парами, поодиночке, группками. Света постоянно щелкала своим большим фотоаппаратом: озеро, деревья, сокурсников.

– Елена Семеновна! – позвала она. – Идите сюда, вон под той сиренью вас сфотографирую – хороший снимок выйдет.

Елена Семеновна не очень любила фотографироваться, однако местность располагала. В окружении цветущей сирени может получиться неплохо. Тем более Света, кажется, действительно мастер.

Света Фенина, худенькая высокая девочка с живыми карими глазами на узком лице, выглядела сейчас весьма вдохновенно – ей нравилась работа фотографа.

– Нет-нет, не сюда. С той стороны станьте, чтобы озеро в кадр попало! И голову поверните немного вправо, вон на то дерево смотрите!

Шварц повернула голову в указанном направлении. Дерево, на которое ей велели смотреть, располагалось на небольшом расстоянии. Выглядело оно действительно живописно. Вероятно, оно было очень старое: огромное, с широким, сильно накренившимся стволом, с разлапистыми, полными листьев ветвями. Приглядевшись, Елена Семеновна заметила, что под деревом кто-то сидит. Даже полулежит, прислонившись к стволу. Мужчина – в сдвинутой набекрень кепке, в свободной, расхлябанной позе…

Пока Света, прищурившись в объектив, настраивала фотоаппарат – крутила какие-то колесики, – Шварц разглядывала мужчину под деревом. И он все меньше ей нравился. Как-то странно он сидел. Поза расхлябанная, а не шевелится… Да, абсолютно неподвижен в неудобной позе. Спящий или пьяный лег бы более удобно…

Ужасное предчувствие возникло у Елены Семеновны. И зачем только Света велела ей смотреть в ту сторону! Она сделала робкий шаг по направлению к неестественно развалившейся под деревом фигуре.

– Все, Елена Семеновна! Можете посмотреть, как получилось! – Света шла к ней с фотоаппаратом.

– Да-да, хорошо, спасибо, – она едва взглянула в окошечко фотоаппарата и опять отвернулась к полулежащему мужчине.

– Мне кажется, ему плохо стало, – пробормотала она в ответ на недоумевающий взгляд студентки. И кивнула в сторону дерева. – Он не просто так здесь присел.