Ты маньячка, я маньяк, или А пес его знает

– Охранять тебя от маньяка.

– Не смеши, Боба соплей перешибешь. Дуся, какой из него охранник?

Евдокия за брата обиделась:

– Ты не права. Боб немножко худой, но зато очень сильный. Знаешь, какой он накаченный!

– Да ну? Никогда не сказала бы.

– Да-да, он просто высокий и любит одежду просторную, вот и выглядит, словно жердь. Это ты его голого не видала. У Боба очень красивое тело.

Ева немедленно согласилась:

– Что ж, пускай приезжает. Уж лучше с Бобом, чем одной. Не станет же этот маньяк убивать меня при свидетелях, а мужчин он не трогает.

– Вот и чудесно, – обрадовалась Евдокия, – а к утру мы с Леней вернемся, и я сразу к тебе.

– Спасибо, ты настоящий друг, – умилилась Ева, в уме перебирая уже в чем ей встретить Бориса.

«Странно, теперь и я припоминаю, у него действительно красивое тело, – вмиг забыв о маньяке, размышляла она. – И почему я раньше не обращала внимания на брата Дуси? Боб симпатичный и довольно высокий. Короче, будет чем этой ночью заняться…»

А Евдокия, разрешив проблему подруги, хотела вернуться к мужу, но, случайно глянув в окно, она увидала паршивого пса. Голодный, убогий, он прятался в кудрявом самшите под рестораном, жадно вдыхая вкусные запахи и не решась приблизиться к кухне. Опыт прошедших дней псу говорил, что это очень опасно. Пес был расстроен. На его унылой облезлой морде выступили все поражения тяжелой собачьей жизни.

Евдокия поражения эти прочла и прониклась сочувствием. Не задумываясь, она открыла окно и, махнув через подоконник, устремилась к несчастному псу. Пес насторожился и попытался забиться поглубже в кусты, но она оказалась ловчей и преградила ему дорогу. Пес зарычал с вялой угрозой и жалобно заскулил, чем рассмешил Евдокию.

– Ну-ну, дурашка, – ласково прошептала она, погладив его плешивую шерсть своей нежной холеной рукой. – Не трать понапрасну силы. Оголодал. Где же ты раньше был, никудышный? Почему я тебя не видела, не кормила? Некрасивый, да? Никому не нравишься? Прятался, да? Обижали тебя? Людей боишься?

Пес мгновенно пошел на контакт: он вздохнул и лизнул ладонь Евдокии.

«Людей я боюсь, но ты мне мила», – говорили его глаза.

Она все поняла и скомандовала:

– Пошли!

Пес еще раз лизнул ее руку, но идти наотрез отказался: он пятился, отчаянно ввинчиваясь костлявым задом в самшитовые кусты – густые кусты упруго его не пускали.

– Что ж, придется тебя на руках нести, – посетовала Евдокия и, бесстрашно прижав к себе ворчащего пса, помчалась к автостоянке, приговаривая на бегу: – Не бойся, бродяга, там еще гуще растительность. Надежно спрячу тебя, в обиде, бродяга, ты не останешься. Господи, какой же ты легкий! – ужаснулась она и, переполнившись состраданием, чмокнула в лоб паршивого пса.

Просто счастье, что не видел этого психиатр Лагутин – удар бы хватил его. Пес же, ласку учуяв, успокоился и притих. Евдокия определила бедолагу в кусты, что рядом с автостоянкой и, с улыбкой глядя ему в глаза, с нежной строгостью наказала:

– Сиди здесь, не уходи. Я скоро вернусь и тебя накормлю.

Пес ее взгляда не выдержал и смущенно отвел глаза. Но не ушел, остался в кустах. Возвращаясь бегом в ресторан, Евдокия несколько раз на него обернулась и крикнула:

– Бродяга, жди меня! Жди!

Ей показалось, что пес кивнул, мол согласен, мол буду ждать. Она успокоилась.

Глава 5

Лагутин давно пообедал и угрюмо сидел за столом, с тревогой поджидая жену. Когда Евдокия вернулась, он буркнул:

– Тебя рвало?

– Да, немного, – кивнула она.

Он нахмурился:

– Ты не беременна?

– Нет-нет, на солнце перегрелась вчера, – испуганно затрясла головой Евдокия.

Леонид Павлович категорически не хотел размножаться, объясняя это свое нежелание слишком юным возрастом Евдокии. Однако она подозревала, что виною тому ее болезнь: муж просто боится передать своим будущим детям нездоровые гены жены.

– Все в порядке, мой дорогой, я уже отлично себя чувствую, – с нежной улыбкой сообщила она.

Лагутин поверил и уже мягче спросил:

– Что же ты так долго отсутствовала?

– Взвешивалась. В туалете оказались весы, – не моргнув глазом, солгала ему Евдокия и, кивнув на свои тарелки, (нетронутые совсем) пояснила: – Есть не буду. Барашка и рыбу придется собачке отдать.

Леонид Павлович насторожился:

– Почему это вдруг?

– Ленечка, ты не пугайся. Это не симптомы болезни. Я ужасно здесь растолстела, так что, снова пора на диету.

За два года супружеской жизни Лагутин почти смирился с дурацкими диетами жены, он лишь изредка протестовал. И на этот раз мудро решил промолчать.

На самом деле Евдокия его обманывала. Она не полнела – не склонна была, но муж вский раз так пугался, видя отказ жены от еды, что она шла на хитрость: частенько ему приходилось лгать. В его возрасте трудно понять как это нет аппетита, если здоров. К тому же, Лагутин мечтал нарастить жирку на тощее тело Даши и первое время пичкал деликатесами ее сверх всякой меры. От этого у Евдокии появилось отвращение к пище, она взбунтовалась и прибегла к диетам.

Сейчас же она есть хотела, но желание накормить облезлого пса оказалось сильнее голода. Мысленно облизываясь, Евдокия опустошала тарелки в кулек и планировала перекусить где-нибудь по дороге домой.

«Я перебьюсь, зато как будет рад бедный песик», – сердобольно размышляла она.

Глядя на то, как жена собирает ресторанный обед очередной бездомной собаке, как расползается по целлофану мятный соус из-под барашка, Лагутин уже и не злился. Лишь с брезгливой гримасой сказал:

– В связи с твоим увлечением я всерьез начинаю подумывать, не покупать ли нам для этих дворняг сухой корм. Какой-нибудь Дарлинг или Педи Грипал, на мой взгляд, выглядят аппетитней.

– Вот и лопай их сам, – отправляя и рыбу в кулек, ответила Евдокия. – Дворняги не станут есть заграничную лабуду.

– Ясное дело, – саркастично заметил Лагутин, – им привычней барашек из ресторана.

– Вовсе нет, просто наши дворняги знают толк в жизни: они привыкли к натуральной еде.

– Зато ты, со своей диетой, от еды скоро отвыкнешь, – поднимаясь из-за стола, попенял Лагутин жене и строго добавил: – В автомобиле тебя буду ждать. Изволь не задерживаться. Догоняй.