Высоко над страхом

– Да нормально я себя чувствую, у меня ж голова железная. Пашка, у нас в конторе все нормально?

– Вань, ты, может, не в себе после того, как по голове получил? – осторожно поинтересовался Яковлев. – Что у нас в конторе может быть не нормально. Падение заказов было в октябре, так я его уже ликвидировал. Сейчас перед Новым годом деловая активность неплохая. До уровня прошлых лет, конечно, недотягиваем, но на хлеб с маслом хватает. Ребята тут бузили по поводу «Платона», хотели в Москву ехать, но я их остановил вроде.

– Погоди, что значит «вроде»? – Корсаков вдруг заволновался. – Нам митинговать некогда, нам работать надо. Любого, кто на работу не выйдет, уволю к чертовой матери.

– Ива-ан, угомонись, – голос Паши звучал насмешливо. – Я ж тебе сказал, что все под контролем. На наш местный митинг я парней отпустил, чтобы пар выпустили, а в Москву, сказал, ни-ни. Все равно не доедут. Остановят на дальних подступах к столице. Вон, читал, что в Бакланке делается?

– Нет, – честно признался Иван.

Бакланка была большим перевалочным пунктом в Вологодской области. Место он это знал, но новостей оттуда не слышал.

– Ну ты даешь, ты там в своей глуши вообще от жизни отстал. Все фуры, которые с северо-запада к Москве стягивались, в Бакланке останавливали. Дня три простояли. Им туда полевую кухню привезли, все дела. В общем, я нашим на том примере объяснил, чтобы дурью не маялись.

– Точно хорошо объяснил? – на всякий случай спросил Корсаков, хотя понимал, что точно. Точнее не бывает. – А то в конце декабря приеду, добавлю.

– Как же ты приедешь, с пробитой-то головой. Ты что, за руль в таком состоянии собрался? – вдруг встревожился Паша. – Не дури, Ванька. Я тут все контролирую нормально. Ты лечись давай.

– Да хорош за меня переживать, – засмеялся Корсаков. – Я же не красна девица. Все хорошо со мной, Пашка, точно тебе говорю. Так что приеду. Повидаемся, выпьем за Новый год. Да и по Рите я, если честно, соскучился.

Ритой звали корсаковскую любовницу. В его конторе она уже лет пять работала главным бухгалтером, совмещая это с бурной личной жизнью. Темперамент у нее был бешеный. В постели это Ивана вполне устраивало, а вот вне ее выносить Риту было тяжеловато. Бухгалтером она была отличным, поэтому на работе он ее терпел, а вот его личное пространство требовало проветривания от терпкого запаха ее духов, поэтому побег в провинциальную глушь был еще и отличным способом если не избавиться, то хотя бы отдохнуть от Риты.

– На сладенькое потянуло. – Яковлев понимающе хмыкнул в трубке. – Что ж, понимаю. Ритуля тут уже все глазоньки о тебе проплакала. Уехал, говорит, мой сокол ясный на чужбину, бросил тут одну.

– Даже если б я ее с собой взял, так она ведь не согласилась бы. – Иван представил гламурную Риту, не менее трех раз в неделю пропадающую в тренажерном зале, регулярно посещающую салон красоты и ходящую на непомерно высоких каблуках, на здешних улицах и не выдержал, заржал. – Нашу Ритулю можно выпускать только на просторы Невского проспекта. Она себя в глуши похоронить не даст. Так что пусть красуется там, у тебя. А я тут уж как-нибудь.

– Так ты ж сам сказал, что соскучился…

– Ну, конечно, соскучился. После трехмесячного воздержания. Гормоны-то играют.

– Неужели ты там себе никого не завел? – В голосе Паши послушалось изумление. – Корсаков, ты там вообще как, здоров?

– Вполне, – сообщил Иван, вдруг представив давешнюю врачиху, свою соседку. Тоненькую, угловатую, с рыжими непокорными волосами, веснушками, не поблекшими зимой, и разноцветными глазами. Он и сам не знал, почему вспомнил сейчас именно о ней. Вспомнил и вдруг испытал прилив острого желания. Как школьник. – Вполне здоров, Пашка. И изнываю от желания трахнуть Риту. Можешь ей передать, что приеду и сутки из постели не выпущу.

– Сам передай, – вдруг неожиданно зло сказал Паша. – Она тебе не наложница, а я – не твой евнух.

