Сквозь игольное ушко. Сборник рассказов

Сархат остолбенел, но быстро понял, что надо поскорее убираться, мигранты не любили общаться с полицией, даже если не имели касательства к происшествию, а свидетелей в данной ситуации и без него было предостаточно. Он схватил последний ворох, подошел к коробу, набитому сухой листвой доверху – и ахнул: сверху лежал…младенец, такой легкий и невесомый, что листва почти не осела. Дворник мигом сообразил, что за минуту до своего падения эта сумасшедшая вышвырнула малыша, выведенная из себя его плачем. Но внимание публики было привлечено только ее последующим эпатажным выходом и отчаянными воплями.

"Спаси Аллах, до чего же ты, женщина, себя довела! – мысленно воскликнул Сархат, – выбросить дитя, так не ценить счастье, что дал тебе твой бог! Вот ведь дикие люди!.."

Вслух же он только крикнул: "Рузи, иди за мной!" – чуть прикрыл малыша сорванной с плеч жилеткой и быстро покатил тележку к своему подвалу. Рузи всегда беспрекословно слушалась мужа и сейчас, даже опередив его, уже мчалась открывать дверь. Сархат почти бегом влетел со своей ношей и бережно уложил младенца на постель, отмахнул жилетку. Рузи беззвучно охнула, подняла глаза на мужа. Они всегда понимали друг друга без слов, и сейчас обменялись лишь самыми необходимыми:

– Да, это она его выбросила, до того, как свалиться…

– Его никто не будет искать, у этой несчастной даже родни нет, я знаю…

– Сейчас нам с тобой ничего не остается, как ехать домой…

– Конечно, родной, ведь теперь ты отец уже троих!

Сархат помчался сначала в магазин, а потом в контору, устраивать увольнение и отъезд. Рузи нежно склонилась над малышом, принялась освобождать его от мокрых тряпок, обтирать, лаская и воркуя на своем языке. Младенец сучил ножонками, взмахивал ручками, оглядывал и ее, и все вокруг себя. Он был на удивление спокоен, голубоглаз и светловолос, но в их высокогорном селении все были такими!

Грамотные деды, когда-то учившиеся еще в советской школе, важно говорили, что здесь, на высоте 2000 метров, в складках Памира, осели остатки скифов. Молодежь смеялась: «И что с того, кто вас будет ценить, реликты тысячелетней миграции?» Империя распалась, как и все предыдущие, каждый человек должен был отныне думать о себе сам. Впрочем, здесь и всегда было так, перемены внешнего мира почти не касались горцев. В селении детей любили и ценили, откуда здесь возьмутся пришлые? – Только своими и держалось племя. И этот маленький подкидыш будет желанным и любимым. Так все совпало, так распорядилась судьба.

Сархат вернулся поздно вечером. Ему удалось договориться с начальницей ЖКХ о досрочном увольнении: сослался на недомогание жены. Галина Петровна только позавидовала, как же эти таджики преданы семье! Обещала завтра рассчитать; на замену у нее всегда была очередь таких же искателей счастья и денег из азиатского подбрюшья державы. Она этих безотказных работников по-бабьи жалела и в расчетах обирала совсем помалу. Пусть едут домой, к своим саклям!

Во дворе Сархат прислушался и к бабушкиным пересудам. Верку увезли в морг, следствие быстро завершилось. Помогли свидетели со смартфонами, ясно было, что налицо смерть по неосторожности, если не суицид. Про младенца вообще никто не вспоминал, как его и не было.

В квартире, которую вскрыли по наводке соседей, никого не было. Хозяин где-то болтался по тусовкам, приблудившаяся девчонка-провинциалка даже не была у него прописана. Его ничуть не волновало, что она после их бурных и нелепых отношений родила, подумаешь, ее проблемы! Всё это шепотом излагала подругам баба Шура, следователям она об этом ни звука не обронила. С ними только свяжись! Спроси-ка теперь с этой мертвой, куда она дите дела? – Небось, не расколется… Фу ты, раскололась уже, земля ей пухом…

Двор решил собрать Верке на похороны, кто сколько сможет. Где родню-то искать, девчонка ни с кем не делилась, откуда она явилась в столицу, в какой деревеньке мать по ней убивается.

На следующий день Сархат опять носился по Москве, узнал, в каком районе намечается депортация таджиков, отловленных за работу без лицензии. Договорился со старейшиной, что они внедрятся в их ряды и отбудут восвояси. Сумел и деньги на родину отправить проверенным путем, не подвергать же себя риску быть обобранным таможенниками. Вечером за сборами, совершенно счастливые, они то и дело кидались к вновь обретенному сынишке. Рузи приговаривала: «Файзуллох, скоро будем дома, детка моя, кровиночка…» Сархат расплывался в улыбке.

Когда их вместе с такими же искателями счастья загружали в большой транспортный самолет, один бдительный чин из транспортной милиции поинтересовался, что это, прижимая к груди, несет женщина.

Рузи безбоязненно откинула покрывальце и с гордостью произнесла на своем языке: "Сын мой, не разбуди, он шибко горластый!"

Чиновник как-то ее понял, глянул на сладко причмокивающего во сне младенца и одобрительно кивнул: "Хорош! Вылитый папаша, прямо копия! Вот же дикие люди, и чего это вас носит по свету? Рожали бы дома! Цивилизация манит?"

Сархат гордо подмигнул понимающему человеку: а на кого же еще походить моему сыну? А вслух произнес: "Теперь уже точно осядем, теперь у меня полный комплект!"

Белый морок

В этих широтах декабрьский день мало чем отличался от ночи, но все же некоторая белесоватость, разлитая вокруг, позволяла уже видеть гребень леса, силуэты зданий городка… Можно было взлетать! Как заядлый автомобилист, Игорь попинал колесо, натянул краги, полез в кабину, дел-то… на два часа горючего! Взлетел, лег на курс. Мотор жужжал ровно, под ним расстилалась привычная топография. Хотя… Как! Деревни не было. Ни дорог, ни столбов, ни домов с привычными утренними дымками – словно кто-то неведомый ластиком стер ее вместе со всеми обитателями! Игорь заложил большой круг, тараща в белесую мглу глаза: да точно не было!

Вызвал диспетчера, конфузясь, сообщил, что …исчезла Муравьевка. Диспетчер хохотнул, спросил, сколько вчера на грудь приняли?

Игорь обиделся, не ответил. Диспетчер уже серьезно велел: "Вертайся-ка, парень, что-то с тобой не ладно".

На земле его встретили шуточками, поприкалывались, но столкнувшись с каменным молчанием и таким же обиженным взглядом, поняли, что основание для такой дичи есть.

– А дай-ка я поднимусь, – неожиданно предложил Митрофаныч, самый старший в отряде, – садись, Игорь, прогуляешься со мной.

– Горючку-то изводить, – заворчал было диспетчер, но отмашку дал.

Поднялись, на небольшой, но все же осторожной высоте пошли в квадрат Муравьевки. Никаких признаков жилья. Белое марево, сколько может охватить глаз. Опытный вертолетчик, рискуя, снизился, как мог, ревущие лопасти разносили вихри снега – НИЧЕГО! Да ведь пока ее нащупаешь таким макаром, и на возвращение топлива не останется.