Двое под звездным ливнем

– Хм. Интересно взглянуть на ваше самое заповедное место, – сказал Костя, сосредоточенно роясь в ящике с гвоздями.

Не найдя достойного ответа, Клена двусмысленно хихикнула, но тут же сделала серьезную мину и спросила:

– А вам нравится Волошин?

– Волошин? Никогда не думал об этом. Я его мало знаю.

– Странно. Но вы живете и думаете по- волошински. У него есть что-то вроде завещания поэту. Ну, вроде кодекса. Мне кажется, у вас все по этому кодексу – и творчество, и жизнь…

– Хм. Например?

– Ну- у… Я не помню дословно… Кажется, там есть такое правило: если тебя современники хвалят, то не верь им, они не поняли твоей правды. За правду тебе заплатят руганью, клеветой и камнем.

– Ортодоксальная, но справедливая мысль. И что, по-вашему, я не верю хвалебной критике?

– Разве нет? А кто полчаса назад отчитал меня как школьницу? А ведь я, между прочим, искренне говорила.

– Ладно, простите, если обидел.

– На вас трудно обижаться.

– Даже так?

– Угу. Поэт тот же ребенок. Непосредственный, своенравный, но очень милый.

– И на том спасибо.

– Вы суеверный? – вдруг без всякого перехода спросила Клена, прикрывшись ладонью от слепящего солнца и глядя куда- то вдаль.

– Что? – не понял Костя и посмотрел туда же.

– Загадаем? Вот если этот юноша на брусничной «Хонде» остановится возле нас, то сегодня вечером произойдет событие с сумасшедшим кайфом.

– Загадывайте, – пожал плечом Костя и хмыкнул со скрытым сарказмом: – Если без кайфа не можете существовать.

– А вам что же, типа наплевать?

– Типа того.

Возле них с оглушительным треском остановился новенький японский мотоцикл, за рулем которого сидела симпатичная наездница в черной косухе и коротких кожаных шортах, открывавших стройные загорелые ноги.

– Здравствуйте, Константин Ильич! – блеснув зубами, крикнула наездница.

– Здравствуй, Феня! – сдержанно ответил Костя и зачем-то потрогал только что приколоченную перекладину.

– А занятие клуба не отменяется? – расстегнув шлем, уже тише спросила Феня.

– Нет. Отчего же? Если народ соберется, то пожалуйста. Я как бы всегда на месте. А у тебя есть что показать?

– Не-а! Я в качестве вольноопределяющегося слушателя. Вот бы вас послушать, а?

– Это исключено. Мы, кажется, обо всем договорились. Зачем из пустого в порожнее переливать? – проворчал Костя и отвернулся к своему забору.

– Извините, я не хотела. Просто…

Феня надула губки, а затем посмотрела на Клену. В этом взгляде было все, что думает семнадцатилетняя девчонка о старшей, читай, старой сопернице, утратившей свежесть и благоухание юности.

– Ну, я поехала. У нас сегодня последний звонок. Марьсергеевне надо цветов купить…

Мотоцикл, взревев двигателем и сверкнув на солнце брусничными крыльями, увез юную Феню в соседний поселок Бобров, где находилась средняя школа.

Костя внутренне приготовился дать отпор любопытной корреспондентке, которая несомненно полезет с расспросами по поводу Фени и занятий клуба. Но его предосторожность оказалась напрасной. Клена молча проследила за тем, как последний гвоздь в три удара вошел в сухое дерево, точно нож в масло, а затем со свойственной ей непринужденностью оставила хозяина огорода одного. Убежала, напевая мелодию из репертуара «Дирижабля».

Реакция поэта на такое поведение была неоднозначной.

С одной стороны – вздох облегчения: авось, уйдет совсем, оставит, наконец, его в покое. С другой – где-то очень глубоко задетое самолюбие. Что он, чурка с глазами, чтобы вот так с ним обращались: захотели – вломились в дом без всякого спроса, захотели – ушли, внезапно, без извинений, не прощаясь.

Покачав головой, он собрал инструмент, придирчиво осмотрел поправленный забор и, довольный хорошо сделанной работой, неторопливо зашагал во двор. Там его вновь ожидал сюрприз.

Отсвечивая на солнце огненными бликами, медноволосая голова Резуновой склонилась над бочкой, в которую во время дождей с крыши сливалась вода. «Оранжевая девушка из газеты «Оранжевое небо», – усмехнулся про себя Костя.

– Хорошо пахнет, – подняв голову, сообщила Клена. – Дождевая?

– Она.

– Говорят, волосы после мытья такой водой как шелковые становятся…

– Не знаю. Возможно.

– А я уже затопила баню.

– Баню?! Когда… когда вы успели?

– А чего тут мудреного? Дрова готовые лежали у печки. Бересту сунула и готово. Вы не возражаете, если я ополоснусь немного, с дороги?

– Нет, отчего… Ради бога. Вода в баке есть…

– Ага, я посмотрела, прежде чем затапливать. А то бы вашему баку хана. Ха- ха- ха! Представляете, у одних я вот так затопила печь, с пустым котлом. Он и треснул. Что с меня взять? В деревне не жила. Если и ходила к друзьям в бани, то в какие-нибудь сауны с бассейнами, да и то, на всем готовом.

– В любом деле опыт не помешает.

– Ой, вы не представляете, в каких переделках пришлось побывать за четыре года журналистской работы! И этот пресловутый опыт, о котором вы упомянули, приобретался как бы сам по себе. Порой в самых неожиданных областях…

– Да? И например?

– Например, пришлось принимать роды.

– ?