Не поднимай, малыш, игрушку!
Фарфоровый изящный завиток
Сосуд венчает с крепким ядом,
Так соблазнительно у детских ног
Колышется… Но в руки брать не надо!
На совести у Конуса смертей
Побольше, чем у хищницы-акулы,
В глубинах океанов и морей
Немало жертв его навек уснули…
Спиралью завивается узор
Из темных пятен, прихотливых линий,
«Ночной убийца!» – общий приговор,
Остерегитесь, это – Conus Linne!..
Путешествие за три моря
Рассказывают люди, что не в малом поселке, не в большой деревне, а в огромном и красивом городе приключилась беда с молодой женщиной. Даже не беда, а так, некая хандра и томление. Ходит Алекс из комнаты в комнату по своему дворцу, смотрится в зеркала и темные стекла, медные тазы и сверкающие сковородки – и сама себе не нравится, хотя и была она красавицей писаной. Руки вялые, ноги белые, как сметана, глаз тусклый, без огня. И главное сама не понимает, чего ей хочется, отчего грусть-тоска ее съедает. Даже дети забеспокоились, когда мама забыла им суп сварить, даже муж озадачился, когда Алекс его вразумлять перестала. Ходит по дому, как спящая царевна, думает о чем-то потустороннем. Спрашивает ее муж любящий: « Чем тебе помочь, дорогая женушка?» А она, словно бы очнувшись, приласкалась к нему и просит: «А поезжай-ка ты, дорогой, в недалекий город Троицк, привези мне с камвольного комбината пряжи разноцветной, полный мешок набери, да гляди, чтобы ни один моток на другой не походил!»
Обрадовался муж, что так прост выход из хандры, рад услужить любимой, тут же помчался в город Троицк, набрал разноцветной пряжи огромный мешок – тут и шелковая, и хлопковая, и шерстяная, и бамбуковая, и даже крапивная в крапинку! Главное – что двух одинаковых мотков нет, такое немыслимое разнообразие! Обрадовалась Алекс, достала свои коклюшки и давай плести что-то кружевное, невообразимо красивое. Притихли дети, успокоился муж, а она плетет и плетет день и ночь. Моток закончился – сняла рукодельница с коклюшек бабочку дивной красоты, дохнула на нее – ожила бабочка, затрепетала, поднялась к потолку дворцовой залы. А кружевница без отдыха опять уселась за работу.
Так и повелось: сплетет бабочку, вдохнет в нее капельку своей жизненной силы – и вспорхнет дивное создание к потолку. А сама Алекс день ото дня все бледнее и тоньше становится. Вот уже во дворце целое разноцветное облако бабочек крыльями трепещет, на волю просится, а кружевница стала белой и прозрачной, что твой гипюр.
Опустел тут мешок, распахнула Алекс самое большое окно, выпорхнули бабочки на волю, и она вслед за ними выплыла в окно. Встала на разноцветное облако и крикнула напоследок: «Прощайте, мои любимые, не ищите меня, улетаю в далекие края искать чудо небывалое, без этого жизнь моя занудная не имеет ни смысла, ни радости!» Дети ахнули, муж руками всплеснул, да так и замер у окна. Где уж тут останавливать жену, если ни смысла – ни радости. Так и обхватил головушку бесталанную, так и поник в горести.
Летит Алекс на облаке кружевном, душа ее ликует от красот, которые разворачивает внизу перед нею земля. Грязь и горести не видны, бедность и нищета глаза не колют, тишь да благодать по всей планете! Прилетели бабочки в сказочный край Китай, опустились на берег моря Желтого, сошла Алекс на мраморную джонку работы ажурной, под звуки музыки восточной. Смотрит и слушает пекинскую оперу, вкушает утку пекинскую, прислуживают ей девушки-красавицы. Вот диво небывалое! Только через день-другой приелась ей эта музыка. Кликнула Алекс свое облако кружевное, полетела дальше, на берег моря Красного – в Египет. Опустилась на сфинкса огромного, переехала пустыню на верблюде белом, сказочном, переплыла море Красное на рыбе Клоуне. Вот диво так диво! Детям бы этих рыбок показать, мужу бы тут понырять, вот бы весело было всем вместе! А так – что тут одной делать? Приелись ей и египтяне. Кликнула она опять свое облако кружевное, приказала бабочкам: «Несите меня в самую что ни на есть экзотическую страну!»
