Серенада мегаполиса

Спутница предложила Владимирову и Левину подняться на 2 этаж, где их ждал начальник департамента, желающий лично встретить полицейских. Впрочем, визит к начальству носил, скорее, формальный характер. Перед Владимировым и Левиным предстал высокий человек спортивного телосложения, прекрасно ухоженный и одетый, но с каким-то скучающим выражением на лице. Он отметил, что все сотрудники потрясены внезапной смертью работника, который зарекомендовал себя только с положительной стороны, и надеются на скорые результаты расследования.

Потом Васильева провела майора и капитана в отдел, который возглавлял Иголкин. В отделе было всего восемь сотрудников. Это были ровесники погибшего – относительно молодые люди до сорока лет, одетые в хорошие дорогие костюмы, вежливые, вышколенные, но не высказывающие никаких особых переживаний по поводу смерти их руководителя. Краткие беседы с ними подтвердили догадку майора – сотрудников отдела мало интересовал Иголкин, как человек, и еще меньше, как начальник. Особого уважения или внимания к его личности они не проявляли, знали общую информацию о том, что родом он был из провинции, закончил там университет, приехал в Москву, обзавелся семьей, смог устроиться в мэрию на рядовую должность и дорос до кресла начальника отдела.

Майор понял, что единственным человеком здесь, который знает о Иголкине больше остальных, является та самая Татьяна Андреевна, которая утром встретила их с Левиным и незаметной тенью сопровождала в течение дня. Поэтому он оставил Егора проводить опросы других сотрудников, а сам предложил Васильевой поговорить с ним наедине в небольшом кабинете Иголкина.

Татьяна Андреевна согласилась. Вдвоем они вошли в кабинет и Владимиров сел в кресло погибшего. Татьяна пристроилась рядом.

Несколько секунд они молчали. Было видно, что женщина тщательно обдумывает что-то, ее явно мучили сомнения. Владимиров решил помочь ей начать откровенный разговор.

– Вам трудно, Татьяна Андреевна, трудно не показывать своего горя, ведь Глеб Анатольевич был вам дорог?

Женщина кивнула и постаралась сдержать слезы, которые показались на глазах.

– Да что теперь скрывать, – как-то безнадежно бросила она. – Глеб умер, знаете, еще вчера я бы сгоряча пожелала его никогда не увидеть, а вот сегодня плачу, потому что его больше нет. Эх, все начиналось с такого вот незначительного служебного романчика. Я ведь одна, разведена давно, 37 лет – карьера в норме, но ни мужа, ни детей. Вот и нахожу иногда… друзей. И в этот раз все начиналось легко. Цветы, рестораны после работы. У него семья, я не вмешивалась в его жизнь, ничего не просила. Так встречались. Но тут.

– Расскажите мне о нем, его увлечения, друзья, враги.

– Да, попробую, но я многое не знаю, – вздохнула женщина и на ее лицо отразилось искреннее переживание, – мы вообще как-то мало знаем, живем, работаем, сплетничаем, а друг другом в сущности не интересуемся. Рассматриваем как функцию: ты мне должен это сделать, а должна это.

Женщина замолчала, видимо, усилием воли заставляя себя вспомнить что-то важное.

– Вы знаете, мне очень нравилось, когда он курил. Он курил и думал, и его лицо, его карие глаза становились такими внимательными, будто он внутрь себя смотрел. Маску, что ли, свою привычную снимал. Что-то живое в нем проявлялось, настоящее. Он вообще осторожный был, общался со всеми ровно, к делу подходил с умом, так что недругов явных не было. О друзьях я тоже мало что слышала. Вроде ни с кем особо близко не сходился. А вот что любил – и не знаю. Музыку вроде любил, даже выступал где-то в студенческие годы. Но я его с микрофоном в руках никогда не видела. Он солидным умел быть, к начальству приспособиться, понравиться кому нужно.

– Татьяна Андреевна, а почему вы не спрашиваете, отчего Глеб Анатольевич умер?

Женщина посмотрела на Владимирова с удивлением.

– Нам сказали, что это был сердечный приступ, но вызван каким-то лекарством сильным. А что разве нет так?

– Почти. Но его отравили ядом. Это несколько экстравагантно для сегодняшнего дня.

– Ядом? – на лице Васильевой обозначилось удивление. – Как можно ядом? С кем это он ел-пил? Он даже кафе-рестораны особо не жаловал, когда мы с ним там еще бывали, выбирал самые отдаленные районы, а потом уж и перестал приглашать. И подвозить меня на своей машине не стремился, так, отъедет в сторону от работы, я к нему в машину запрыгну, довезет меня до моей квартиры, там часик побудет и домой к жене. А живу я недалеко от него.

– Он всегда ездил на машине?

– Почти всегда, но иногда оставлял ее на парковке у здания департамента. Не знаю уж почему, спускался в метро и так вот добирался до дома.

Владимиров понял, что всю основную информацию возлюбленная Иголкина ему уже рассказала, что позволяло понять, как и где работал погибший. Майор еще раз взглянул на его кабинет и заключил, что ничего нового он не узнает. Все было дорогим, немного помпезным, но абсолютно безликим, даже фотопортреты действующего президента и мэра столицы на стене выглядели, скорее, как банальность.

Поэтому майор еще раз выразил слова соболезнования Васильевой и молча вышел.

Уже на улице ему подмигнул Егор:

– Ну что? Как тебя дама? С любовницей мы уже познакомились? Верно?

