Невеста на час

Вечером пара возвращалась: муж доставал из багажника пакеты с продуктами – всевозможными овощами и фруктами, свежей клубникой, огромными рыбинами семейства осетровых и прочей дорогой снедью, а жена невозмутимо ждала в сторонке. Затем они чинно, как королевская чета на приеме, шествовали к своему подъезду.

«Как не тошно идти с такой черепашьей скоростью?» – со злостью думала Светлана. К тому же ее ужасно раздражал волчий аппетит пожилых супругов.

Она не была мизантропкой, просто измена мужа разлилась в ней горькой желчью, превратила в злую завистницу. Да, она завидовала этой пожилой чете! Самой обыкновенной черной завистью.

Однажды Светлана по обыкновению стояла у окна и смотрела во двор. Ничего интересного не происходило: старушки на скамейке болтали о своем; трое малышей возились в песочнице; бритоголовый парень менял колесо на мотоцикле да еще какие-то пигалицы в потертых джинсах и коротких топах, с оголенными животами, стояли в тени сирени и покатывались со смеху.

Вдруг показалась «Тойота» Филиппа. Сверкнув черным лаком кузова, она остановилась напротив их крыльца. Светлана напряглась, ожидая появления мужа. Каждый вечер она безотчетно ждала этого момента, а затем с волнением провожала взглядом высокую мужнину фигуру. Вот открылась водительская дверь…

Но что она видит? Те пигалицы, что хохотали возле сирени, направились к автомобилю, вульгарно покачивая бедрами и кривляясь. Одна их них, долговязая, с гладкими черными волосами, в солнцезащитных очках, наполовину закрывавших лицо, что-то сказала Филиппу и ослепительно улыбнулась. Постой! Да ведь это… Как же она сразу не поняла?! Ну конечно, его пациентка! Госпожа Горохова, черт бы ее побрал! Ай да Филечка! Свидание под носом у жены!

Тем временем девицы нырнули в салон «Тойоты», и машина плавно выехала со двора.

Светлана не помнила, сколько просидела на диване. Уйдя в густой туман забытья, она ни о чем не думала, просто сидела, покачиваясь как китайский болванчик, с застывшим полубезумным взглядом на бледном лице.

* * *

Автобус свернул с магистрали на местное шоссе, и пассажиры сразу же «почувствовали разницу». Светлану вместе со всеми трясло на многочисленных промоинах, но это неудобство ее нисколько не задевало.

Всю дорогу она перебирала прошлое – далекое и близкое, вспоминала счастливые дни и ссоры первых лет их совместной жизни. Теперь эти ссоры казались наивными и мелкими, из разряда тех, когда «милые ругаются…». Разве можно сравнивать их с бедой, что обрушилась на нее тяжелой каменной плитой? Ведь больше ни о чем не думалось, кроме предательства Филиппа. Сколько она ни старалась гнать эти черные мысли, они возвращались вновь и с еще большим ожесточением терзали ее измученную душу.

Каких-то пару часов назад она сидела в своей квартире, раздавленная новой выходкой мужа. Вдруг что-то произошло с ней, что-то толкнуло на решительный поступок. Вскочив с дивана, она за десять минут переоделась и собрала вещи – просто скидала в дорожную сумку все, что попало под руку, не забыв прихватить деньги и документы.

И вот она едет междугородним рейсом в Михалев, к дочери, самому родному человеку на свете, с кем можно поделиться своей болью или просто помолчать, прижавшись щекой к щеке, нежной, упругой, пахнущей детским мылом.