– Ты чего, обиделся, что ли? – удивился Иван, уже приходя в себя от странного наваждения. – Что я такого сказал?

– Ничего. – Из Пашки вдруг выпустили воздух, как будто из воздушного шарика. – Давай, Корсаков, мне некогда. У меня тут ребята в приемной за путевками стоят. Мне работать надо.

– Ну-ну, иди работай, – насмешливо сказал Иван, не понимая, какая муха укусила его друга и давнего партнера. – Приеду, разберемся. А пока мне тоже работать надо.

Помимо ремонта судов и поиска заказов на следующую навигацию Иван обнаружил еще одно направление, в котором могла бы работать его новая компания. Точнее, идея строить и продавать наплавные мосты принадлежала Алексею Беляеву, тому самому миноритарному акционеру, который был категорически против продажи бизнеса и верил, что именно наплавные мосты спасут порт от неминуемого банкротства.

Главный акционер считал идею бредовой, а потому, получив предложение Корсакова о покупке бизнеса, уцепился за него обеими руками. Беляев же, забрав свою долю денег, встретился с Иваном и поделился своими планами по спасению порта, и, обдумав их, Корсаков решил, что в этом что-то есть.

Зима была прекрасным временем, чтобы попробовать. Последние три недели Иван потратил на то, чтобы прочитать про наплавные мосты все, что мог найти, и убедился, что штука эта действительно экономически выгодная. На их возведение требовалось гораздо меньше времени, чем на строительство стационарного моста. Конструкция стоила недорого, легко разбиралась и при необходимости перевозилась в другое место, ее сборка требовала минимум техники и рабочих рук.

В общем, Иван решил рискнуть. Он как раз собирался встретиться с Алексеем Беляевым, чтобы привлечь того к работе. В конце концов, это была его идея, которую он пестовал и вынашивал для себя. Но удар по голове сначала отодвинул, а потом и вовсе изменил его планы. В конце концов, нужно было быть уверенным, что нападение в подъезде организовал не Беляев, и только потом предлагать ему общее дело.

Шум на улице отвлек Ивана от его мыслей. Вскочив из кресла, он подошел к окну и отодвинул жалюзи. Во дворе завязалась драка.

– Черт, только этого еще не хватало. – Корсаков схватил куртку и со всех ног бросился вниз по лестнице.

На улице уже пролилась первая кровь. Маленький, вертлявый, злобный рабочий, которого, как успел выучить Иван, звали Ромкой Новиковым, вытирал юшку с разбитого носа. Ярко-алые капли усеивали грязный бетон вокруг. Ромкина куртка спереди тоже была заляпана кровью, но он не сдавался и по-петушиному снова и снова налетал на второго участника потасовки – здоровенного крановщика Гришку Маргулиса. Тот лениво, словно бы нехотя, отпихивал Ромку, и от каждого тычка тот отлетал не менее чем на метр. Слишком хлипок был, особенно по сравнению со здоровяком Маргулисом. Рядом полукругом стояли с пяток рабочих, на дерущихся смотрели с интересом, но вмешиваться не спешили.

– Вы ошалели, что ли? – Иван влетел в полукруг и схватил Маргулиса за рукав. – Григорий, прекрати драку. Ты ж его покалечишь. Нашли место для выяснения отношений.

– Так, Михалыч, я ж не сам это придумал, – чуть протяжно сказал Гришка. Ивана в порту с первых дней все тоже звали Михалычем. То ли действительно уважали, то ли втайне насмехались. – Он первый начал, ты хоть вон ребят спроси.

Ромка тем временем подлетел снова и из-за Ивановой спины попытался ударить Маргулиса кулаком по голове. Тот перехватил руку и легонько вывернул кисть нападавшего. Ромка взвыл.

– Прекратите, я сказал! – рявкнул Иван. – Новиков, иди отсюда. Морду умой. И если еще раз на территории предприятия драку затеешь, уволю к чертовой матери.

– Тебе волю дай, ты всех уволишь, – зло сказал Ромка. – Увольнятель хренов. С кем останешься? Хотя недолго тебе тут еще над людьми изгаляться.

– Что? – Иван отпустил Маргулиса и круто повернулся к Ромке. – Что ты сказал, гаденыш?

