– Если верить словам Верховского, да и самой Наташи, Машу абсолютно не интересовала любовь.
Разве в ее возрасте это нормально? Девушке исполнилось восемнадцать лет в день ее смерти. Можешь ты допустить, что такая юная особа совсем не думает о парнях?
Такого даже мужененавистница Бойцова допустить не могла, а потому она неуверенно произнесла:
– Пусть так, Маша думала о парнях и согласно твоей логике это скрывала. Но вовсе не обязательно друзей ее старшего брата сюда приплетать. И совсем глупо приплетать к убийству Наташку.
Далила мученически закатила глаза:
– Я что, нарочно ее приплетаю, Наташку твою?
Однако как ты ее защищаешь!
– Да, защищаю, потому что поверить не могу даже в то, что Наташка вампирша. А убийство совсем в голове не укладывается, – призналась Бойцова и пояснила:
– Мозгами понимаю, что насчет вампирши ты вроде права. Я и сама замечала, что Замотаева фальшивит, косит под дурочку, иногда нагло льстит, но в целом она просто душка. Умом-то я осознаю, что Наташка опасна, раз ты говоришь, а сердцем эту информацию принять не могу. Она все равно мне симпатична.
– Хорошо. Тогда ответь на такой вопрос: почему Маша должна была скрывать свой интерес к парням?
Строгость брата здесь ни при чем, – предотвращая возражения подруги, сказала Далила. – Наташа своих влюбленностей не скрывала, а разница в возрасте у сестер невелика. Верховский утверждал, что сестры откровенничали друг с другом. Да и Наташа говорила о доверительных отношениях с младшей сестрой.
– Да, я знаю.
– Тогда почему Маша скрыла важнейший эпизод своей жизни? Ладно, от Верховского скрыла, но от сестры!
Вопрос поставил Лизу в тупик.
– И в самом деле, зачем Маше скрывать свои чувства? – спросила она у Далилы. – Когда влюбляешься, с утра до вечера готова трещать о любви. Даже я в юности была такой дурой. Уже и слушать меня никто не хотел, а я все трещала. Аж противно теперь вспоминать. Ну и почему Маша скрывала? – с интересом осведомилась она.
– Ты что, не слышишь меня? Согласно логике я вижу только одну причину: чувства Маши были направлены на возлюбленного сестры. Если найдешь вторую причину, буду тебе благодарна, – искренне (без всякой иронии) сообщила Далила.
Бойцова нахмурилась:
– Попробую поискать.
– Попробуй. Я уже пробовала, но у меня не получилось. Не нашла.
После минутной паузы Елизавета вдохновенно воскликнула:
– А что, если Маша влюбилась в преступника?
Скажем, в вора, в братка. Если ее избранник из низших слоев, ей было бы стыдно признаться сестре.
– Во-первых, по нашей жизни воры и эти, как ты их называешь, братки, совсем не из низших слоев, а скорее из высших – так все перед ними пляшут и пресмыкаются. Но влюбиться в явного подонка умная Маша никак не могла, а в простого парня – пожалуйста. Это в характере Золушки.
– Ну, что я говорила! – возликовала Бойцова – Золушка могла влюбиться в простого парня, но Маша как раз не влюбилась, – возразила Далила. – Я абсолютно в этом уверена.
– Но почему?
– Да потому, что Маша – Золушка. Золушка очаровательна: жертвенна, трудолюбива, скромна, безропотна. Если она влюбляется, окружает избранника вниманием и заботой. Не дай бог, у него проблемы, она не останется в стороне, а мгновенно подставит плечо. Золушки не боятся чужих проблем и способны на жертвы. Исходя из этого, давай анализировать. Ты предположила, что избранник из простых парней, следовательно, какие у него просматриваются проблемы?
– Как минимум отсутствие денег или хорошей работы, – не задумываясь, выпалила Елизавета.
– Правильно, – согласилась Далила. – А Верховские отнюдь не бедны и с обширными связями. Так могла ли наша Золушка-Маша не воспользоваться возможностями семьи ради любимого? Золушка на все готова ради любимого. Так неужели ты до сих пор думаешь, что Маша могла испугаться каких-то насмешек?
– Вряд ли, – усомнилась Бойцова. – Уже так не думаю.
– Маша непременно обратилась бы за помощью и к брату, и к его друзьям, благо, все они уже тогда процветали. Кстати, вот тебе эпизод ее жизни. В двенадцать лет Маша влюбилась в дядю Васю, дворника, и любви своей не скрывала. Она повела себя как настоящая Золушка: со слезами умоляла папу (он был директором крупной фирмы) устроить алкоголика-дворника «каким-нибудь хорошим начальником».
– Детская непосредственность с возрастом исчезает.
– У Маши она почти сохранилась, что не мешало ей оставаться сложной натурой. Кстати, Маша еще и принципиально никогда не лгала. Повторяю, мораль этой девушки была на редкость, по нашим временам, высока, – с уважением отметила Далила, чем рассердила подругу.
– Хороша мораль! – фыркнула Елизавета. – Ты меня убедила, такая Маша могла скрывать только чувства к парню Наташки, но куда делась мораль этой Золушки? Ха, у старшей сестры парней отбивать! Если так, стерва она, твоя хваленая Маша!
– Увы, человек – сложное и противоречивое существо. Наукой установлено, что в корне любого невроза лежит конфликт морали и желаний. Человек хочет чего-то, но его характер и жизненные принципы говорят: так нельзя! Именно они не позволяют человеку удовлетворить потребность.
– О! Это так! – с жаром подтвердила Бойцова. – Если бы не мои принципы, я бы весь Питер за пояс заткнула!
Вдруг ее осенило:
– Так что же, выходит, меня ждет невроз?
Далила невозмутимо продолжила:
– Карен Хорни выделила три основных противоречия. Первое противоречие – между стремлением к успеху и человечностью. Это как раз то, о чем ты переживаешь.
– Да, я не хочу брать за глотку, не хочу быть агрессивной, но ведь приходится, иначе затопчут. А в душе я беленькая и пушистая, – поплакалась Лиза.
Далила вынесла приговор:
– Это уже конфликт. Второе противоречие, – продолжила она, – это противоречие между стимуляцией потребностей и невозможностью их удовлетворения. Мода, реклама призывают купить, а купить невозможно. Вот тебе и новый конфликт – путь к неврозу.
Бойцова сочувственно возмутилась:
– А как без нее, без рекламы?! Сама ведь даю!
И тут же посетовала:
– Наживаются на мне, сволочи, бередят мою душу и здоровью вредят.
Покопавшись в ящике, она бросила на стол журнал:
– Вот, взгляни на проспект. Красный кабриолет – закачаешься! Двести тысяч евро! Хороша я в нем буду в красной карденовской шляпе с белым пером?
– Будешь неподражаема, – усмехнулась Далила.
Елизавета пожаловалась: