Теория денег и кредита

Согласно сложившемуся консенсусу, все что требуется, это понизить покупательную способность до ее предыдущего уровня или даже предотвратить ее рост сверх нынешнего уровня. Но если это действительно все что требуется, трудно понять, почему следует стремиться к уровню 1926–1929 гг., а не, скажем, 1913 г.

Если следует считать, что индексы могут служить инструментом для проведения обоснованной денежной политики, сделав ее независимой от меняющихся экономических программ правительств и политических партий, то позвольте мне сослаться на то, что я сказал в настоящей работе о невозможности выделения одного конкретного метода расчета индексов в качестве единственного научно правильного и соответственно делающего все остальные научно ошибочными. Существует много методов расчета индексов покупательной способности, и по отдельности каждый из них с определенной обоснованной точки зрения будет правильным; но со многих других, в равной степени логичных точек зрения, каждый из них будет ошибочным. Поскольку каждый метод дает результаты, отличающиеся от результатов, полученных всеми остальными методами, и поскольку каждый результат, если его положить в основу практических мер, будет выгоден одной части экономических агентов и невыгоден другой части, очевидно, что каждая группа будет выступать за те методы, которые лучше отвечают их интересам. В тот самый момент, когда манипулирование покупательной способностью будет объявлено легитимным объектом денежной политики, вопрос о том, на каком уровне следует зафиксировать покупательную способность, приобретет первостепенное политическое значение. При золотом стандарте определение ценности денег зависит от прибыльности добычи золота. Кому-то это может показаться недостатком, и безусловно это вносит в экономическую жизнь фактор непредсказуемости. Тем не менее это не означает, что цены товаров будут подвержены резким и внезапным изменениям, вызванным денежными факторами. Самые крупномасштабные колебания в ценности денег, свидетелем которого мир стал в течение последнего столетия, были вызваны не обстоятельствами золотодобычи, а политикой правительств и эмиссионных банков. Зависимость ценности денег от золотодобычи ни в коей мере не означает, что если такой зависимости не будет, ценность денег перестанет зависеть от превратностей текущей политики. Отделение валют от точно определенного и неизменного золотого паритета превращает ценность денег в игрушку в руках политиков. Сегодня мы наблюдаем, как за кулисами и внутренней, и международной политики соображения ценности денег доминируют над всеми прочими соображениями. Мы находимся совсем близко к такому положению дел, когда «экономическая политика» будет означать в первую очередь воздействие на покупательную способность денег. Следует ли сохранять текущее золотое содержание или нужно перейти к более низкому содержанию? Именно этот вопрос составляет главную проблему экономической политики всех стран Европы и Америки. Пожалуй, уже сейчас полным ходом идет гонка понижения золотого содержания денежных единиц с целью получения преходящих преимуществ (представления о которых к тому же формируются на основе самообмана) в торговой войне, которую страны цивилизованного мира вот уже несколько десятилетий ведут со всевозрастающей жестокостью и катастрофическими последствиями для благосостояния своих подданных.

Описывать нынешнее положение дел как освобождение от золота не вполне корректно. Ни одна из тех стран, которые «отказались от золотого стандарта» в течение последних нескольких лет, не оказала существенного влияния на роль золота как средства обмена ни внутри страны, ни в мире. То, что произошло, было отходом не от золота, а от старого узаконенного золотого паритета денежной единицы и в первую очередь явилось облегчением бремени должников в ущерб кредиторам, даже при том, что основной целью этих мер могла быть стабильность номинальных ставок заработной платы и иногда также и товарных цен.