– Верно, – вздохнул Владимиров, – но только знаем от этого знакомства немного, не думаю, что это она. Такие не травят, обижаются, расстаются, но…

– Он для нее проходящий. Так, номер в списке, – отозвался Егор. – Ты понимаешь, после пятой новой женщины все они как-то сливаются в одно лицо, один характер, главное перестаешь различать.

Владимиров поднял глаза на своего товарища. Несмотря на крепкую дружбу между ними, Егор редко рассказывал ему о своих глубинных любовных переживаниях, а тут его будто что-то задело самого.

– Знаешь, вот смотрю я на тебя, ведь у тебя, майор, даже любовницы нет, а живешь – не тужишь, детей воспитываешь. Правильный ты, может, поэтому все у тебя в жизни ладно. А я – как перекати-поле – маюсь и никак себя не найду. Глянул я на эту Татьяну – такая же она перекатиха, ведь останется тоже одна, как я. И что ты будешь с этим делать?!

Владимиров промолчал. Он и сам понял, что связь Глеба Иголкина была непрочной. Для него Васильева была некой ППЖ – так во время войны называли походно-полевых жен, тех, кто компенсировал фронтовым начальникам отсутствие рядом близкой любящей женщины. Многие заводят легкие интрижки на работе, чтобы работать было веселее и проще, вот и их потерпевший не исключение.

А между тем в отделении полиции их возвращения с нетерпением ждал Арсений Жилкин.

– Товарищ майор, разрешите доложить! – бойко начал он. – Вы мне поручили проследить за маршрутом Иголкина в день его отравления.

– Поручал. Ну как, лейтенант, получилось что-то узнать?

– Немногое. Он обычно на машине на работу приезжал, оставлял ее на служебной стоянке, вечером также обратно. Но в этот день приехал почему-то на метро. Вышел с работы в 19.30, было уже, конечно, темно, поэтому я камеры даже особо не смотрел, но геолокация у него на телефоне была, сделал я запрос, смог установить, что он на метро проехал пару остановок, вышел и пошел к Старому Арбату. Гулять, видимо, стал.

– Долго гулял? – заинтересовался Владимиров.

– Гулял два часа, потом снова в метро и домой. Больше нигде не останавливался. Это пока все, но ведь мы уже имеем место его нахождения.

– Это неплохо, Арсений, – согласился Владимиров. – Теперь бы хорошо посмотреть камеры видеонаблюдения по Арбату, может быть, увидим мы нашего погибшего на них. Так что продолжайте работать.

– Товарищ майор, еще…

– Что?

– Я тут пока вас ждал, биографическую справку на погибшего составил. Вам прочитать?

– Справку мы могли бы и сами сделать. Опять вы торопитесь, Жилкин. Прямо впереди паровоза бежите. Ну да ладно. Читайте вашу справку.

– Сейчас. У меня пока немного. Я просто подумал, а вдруг сам погибшей нам подскажет, кто его убил.

И Жилкин, едва заметно запинаясь, начал читать: «Иголкин Глеб Анатольевич, 1981 года рождения, место рождения – город Воронеж. Окончил среднюю школу №34, поступил на факультет информационных технологий Воронежского университета. Занимался музыкой, был членом популярной в Воронеже группы „Анемия“, вел концертную деятельность. После окончания вуза переехал в Москву, создал семью, работал».

И Жилкин повторил уже знакомые Владимирову вехи рабочей биографии Глеба Иголкина.

Владимиров слушал своего молодого коллегу и думал. Что сказать, типичный путь, похожий на судьбы многих людей. Однако что-то в этой судьбе было нестандартным. Только что? Да вот хотя бы путь от музыканта в чиновники. Почему Иголкин бросил занятия музыкой, если они ему нравились и создавали ощущение востребованности, почему не попробовал себя на музыкальном поприще в столице? Пусть бы дело не пошло. Ежедневно покорять Москву приезжают огромное количество талантливых, способных и откровенно бездарных провинциалов. Конечно, большинство из них не реализуют взлелеянной «столичной мечты», потом они либо возвращаются в родные города, либо оседают в мегаполисе на иных работах. Но люди пытаются что-то сделать, обивают пороги музыкальных студий, ходят на всевозможные кастинги, а этот молодой человек даже не попробовал? Почему? Догадался, что не получится? Не верил в возможность успеха? Решил заняться чем-то более прибыльным?

Ход мыслей Владимирова прервал вопрос Жилкина:

– Товарищ майор, мне, может быть, еще что-то на этого погибшего поискать? Я ведь готов и в Воронеж съездить! Говорят, что это большой красивый город! А еще у меня там троюродная тетя живет!

– Погоди пока в Воронеж, лейтенант, ты мне еще здесь понадобишься, да и командировочные для встречи с этой тетей тратить наша бухгалтерия не согласится! – чуть насмешливо отозвался Владимиров, и потом добавил более серьезно. – Давайте, Арсений, вернемся к изучению камер видеонаблюдения на Старом Арбате. Как мне помнится, их там немало, может, что-то и найдем.

Глава 5. Неподдельное горе

– Ты его видел? – возмутился Левин, когда Жилкин вышел из кабинета выполнять порученное задание. – Отчего он такой? Во все дырки лезет. Это ты у нас гуманист, жалеешь его, а я бы на твоем месте….

И Левин сделал выразительный жест около шеи рукой.

– Ладно тебе, Егор, не горячись, – с доброй улыбкой успокоил его Владимиров, – все мы были в его возрасте, и он до нашего дорастет, тоже будет молодежь учить, ворчать при этом. Нам сейчас люди нужны. Тем более что начальник это дело под особый контроль взял. А парень пусть работает. Может, сможем дело по горячим следам быстро раскрыть.