Охваченная тяжелыми раздумьями, Светлана не заметила, как их автобус въехал в небольшой город, замечательный своим купеческим прошлым и архитектурой русского классицизма. Громоздкая машина развернулась на площади автовокзала и остановилась. Пассажиры зашевелились, вставая с насиженных мест; с шипением и лязгом открылась дверь. Соседка Светланы легонько толкнула ее в плечо, дескать, приехали, надо вставать. Она вздрогнула, словно спросонья, поспешно поднялась, шагнула в узкий проход салона. Но почему-то образовался затор – все стояли, переминаясь с ноги на ногу, и спрашивали, в чем дело? Задние напирали. Зажатая со всех сторон, уткнувшись лицом в чей-то серый пиджак, Светлана задыхалась. Не в силах больше сопротивляться нарастающему натиску, она закричала:

– Почему нас не выпускают? Что за бардак? Кто там у дверей, шевелитесь, в конце концов, вы же не одни тут!

Все разом загалдели. Какие-то парни с задних сидений, всю дорогу потягивавшие пиво, матерились и свистели. Наконец началось движение вперед.

Злая, распаренная давкой, с упавшими на лицо волосами, Светлана вырвалась на свежий воздух и заняла очередь за багажом. Первым стоял инвалид на костылях. Левая ступня у него отсутствовала, о чем красноречиво говорила подвернутая штанина брюк. Очевидно, из-за него эта пробка, догадалась Светлана и отвернулась, прикусив губу. Ей стало стыдно за свой гнев. До чего дошла в пылу ревности! Ведь она нормальный человек, совестливый и добросердечный. По крайней мере, такой она считала себя раньше. Неужели первое серьезное испытание судьбы сломило ее, сделало нетерпимой к людям, ожесточило настолько, что она способна нахамить инвалиду?

Подхватив свою сумку, Светлана заспешила с привокзальной площади – будто от позора бежала.

Дом находился недалеко, всего в одном квартале, и вскоре, запыхавшаяся от быстрой ходьбы, она стояла возле знакомой двери. На звонок открыла Ангелина Юрьевна, Светланина свекровь. По ее поджатым губам и укоризненному взгляду невестка догадалась, что та уже знает о раздорах в их семье.

Отношения со свекровью были хоть и ровными, без попреков и обид, но теплыми назвать их было сложно. Бывший главврач городской больницы, а ныне пенсионерка, Ангелина Юрьевна отличалась почти мужским характером, сильным, сдержанным, волевым. Овдовев еще в молодости, эта красивая женщина не вышла второй раз замуж, хотя от женихов отбоя не было. И даже от любовных связей отказалась. И все ради сына, ее дорогого Филиппа. Здравомыслящая, деловая и строгая с подчиненными, дома она становилась просто мамой, не в меру заботливой, опекающей каждый сыновний шаг, потакающей многим прихотям подрастающего дитяти. Филипп, и в самом деле, почти ни в чем не знал отказа. Ему и невдомек было, что мать берет дополнительные дежурства, подрабатывает частной практикой только для того, чтобы получше его одеть и накормить, дать денег на диски, плеер, новый мобильник и прочие юношеские забавы. Учеба Филиппа в медицинской академии также отняла у матери немало сил и средств, но зато с какой подкупающей гордостью она рассказывала сослуживцам об успехах сына, каким счастьем светились ее глаза, когда они вдвоем с Филиппом, дипломированным специалистом, шли по улицам родного города. Благодаря материнским хлопотам, он устроился в престижную областную клинику, на хороший оклад. Да и свадьба со Светланой, у которой родители, скромные учителя, жили на другом конце страны, и чтобы приехать в Михалев, потратили все свои сбережения, легла опять же на плечи Ангелины Юрьевны.

Словом, нечего было и надеяться на понимание свекрови, полностью растворившейся в своем любимом сыночке.

– А где Яна? – спросила Светлана, проходя в гостиную.

– Гуляет с подружкой, – сухо ответила пожилая женщина, садясь в кресло. – Присаживайся, отдохни с дороги.

– Спасибо, я не устала.

– Может, чаю?

– Не откажусь.

– Тогда пойдем на кухню. Я утром пирожки пекла, Яночке понравились.

Они расположились за большим кухонным столом, застеленным аккуратной клетчатой скатертью, и долго молчали, будто бы сосредоточенные на одном чаепитии. Светлана чувствовала на себе пристальные взгляды свекрови, ожидавшей, видимо, исповеди от невестки, но упорно молчала, не решаясь начинать трудный разговор.

