Лунная дорога в никуда

– Дашунчик, ты меня встречаешь, да? Как мило.

Обойдя машину, она достала из багажника довольно вместительный чемодан, щелкнула брелоком сигнализации.

– Такие пробки в Москве, думала, опоздаю, но нет, ничего, успела. Сейчас вещи брошу, и будем знакомиться со всеми. А ты чего на улице, Дашунчик? Волновалась, что я опаздываю?

Положительно ничего нельзя было скрыть от этой женщины.

– Захотелось воздухом подышать, – уклончиво сказала Даша, чувствуя, как спадает напряжение, вызванное Катиным отсутствием, и уходит страх из-за непонятного крика, оказавшегося всего-навсего детской шалостью.

– Смотри не простудись, ты мне здоровая нужна, – погрозила пальцем Екатерина, и они все наконец-то зашли в дом, показавшийся после холода улицы теплым, гостеприимным и комфортным.

В шесть часов все гости собрались на крытой террасе, из которой открывался замечательный вид на озеро и пламенеющие вдали деревья близкого леса. Пошел дождь. Крупные капли стекали по стеклам французских – в пол – окон, сквозь которые было видно вспоминающую об ушедшей свежести траву, еще зеленую, но уже пожухлую, увядающую.

Под навесом дымился мангал, на котором хозяин усадьбы Михаил Евгеньевич собирался что-то жарить к ужину. Сам он, несмотря на дождь, суетился рядом, в брезентовом дождевике, накинутом поверх стеганой куртки, шебуршил дрова толстой витой кочергой да раскладывал на большой решетке что-то завернутое в фольгу, то ли мясо, то ли рыбу.

Чуть вдали над озером поднимался туман, видимо, от того, что вода была сейчас теплее воздуха. Даша вспомнила его вечернюю колкость и зябко повела плечами, хотя на веранде было тепло.

– Я рада приветствовать всех вас на нашем актерском ретрите, – говорила тем временем Катя, высокая, стройная, с забранными в строгий пучок волосами. Ее тонкое одухотворенное лицо выглядело сейчас особенно красивым. Катя всегда неимоверно хорошела за работой. – Наш с вами распорядок будет таким. С понедельника по среду в первой половине дня мы будем проходить теорию. Я расскажу вам о системе Станиславского, о приемах и методах, которые позволяют раскрепоститься на сцене. После обеда мы будем разыгрывать импровизации, в ходе которых каждый из вас сможет понять, каково это – проживать ту или иную эмоцию. Вы также сможете сами придумать или вспомнить из своего опыта ситуацию, в которой вы не знали, как быть, или вам бы хотелось поступить иначе. Убеждена, что, проиграв ее, вы сможете легко найти выход из трудного положения. Собственно говоря, именно на этом и основан психотерапевтический эффект нашего театра.

Даша улыбнулась: со всем сказанным она была совершенно согласна, а в эффективности Катиного подхода убедилась на собственном опыте. Она оглядела собравшихся, чтобы оценить степень их возможного скепсиса. На лице Лизы Мучниковой, работающей в Газпроме, она прочитала что-то похожее на внутреннюю борьбу, словно девушка и хотела поверить Катиным словам и не могла преодолеть свое рациональное нутро.

На лице Анны из Австрии был написан неожиданный интерес, словно, отправляясь в усадьбу, она даже не представляла, чем им тут предстоит заниматься, а сейчас, узнав, сочла это забавным. На лицах мужчин – Игната и Евгения – читалась откровенная скука, им все эти экзерсисы были совсем не нужны и неинтересны. Скучающей и напряженной выглядела и девушка Игната Настя, хотя Даша была убеждена, что вся троица оказалась здесь именно из-за нее.

Понимание и внутреннее удовлетворение сквозило сквозь идеальные черты красавицы Паулины. Интересно, от каких внутренних проблем с помощью театрального искусства собиралась избавиться эта холеная жена богатого мужа, который, как знала Даша из Интернета, был почти на тридцать лет старше своей прекрасной жены?

И только у двоих человек на веранде глаза горели огнем: это были Ольга Тихомирова и ее старший сын Илья. Женщина даже молитвенно сложила руки на груди, раскачиваясь в такт Катиным словам, словно от них зависела ее жизнь. А молодой человек смотрел на актрису так внимательно, что на мгновение Даше показалось – на той вспыхнет одежда. Ее слова отзывались в них так явно и больно, что даже смотреть на это было невыносимо. Даша отвернулась.