Понеслись бабочки к Индийскому океану, в страну вечного лета и непреходящего праздника. Опустились на землю, и попрощались с Алекс: «На этом наша служба кончилась, возвращаем тебе твою жизненную силу и облик, а нам новую силу индийские леса даруют! Спасибо тебе за облик наш радостный, на этом пути дорожки наши разошлись! Живи в экзотической стране и радуйся, пусть тебя больше грусть-тоска не томит!» Вспорхнули – и улетели.
Стала Алекс опять румяной да красивой, дородной и радостной. Ну ничем не отличается от индийских красавиц, осталось только красную точку на лбу нарисовать. Скоро сказка сказывается да не скоро дело делается. День за днем проходит – живет наша красавица в воле и праздности, принимают ее как гостя дорогого принцы и князья восточные, рассказывает она им были и небылицы края северного, застывшего во льдах и снегах.
Ахают они, изумляются, а пуще всего дивятся тому, что где-то там, во льдах и снегах, остались у гостьи детки малые. Но виду не показывают, развлекают ее в ответ на сказки, приглашают еще и еще приходить. Научилась она и на музыкальных инструментах играть, и танец живота исполнять, выросла в связи с этим и слава ее в экзотической стране Индии. Да только все чаще и чаще стали ей муж и детки вспоминаться, они-то ее любили не за танцы и музыкальное мастерство, а просто так, за то что она мама…
Пошла Алекс в храм, поклониться Будде, испросить его милости, чтобы вернул ее в северные края. Колыхнул Будда толстым животом, всплеснул всеми своими руками и сказал таковы слова:
– Рад я, что вернулось к тебе сознание, ведь каждый человек должен прожить свою жизнь, даже если его и манит чужая. Без этого не видать тебе высокого перевоплощения. Возвращайся!
– Да я бы и рада, но мои бабочки бросили меня, как же мне теперь быть? – спросила с огорчением Алекс.
– Я имею силу только в своих пределах, – развел Будда руками. – Могу тебя переместить в северные окраины Индии – за высокие горы Непала. А там обратись к сказочному белому Яку. Может быть, он тебе поможет?
Затаил Будда дыхание, как мог, а потом со всей силой выдохнул. И вмиг оказалась Алекс в горах Непала. Блуждала там не один день, пока не встретила белого Яка – огромного быка с шерстью длинной, как косы самой Алекс. Поклонилась она ему и попросила: «Поделись со мной своей красотой – а я тебе взамен свою косу подарю». Кивнул Як милостиво, и отрезала Алекс у него белой шерсти, сколько ей надо было. А он из ее косы красивый галстук себе завязал, пошел по горам хвастать обновкой.
Алекс же уселась плести ковер-самолет. Месяца не прошло, как лег перед нею белый пушистый ковер, качается над землею, зовет в путешествие. Прыгнула рукодельница на ковер и велит ему: "Неси меня в страну белых снегов, в самый большой и красивый город этой страны, к моим деткам и мужу».
И взвился белый ковер, промчался над горами, над полями, морями Красным, Желтым и Черным, опустился перед дворцом, где уже и дети подросли, и муж состарился. Но рады они были, что вернулась домой путешественница, потому что любили они ее не за танцы и суп, не за сказки и песни , а просто так, за то, что она – мама. Радость их была неподдельной, а жизнь с той поры пошла счастливая, без грусти и хандры.
Полет
Я шагнула в окно, надоели мне споры,
Извините меня, что я прямо в окно,
Я терпеть не могу затхлый дух коридоров,
И в какой-то момент воспарить нам дано!
Над земной маятой каждодневного бреда,
Всех интриг и расчетов, бесполезных затей,
В необъятный, сияющий мир высокого неба
Можно вдруг вознестись, только надо смелей!
Так взлетают стрижи: из гнезда или с крыши
Камнем – вниз, и тотчас же встают на крыло,
И пошли забирать, кругом, выше и выше,
На потоках воздушных малых птах унесло!
…Я в траве, побуревшей от пламени солнца,
К небу нос свой задравши, у забора сижу,
И о купол небесный птица крыльями звонится,
Может, следом – на взлет? Нет. Пока погожу.
Долгие сборы
Есть в Африке огромная песочница,
Должно быть, сладкая, – Сахарою зовут!
Нам поиграть там очень-очень хочется,