Помимо стран, которые понизили золотую ценность своих валют по причинам, описанным выше, есть и другая группа стран, стран которые отказываются признавать обесценивание своих денег в золотом выражении в результате избыточного расширения внутреннего банкнотного обращения и официально сохраняют фикцию того, что их денежные единицы все еще обладают узаконенной золотой ценностью или по крайней мере золотой ценностью, превышающей реальный уровень. Для поддержания этой фикции они вводят меры валютного контроля, которые обычно требуют от экспортеров продавать иностранную валюту по курсу, соответствующему узаконенной золотой ценности, т. е. со значительными убытками. Едва ли нужно подробно объяснять, что это ведет к резкому сокращению количества иностранной валюты, продаваемой центральному банку. Вследствие этого в таких странах возникает «дефицит иностранной валюты» (Devisennot). По предписанной цене валюту купить становится невозможно, а к незаконному рынку, на котором иностранная валюта покупается и продается по надлежащей цене, центральный банк не имеет доступа, поскольку отказывается платить эту цену. «Дефицит иностранной валюты» становится предлогом для разговоров о затруднительности осуществления репарационных выплат и для запрета перевода в иностранные страны процентов по кредитам и платежей в счет погашения основного долга, что фактически парализует международный кредит. Поскольку по старым кредитам выплата процентов и погашение основного долга производятся нерегулярно или вовсе прекращаются, можно ожидать, что прекратятся и сколько-нибудь серьезные переговоры о новых международных кредитных сделках. Мы недалеки от ситуации, когда из-за постепенного признания принципа, согласно которому любое правительство имеет право запретить выплату долгов иностранным кредиторам по соображениям «валютной политики», трансграничное кредитование станет невозможным. Реальный смысл валютной политики такого рода исчерпывающим образом обсуждается в настоящей книге. Здесь же я лишь отмечу, что за последние три года эта политика нанесла больший вред международным экономическим отношениям, чем вред, причиненный протекционизмом за последние 50–60 лет, включая протекционистские меры периода мировой войны. Удушение международного кредита можно приостановить, только отказавшись от принципа, утверждающего, что под предлогом дефицита иностранной валюты любое государство по собственному усмотрению имеет право приостановить выплату процентов по внешним долгам и запретить своим подданным погашать проценты и основной долг. Добиться этого можно только одним способом – вывести международные кредитные сделки из юрисдикции отдельных стран, создав для них специальный международный кодекс, гарантируемый и проводимый в жизнь Лигой Наций. Пока не будут созданы такие условия, не стоит рассчитывать на оживление международного кредита. Поскольку в восстановлении международного кредита одинаково заинтересованы все страны, вероятно, можно надеяться, что усилия в этом направлении будут предприняты в течение ближайших нескольких лет, при условии что Европа не погрузится в пучину войны и революции. Но фундаментом будущих соглашений должна стать денежная система, основанная на золоте. Золото не является идеальной основой денежной системы. Как и все, созданное человеком, золотой стандарт не свободен от недостатков. Но в сложившихся обстоятельствах нет другого способа освободить денежную систему от переменчивого влияния партийной политики и вмешательства государства, ни в настоящем, ни в, насколько можно судить, будущем. И никакая денежная система, не свободная от подобных влияний, не может служить основой для международных кредитных сделок. Те кто обвиняет золотой стандарт во всех смертных грехах, не должны забывать, что в XIX в. именно золотой стандарт позволил цивилизации распространиться за пределы капиталистических стран Западной Европы, направив накопленное ими богатство на экономическое развитие остального мира. Сбережения горстки передовых капиталистических стран небольшой части Европы создали производительное оборудование всего мира. Если страны-должники отказываются платить по имеющимся долгам, они, безусловно, облегчают себе жизнь в данный момент. Но встает вопрос: не лишают ли они себя перспектив в будущем? Соответственно, при обсуждении валютных проблем все разговоры о противоположности интересов стран-кредиторов и стран-должников, из которых первые хорошо обеспечены капиталом, а вторые – плохо, уводят в сторону. Удушение международного кредита смертельно опасно именно для бедных стран, зависящих от импорта иностранного капитала для развития своих производственных ресурсов.

Наблюдающийся сегодня сбой работы кредитно-денежной системы вызван не какими-то несовершенствами золотого стандарта (о чем никогда нелишне напомнить). Современную денежную систему чаще всего обвиняют в падении цен, происходившем последние пять лет, но в этом нет вины золотого стандарта, это неизбежное и неотвратимое следствие кредитной экспансии, которая в конечном счете всегда ведет к краху. А то, что рекомендуют в качестве лекарства, есть не что иное, как очередной раунд кредитной экспансии, который, безусловно, может вызвать преходящий бум, но в конце концов завершится жестоким кризисом.