Теперь в поле ее зрения оказался Сэм, который занимался тем же, чем и она сама, – наблюдал. Его ровный, ничего не выражающий взгляд перебегал с одного участника встречи на другого, подолгу ни на ком не останавливаясь, но он явно делал какие-то выводы относительно каждого из присутствующих, и на мгновение Даше стало неприятно. Он был чужим, далеким от их жизни и проблем человеком, при этом не участвовал в ретрите сам, что давало Сэму преимущество перед остальными. Становясь свидетелем их маленьких тайн, он никак не рисковал тайнами собственными.

Даше вдруг стало интересно, а что именно понимает американец Сэм, не владеющий русским языком. Конечно, он говорил, что вырос в России, но уехал так давно, что основательно подзабыл когда-то родной язык. По крайней мере, в разговоре с Дашей он всегда предпочитал английский. Может быть, его сосредоточенный вид связан именно с тем, что он силится понять все оттенки беседы? А легкая ирония в глазах – с тем, что он просто посмеивается над собой.

– Следующие дни мы посвятим репетиции нашего главного спектакля, – продолжала между тем Катя. – Премьеру сыграем в субботу, накануне дня отъезда. А пока сегодняшний вечер я предлагаю оставить для знакомства друг с другом. Предлагаю сделать это тоже в форме маленького представления. Вспомните или придумайте историю, которая характеризует вас как нельзя лучше, а затем сыграйте ее для остальных.

– А это обязательно? – Это спросил Макаров, который выглядел донельзя мрачно. – Можно просто представиться без всех этих глупостей? Я, знаете ли, в актеры не рвусь и в душещипательные театральные эффекты не верю. Можно я побуду просто зрителем?

– Ну, конечно, можно. – Катя кротко улыбнулась, потому что умела находить подход к самым разным людям, в том числе к невоспитанным и с дурным характером. – Давайте будем исходить из того, что вы все здесь на отдыхе, а потому имеете полное право делать только то, что хотите. Договорились?

Макаров кивнул – его это, по всей вероятности, устраивало.

– Вот и замечательно, – сказала Катя. – Те, кто не хочет, не обязаны ничего придумывать и могут за ужином просто коротко рассказать о себе. Кто готов – у вас есть время подумать и составить план своего маленького выступления.

– А можно мне тоже поучаствовать? – спросил, обращаясь к Кате, Сэм.

Говорил по-английски, но сам вопрос неопровержимо доказывал, что он все понял.

– Да, конечно, – тоже перешла на английский Катя.

– Я прошу прощения за то, что вмешиваюсь. Я здесь просто гость. Но мне вдруг стало любопытно. – Теперь Сэм говорил по-русски, немного медленно и со странным акцентом, но четко и правильно. – Почему бы не попробовать что-то новое. Вы не находите?

– Ух ты. – Паулина сверкнула своими прекрасными глазами и захлопала в ладоши от восторга. – Как интересно! Я была уверена, что вы – иностранец, а вы, оказывается, говорите по-русски. Где вы так хорошо выучили наш язык?

– Всему свое время. – Сэм улыбнулся, явно довольный произведенным впечатлением. Даша внезапно подумала, что своей манерой поведения и реакцией на внешние обстоятельства он уже не в первый раз напоминает ей ребенка. – За ужином я обязательно о себе расскажу.

Непонятно от чего, но в этот момент Даша испытала безотчетную тревогу. Она по-прежнему не знала, зачем Сэм приехал в такую глушь и кого собирается искать в стране, в которой не был несколько десятков лет. Но ей не нравилось, что его секрет (а она даже не сомневалась, что за всем этим скрывалась какая-то тайна) вот-вот станет достоянием гласности.

«Надо успеть поговорить с ним до ужина, – решила Даша. – Выяснить, что он хочет мне поручить и что собирается о себе рассказать. В конце концов, он очень богатый человек, а значит, легко может стать добычей злоумышленника».

– А по-китайски вы, случайно, не говорите? – спросил у Сэма Илья. – Я, знаете ли, студент-китаист. Английский у меня свободный, а вот в китайском я бы с удовольствием попрактиковался.

– Случайно говорю, хотя и немного. Когда я был вынужден заниматься семейными делами, то имел дело с китайскими партнерами и даже два года жил в Шанхае.

Он вдруг перешел на незнакомый Даше, «птичий язык», на котором Илья стал с воодушевлением ему отвечать.

– Кажется, наш клуб по интересам сложится даже удачнее, чем мы планировали, – шепнула на ухо Даше присевшая рядом Катя. – Не знаю, как ты, а я предвкушаю очень интересную неделю.

– Поживем – увидим, – уныло сказала Даша, которую все не оставлял тревожный настрой. – А пока я пойду проверю, все ли готово к ужину.