– Я? Да ничего я не сказал. – Ромка поднял упавшую на землю во время потасовки шапку, независимо шмыгнул разбитым носом и отошел на безопасное расстояние. – Тебе кто-то ж по голове заехал. Так и еще заедет. Больно крутой, а тут крутых не любят.

Корсаков рванулся к тщедушному щуплому человечку, гадко ухмыляющемуся с безопасного расстояния, но теперь уже Маргулис схватил его за руку.

– Брось, Михалыч, не связывайся. Дерьмо он, а не человек. А драки в порту затевать не стоит. Ни тебе, ни нам не надо, чтобы худая молва пошла. А ты, шваль, иди отсюда, – обратился он к Ромке. – Еще раз ко мне подойдешь, по земле размажу тонким слоем, как повидло во времена советского дефицита.

– Что ему от тебя было надо? – спросил Иван у Маргулиса. – С чего он в драку полез?

– Бешеный дак. – В речи Гришки сквозили местные обороты речи, вызывавшие у Ивана умиление, однако сейчас ему было не до лингвистических изысков. – Мы с мужиками курили, разговаривали, что предприятие после твоего прихода шанс получило. Говорили про будущее, то да се. Сам понимаешь, кризис. Цены вверх прут как на дрожжах, курс доллара того… без работы и зарплаты сейчас не сахар оставаться. Мы ж понимаем, что все к банкротству шло, а ты приехал, и вроде все как-то получше стало.

– А дрались-то из-за чего? – Ивану была приятна неожиданная похвала Маргулиса, тем более что остальные рабочие стояли рядом и согласно кивали головами, однако нужно было докопаться до первопричины драки. Такой уж у него был характер.

– Да из-за этого и дрались, – непонятно ответил Маргулис. – Ромка стал спорить, что ты тут долго не задержишься, а нам всем все равно кранты. Я ему в сердцах сказал, что если он будет, как заяц, с места на место бегать, а не работать по-человечески, то ему так кранты точно, а за всех он пусть не говорит и за тебя не решает. Припомнил ему, как он несколько лет подряд то устраивался к нам работать, то увольнялся, когда его в Архангельске в море брали. Он же работник так себе, а человечек еще хуже, поэтому его в одно плавание возьмут, а потом на берег спишут. Ну, он к нам пристроится. Потом снова в Архангельск уедет. А он взбесился и на меня с кулаками кидаться начал. Говорю же, бешеный, не терпит, когда ему поперек что-то говорят.

– Погоди, я что-то совсем запутался, – признался Иван. – При чем тут Архангельск?

– Да я ж тебе объясняю, – покладисто, как ребенку, объяснил Маргулис. – Ромка, он так-то механиком на кораблях работал. В плавание ходил. Только его всегда увольняли. Он же, чуть что, сразу в драку. А в нашем городе у него дядька жил, материн брат. Он его к себе жить пускал. И на работу в порт устраивал. Ромка тут покантуется, потом договорится на очередное плавание, уедет. Потом опять там разругается со всеми, вернется. Так уж раз пять или шесть было. Вот только дядька его помер, так что жить ему теперь тут негде. То ли комнату в общежитии снимает, то ли у бабы своей ночует.

– Странно за тысячу километров уезжать, чтобы в порту рабочим быть, – заметил Иван. – Тем более что родственников у него теперь тут нет. Такие-то копейки и в Архангельске, поди, платят.

– Вот и мы удивились, когда он снова нарисовался, – пожал плечами Маргулис. – Но приехал и приехал. Нам что, нам не жалко.

– Да мне тоже не жалко, – согласился Иван. – Вот только драки на своей территории я терпеть не намерен. И еще мне очень интересно, что этот хмырь имел в виду, когда говорил, что меня здесь скоро не будет.

– Да брось ты, Михалыч, что он может иметь в виду? – презрительно спросил Маргулис. – Просто болтает глупости, чтобы значимости себе придать. Его ж за человека никто не считает. Только и плюсов, что не пьет.

– Погоди. – Иван потер затылок, в котором что-то отчетливо зазвенело. – Он знает, что меня недавно по голове звезданули, а я на работе про это никому не говорил. Ни одной живой душе. Вот ты, Гришка, к примеру, про это знаешь?

– Нет, – растерянно произнес Маргулис и тоже потер свой мощный затылок. – А тебя что, правда стукнули, что ли?

– Правда. Три дня назад. Я дома повалялся и шум поднимать не стал. А Новиков про это откуда-то знает. Вот что любопытно.