Опоссум прогресса. Юмористические истории

«А что, я девочку вообще не мою, она сама отряхивается», – думала я в тот момент, но вслух оскрбливать ее эстетическое чувство не имела привычки.

«Дак, а что, вон и директор наш машину свою не моет – и ничего».

* * *

Вспоминала я, как пару лет назад он как раз приобрел новую красивую, цвета слегка отмоченного в розовом шампанском жемчуга, здоровую, как самка лося, Субару Трибека. В своем неповторимом искрящемся и фееричном расположении духа он бегал по кабинетами и делился с нами своей радостью: «Посмотрите, ну сходите же, посмотрите же на мою красавицу. Я такой щасливый!»

Ну сходили, ну посмотрели. Здоровая, и грязная, ну. И у кого бы наслюнявленный палец не поднялся написать на заднем стекле слово «Первонах»? У кого-то бы он не поднялся и чтоб нарисовать неприличную картинку и продолжить крупными буквами: «И НЕЕБЕД!»

Но в тот момент, понятное дело, никто не знал, что директор повезет свою ласточку хвастаться в Союз Строителей. И там будут как раз те самые люди, которые рьяно оберегают свой собственный первонах от посягательств других, более мелких.

Директор, конечно, тогда орал на нас на планерке. «Мне явно вчера дали понять», -кричал он, – «что первонахов много не бывает! Поэтому, мол, во-первых субординация, во-вторых ибо нех…», – угрожающе поднимал вверх он свой указательный палец. «А в-третьих, щас в прыжке – взяли тряпки, ведра и мыть».

* * *

За грибами мы ездили на девочке, как же без грибов? Но вот ее чрезвычайная ранимость и задумчивость в экстремальных природных и дорожных условиях всегда нам говорили – господа, вы звери! задом с горы, нет-нет, я не могу. Фуу, это грубо.

И такая философская отстранённость добавила мне в голову немало седых волос. И тогда, когда мы в попытке развернуться съехали задом в глубокий кювет и застряли там в пучках прошлогодней травы. Ладно хоть, что мир в тот раз откликнулся на это кучей сбегающихся вытаскивать нас людей с криками и тросом: «Спокойно!!!! Без паники!!! Среди нас есть врачи, мы вас всех немедля спасем!»

Или когда девочка застревала колесом в строительной яме и отрывала нахрен поддон вместе с выхлопной трубой.

Или когда спускаясь с горы, с восторгом и дребезжанием набирая бешенную скорость и как бы восклицая на ходу «смотрите-смотрите я еду! Еду! я без рук!» внезапно вырубалась от собственной нереальной крутости.

Знаете ли вы, что значит тормозить двигателем: это когда всегда есть выбор – въехать на огромной скорости в остановку, полную людей, или на перекрестке проехать на красный. А я знаю, поэтому иногда, очень часто, я плохо сплю ночами.

Девочку стыдили тогда: «посмотри, девочка – видишь, там Бадалык. Кладбище, понимаешь ты это или нет, дурья твоя бошка?»

Потом пришла осень, начались дожжы и девочке залило карбюратор.

Я имея, развитый интеллект, безусловно, могу разбирать и собирать карбюратор на скорость с завязанными глазами, но предпочитаю этого не делать. Опять же, из-за умственных способностей. Но внимания девочка требовала много. И даже для меня удивительно много было непонятных мне новых слов – форсунки, гидрач, стартёр и поэтому пословицу «хочешь часто и много трахаться – купи жигули» я с ужасом вспоминаю до сих пор. И неудивительно, что меня порой непроизвольно подергивает от слова секс и начинает клонить в сон – не, нафиг, я спать.

Поэтому девочку решено было продать знакомому хачику – ему надо было возить овощи на рынок. И долгое время изумрудные девочкины бока частенько можно было увидеть в дорожных выбоинах нашей улицы, названной в честь кровавого венгерского диктатора генерала Лукача, Мате Михайловича Залки. Но потом мы переехали на улицу писателя Чернышевского, ну знаете «Что делать и как быть?» и девочкину квадратную фигуру время навсегда смыло из нашей памяти.