* * *

Наблюдать за собравшимися Макарову было любопытно – уж больно разношерстная, на его взгляд, подобралась здесь компания. Благообразный иностранный старикашка, внезапно заговоривший по-русски, эталонная красавица Паулина, так обидно отвергшая его ухаживания, молодая, но уже преисполненная собственной значимости особа, работающая в Газпроме, простоватый Игнат и такая же Настя, живая хохотушка Анна с глазами, слишком серьезными для ее оживленного поведения, длинный нервный парень, увлекающийся китайским языком, его словно раз и навсегда испуганная мамаша, у которой, говорят, имелась дочка, но Макаров ее пока не видел.

«У нашей Сашеньки сложный характер», – словно извиняясь, объяснила необходимость отнести ужин в номер мать. Спорить никто не стал.

Сам Макаров, чувствовавший свою полную неуместность, уже перешел из состояния беспричинной злобы на весь белый свет к веселому удивлению, с которым оглядывал публику, пытаясь понять, зачем они все здесь собрались.

В то, что с помощью театрального искусства можно решать внутренние проблемы, он не верил ни капельки. Да и проблем у него никаких не было. Бывшая жена любила повторять, что Макаров прост как банный веник, и своей простотой он, пожалуй, даже гордился, потому что сложных людей не понимал и побаивался. Они были способны на что угодно, включая расчленение трупа.

Помимо участников театральной сходки во главе с актрисой Екатериной Холодовой, которую Макаров смутно помнил по какому-то давнему сериалу, за столом еще сидела менеджер Даша, та самая, которой он с ходу так сильно не понравился, что она даже не пыталась скрыть свою антипатию, смотрела неприязненно и холодно, а также дама лет сорока, которую представили как костюмера Маргариту.

К общему столу вышли также хозяева усадьбы – Татьяна и Михаил Евгеньевич, а также гостящий в отдельном домике бизнесмен, представившийся Игорем Арнольдовичем. Спустилась к ужину и семейная пара с двумя шумными детьми, которым, впрочем, было накрыто чуть в сторонке, чтобы они не мешали остальным гостям.

Татьяна оказалась высокой худощавой женщиной в длинном, практически в пол платье, поверх которого был надет домашний фартучек. Выглядела она опрятно и скромно, глаза в основном опускала долу, слушала, что ей говорят, внимательно, сама в разговор почти не вступала, ловко и споро подавала блюда и убирала грязные тарелки.

Михаил Евгеньевич колдовал у мангала, и сначала по тарелкам разложили запеченную в фольге рыбу, затем очень вкусные домашние колбаски, свиные и говяжьи, потом запеченные на открытом огне овощи и, наконец, огненный шашлык, к подаче которого Макаров уже был так сыт, что даже малость осоловел.

Одновременно с трапезой шло обещанное знакомство с участниками. Первой на правах ведущей выступила Екатерина Холодова. Встав из-за стола, она вышла на сооруженную в конце террасы сцену, сложила руки на груди, уперев указательный палец в тонкие, изящно очерченные губы, уставилась за окно, за которым, не переставая, шел дождь, и замолчала.

Взгляд ее проникал за стекло и, казалось, уносился куда-то в другие миры, далеко-далеко от усадьбы и сидящих на террасе людей, взоры которых были сейчас прикованы к Екатерине и ее нежному одухотворенному лицу. Макаров внезапно поймал себя на мысли, что пытается понять, о чем сейчас думает эта женщина. Вспоминает первую любовь? Волнуется из-за чего-то важного? Мечтает о несбыточном? Даже звон вилок постепенно стих. Собравшиеся перестали жевать и как завороженные смотрели на актрису, не в силах оторвать от нее глаз.

Наконец она легонько вздохнула, повернулась к собравшимся и мимолетно улыбнулась:

– Двести шестьдесят восемь.

Три десятка глаз с недоумением уставились на нее. Актриса снова улыбнулась, теперь уже широко, открыто.

– Вы наверняка хотите узнать, о чем таком трагическом я думала, пока держала паузу. А я считала про себя. Досчитала до двухсот шестидесяти восьми. Этому нехитрому трюку меня научил мой театральный педагог Юрий Мефодьевич Соломин. Я как-то спросила, о чем нужно думать для того, чтобы во время паузы удерживать внимание зрителя? И он ответил: «Просто считай». Вот об этом, а также о других маленьких актерских секретах и пойдет речь на нашем выездном ретрите. Я уверена, что будет интересно всем, даже сомневающимся, – она лукаво посмотрела на Макарова, и тот, неожиданно для самого себя, покраснел.

– А сейчас я уступаю сцену следующему нашему гостю. Ну, кто рискнет?