– А с кем ушла Яна, с Машей, наверное? – нарушила молчание Светлана.

– Нет, с Лизой из соседнего подъезда. В кино пошли, на какой-то американский фильм.

– По вечерам она не поздно возвращается?

– Когда как. Вчера в десять пришла.

– Поздновато.

– Говорит, что у Лизы засиделась. Она в этом году как-то сразу повзрослела. Всё думает о чем-то. Лишнего слова от нее не дождешься. Отвечает односложно: да или нет. По ночам книжки читает, а утром не добудишься.

– Переходный возраст.

– Так оно, конечно… Света, что у вас произошло? Мне Яна рассказала, правда, очень скупо… Мне кажется, она очень переживает из-за вас, но в силу возраста, переходного, как ты говоришь, стесняется проявлять чувства. Или ей стыдно говорить о каких-то вещах, которые не для детского сознания… Ну ты понимаешь…

– Я понимаю. Да, мы по-идиотски себя вели, вернее, это я… Не надо было при девочке… Но, поймите, Ангелина Юрьевна, как можно контролировать свое поведение и слова, когда такое… Когда так больно…

Сдерживать эмоции не хватило воли, и Светлана зарыдала, упав на сложенные руки. Свекровь не шелохнулась и не произнесла ни слова, так и сидела, застыв каменным изваянием, пока невестка не успокоилась.

– Ты подозреваешь его в измене? – спокойным голосом, в котором Светлане слышались скептические нотки, спросила Ангелина Юрьевна.

– А в чем, по-вашему, я должна его подозревать? – с вызовом крикнула невестка. – Ведь я его с поличным поймала!

– Даже так? – не поверила свекровь.

– Именно так! Он предпочел мне свою пациентку, совсем еще девчонку, чуть старше нашей Яны. Причем развратничал прямо в кабинете, в рабочее время! Скажите, это совместимо с врачебной этикой?

– Если это было именно так, как ты описала, то, конечно, несовместимо. Но ведь у вас до сих пор были нормальные отношения. За пятнадцать лет ты ни разу не обмолвилась об изменах. Значит, появились серьезные причины для этого…

– О чем вы говорите? Какие причины? Единственная причина – мой возраст! Его банально потянуло на молоденьких девиц! Сексуально распущенных, с крепкими задницами и прочими достоинствами, которых не хватает мне. Я не умею так вульгарно хихикать, так распущенно вилять бедрами…

– Погоди, Светлана, успокойся, прошу тебя! По твоим словам выходит, что Филипп – отъявленный негодяй и развратник. Но ведь я его тоже знаю. И не хуже тебя. Не забывай, он мой сын.

– И поэтому вам не понять меня! Если бы я пожаловалась родной матери, она бы постаралась вникнуть, она бы поверила мне. А вы… А вам…

И вновь слезы душили ее, не давая говорить. Кусая губы, она отвернулась к окну, за которым цвел и благоухал молодой июнь. Но несчастной женщине было не до лирики. Ее сердце изнывало невыносимой болью, и никто на свете не мог и не желал унять эту боль. От этого одиночества на душе было еще горше, еще тяжелее.

– Вот что, Света, не будем делать скоропалительных выводов, – неожиданно заговорила Ангелина Юрьевна. – Как говорится, поживем-увидим. В семейных делах нельзя однозначно судить: кто прав, а кто виноват. Скорей, оба виноваты. Подождем Филиппа. Я думаю, он обязательно приедет. Здесь все-таки две его женщины, вернее, три. Встретитесь, в глаза посмотрите, может, и простите друг другу. А пока живи у меня. Сколько надо, столько и живи. Места на всех хватит.

* * *

После неприятного разговора Ангелина Юрьевна ушла в свою комнату и включила телевизор, звучавший чересчур громко, – по всей вероятности, со слухом у нее были проблемы, а Светлана прильнула к кухонному окну.