А что делать?!

    2018

Про родной город и вороватых таксистов

В свой родной город Красноярск после отъезда я возвращалась не часто – может раз в год или даже реже. Каждый мой приезд в воздухе висело какое-то очередное химическое соединение. Воняло не дай бог. И я хоть и жила в Мытищах прямиком почти на Московской Кольцевой окружной дороге, буквально в 100 метрах от нее, но, честно положа руку на бронхи, скажу, дышать там было на порядок легче. И приятнее.

Но я свой город люблю, и каждый раз по приезду мне попадались радушные таксисты, которые возили меня круголями по памятным местам моей красноярской юности. Показывали, как шло строительство той или иной дорожной развязки или как построили окружную магистраль там-то и там-то. Рассказывали эмоционально, ругались, что столько-то миллиардов было своровано при строительстве. Что все воры и сволочи, как водится. Хорошо так говорили, душевно.

Но каждый раз я смотрела на все, как на какие-то уже ставшие чужими места, равнодушно, что ли, без малейшего (не то что даже жгучего) желания вернуться. Без тоски и того момента, когда с болью рвется сердце из груди и слезно просит остаться.

С легким налетом тлена, в общем.

Продолжать жить мне тут не хотелось – в глубине моей души этот город символизировал для меня ссылку, в которой нас, мою семью, в 30-м году насильно поселили здесь тучу исторического времени назад.

Мои предки были сосланы из благословенных земель Черноземья в этот вечнохолодный город, в котором люди совершенно не приветливы. Они были мрачны всегда, понятное дело, по политическим причинам и в том числе, потому что почти все являлись потомками или сосланных революционеров, или политических ссыльных, или раскулаченных крестьян и купцов, ну и криминальных заключенных, благо зоны здесь были на каждом шагу. Да и были просто потомки рабочих, строивших ГЭС, БАМ, лагеря, коммунистические идеалы и прочее светлое будущее в условиях крайнего севера, вечной мерзлоты, сурового климата, непроходимой тайги, гор и прочих природных преодолений.

Никто так светлого будущего не получил. И каждый в итоге понял, что он был наказан в свое время этим городом, который им, этим потомках, было предложено принять как наказание без каких-либо смягчающих вариантов.

А, хотя нет, варианты были – 8 месяцев зимы, 9 или 12. Были еще Енисейск, Норильск и Дудинка.

В общем, накопленная обида за эту насильственную оторванность от изобильной груди Прикубанья здесь давила, и каждый раз по моему приезду меня пугали и мрачные лица, и общая издерганность, и не проходящая вонючая небесная серость.

Все мои друзья жили здесь и, конечно, встречаясь, мы начинали вспоминать все то, что нас связывало – за что мы любили этот город, людей и эти холодные улицы.

Например, одно время мы с девчонками любили ходить в Джеймс-шарк паб. Он находился на месте бывших городских баней и атмосферу имел похожую – расслабляющую после трудного рабочего дня.

Сильно много не выпивали – всегда прилично. Без излишнего возбуждения и с долей снобизма смотрели выступление каких-нибудь пьяных и горячих рокенрольных парней. Но всегда держали свое слегка замороженное вечной зимой либидо в узде, даже когда те раздевались по пояс. Их бледные торсы толкали нас на высокие беседы только и всего: обсуждение мужчин в принципе и своей личной жизни в частности. Но в основном, разговоры были филологичны, витиеваты и плюс мы постоянно ржали, поэтому если мы и привлекали к своему столику мужчин, то ясное море, не своей сексуальной харизмой, а исключительно интеллектуальными складками на лбу и мешками начитанности под глазами. Ну и своим ржанием, конечно.

Я помню, как-то к нам за столик подсел очень стеснительный парень в интеллигентных очечках, и по нему было совсем не ясно – что он забыл в этом месте, где люди много курят и напиваются в зюзю. Помню, разговоры были о философии и математике, конешно. Говорили о том, что человек де должен обязательно пройти путь эволюции своей морали – от этического до эстетического восприятия жизни. Иначе он гавно, а не человек. О торсионных полях опять же говорили, ну это к вопросу о том, что я могу поддержать любую тему разговора, даже о торсионных полях. Хотя больше о них я не знаю ничего.

«И какой же черт занес вас на эти галеры?» – в легком подпитии говорила я ему. Вот все что я помню.

Утром я проснулась в одежде, которая была мокрой до нитки. Оказалось, что разговоры и светлое пиво, пополам с виски повели наш разговор в эмпирическое русло. И через пару часов мы с молодым человеком, раздевшись, уже прыгали в сугроб прямо из дверей заведения. Хотя на улице было где-то около -30 и некоторые мелкие птицы замерзали прямо на лету.

На вопрос зачем – ни Камю, ни Сартр тогда внятно ответить не смогли.

А в предыдущий мой приезд в Крск меня опять же клеили таксисты. Из аэропорта вез упитанный парень с какой-то невысказанностью в организме. Он болтал без умолку и мне приходилось стеснительно улыбаться и невнятно отвечать на многочисленные вопросы – зачем я здесь, какие мои планы и прочее. Надо сказать, что я после перелета этого не то чтобы не люблю. А кушать не могу, как сильно.

Мое раздражение нарастало в итоге и, приехав на квартиру, я обнаружила его кульминацию – потерю кошелька со всеми деньгами, пластиковыми картами и с прочими важными вещами, документами там, правами, например и нужными для работы визитками.

Ну вот.

Я позвонила таксисту, он грубым голосом ответил: «Нет, ничего такого я не брал, не находил, и вообще, не надо звонить и отвлекать. Звонят тут всякие»

В печали я походила полдня по квартире, которая местами была уже довольно облезла – прежние жильцы много курили, и в каждой комнате у них, видимо, жило по кошке. Об этом красноречиво намекали месторождения кошачьих круглых какашек по углам.

Таксист позвонил на следующее утро: «Я нашел кошелек. Да, вообще, тово-этово, можно даже так сказать – это я взял его, украл у тебя, можно так сказать. Ну как для чего? Хотел встретиться еще раз – вот для чего. Понравилась ты мне. Отдам его только в обмен. На что, на что? На то, что ты придешь ко мне на свидание, съездим ко мне, есть бутылка водки и желание дальнейшего препровождения, которое принесет удовольствие нам обоим.

А ну и, кстати, 2 тыщи я себе взял за порядочность. Ну я же верну тебе кошелек, да, и деньги верну. Вот видишь, какой порядочный! Не каждый же день, говорит, такие попадаются.»

Я говорю: «Это – да, далеко не каждый».

А что, пришлось мне согласиться и пойти на встречу, ну а кто бы на моем месте не согласился. Что дальше происходило – я толком не помню, но я таки получила назад кошелек каким-то магическим способом, например, управлением реальностью, не зря же я заканчивала несколько серьёзных магических школ.

Мы встретились, кошелек я забрала сразу. «Какой же вы молодец и хороший человек, что нашли его и отдаете. Редко можно встретить такого человека в наше время» – сказала я.

Дальше события начали принимать магический оборот – таксисту позвонили и попросили срочно приехать. У меня тоже образовались планы на вечер. И мы разошлись.

«Я вам обязательно позвоню, хороший вы мой», – сказала я на прощанье, выдохнув, и выйдя из такси сразу же занесла его телефон в черный список.

Потом мы встречались с подружками, самбуку что ли допили, доели торт, не помню уже. Спать легла пораньше – в 4 утра мне надо было на самолет, и вдруг ночью, часа в 2, мне звонит мужик в дверь и кричит хриплым голосом:

– Откройте, это Миша!