Трудности кредитно-денежной системы составляют только часть огромных экономических проблем, досаждающих сегодня миру. Нарушена нормальная работа не только кредитно-денежного механизма, но и всей экономической системы в целом. Все последние годы во всех странах экономическая политика противоречила принципам, которые в XIX в. создали богатство народов. Международное разделение труда сегодня считается злом. Раздаются требования вернуться к автаркии Древнего мира. Любой импорт иностранных товаров считается бедствием, которое нужно предотвратить любой ценой. С поразительным энтузиазмом политические партии проповедуют нежелательность поддержания мира на планете, утверждая, что единственным средством прогресса является война. Они не ограничиваются описанием войны как разумной формы международных отношений, а рекомендуют использование вооруженной силы для подавления оппонентов при решении вопросов внутренней политики. В то время как либеральная экономическая политика всеми силами избегает создания препятствий для размещения производства в тех местах, где это обеспечивает наибольшую производительность труда, в наши дни учреждение предприятий там, где условия производства неблагоприятны, считается патриотическим поступком, заслуживающим поддержки государства. Требовать от кредитноденежной системы исправления последствий порочной экономической политики довольно несправедливо.

Все предложения, направленные на устранение последствий порочной экономической и финансовой политики просто путем реформирования денежной и банковской системы, исходят из фундаментально ошибочных представлений. Деньги всего лишь средство обмена, и они исчерпывающим образом выполняют свои функции, когда обмен товаров и услуг с их помощью происходит легче, чем это было бы возможно посредством бартера. Попытки провести экономические реформы со стороны денег ведут только к искусственному стимулированию экономической активности вследствие увеличения денежной массы, а это, как необходимо постоянно подчеркивать, в итоге неизбежно порождает кризис и депрессию. Повторяющиеся экономические кризисы представляют собой последствия попыток стимулировать экономическую активность с помощью дополнительного кредита, невзирая на все уроки опыта и предупреждения экономистов.

Эту точку зрения иногда называют «ортодоксальной» на том основании, что она связана с классической политэкономией, составляющей неизменный предмет гордости Великобритании. Эту школу экономической мысли противопоставляют «современной» точке зрения, уходящей корнями в идеи меркантилистов XVI–XVII вв. Мне трудно понять, что постыдного содержится в ортодоксии. Важно не то, является доктрина ортодоксальной или она соответствует последней моде, а то, является ли она истинной или ложной. И хотя вывод, к которому я пришел в своем исследовании, – а именно то, что кредитная экспансия не является заменой капитала, – кому-то может прийтись не по нраву, я не считаю, что против нее можно выдвинуть логическое опровержение.

Людвиг фон Мизес, Вена, июнь 1934 г.

Предисловие автора ко второму немецкому изданию

Когда двенадцать лет назад вышло первое издание этой книги, народы и их правительства только готовились к трагическим событиям Великой войны. Подготовка состояла не только в наполнении арсеналов современным оружием, но и в официальном провозглашении и неистовой пропаганде идеологии войны, важнейшим экономическим элементом которой был инфляционизм.

В первом издании проблема инфляционизма была исследована. Я пытался показать неадекватность соответствующих доктрин, а также указать на те изменения, которые угрожают нашей денежной системе в ближайшем будущем. Это вызвало резкие нападки со стороны тех, кто готовил почву для будущей денежной катастрофы. Некоторые из этих критиков вскоре обрели большое политическое влияние; они получили возможность реализовать свои доктрины на практике и поэкспериментировать с инфляционизмом в своих странах.

Распространенное утверждение о том фиаско, которое экономическая наука потерпела, столкнувшись с проблемами военного и послевоенного периодов, категорически неверно. Подобные утверждения показывают, что высказывающий их человек совершенно незнаком с литературой по экономической теории и путает ее с извлечениями из архивов, которые следует искать в работах представителей историко-эмпирическо-реалистической школы. Никто не понимает недостатки экономической теории лучше самих экономистов, и никто сильнее них не сожалеет о имеющихся в ней пробелах и ошибках. Но все теоретические наставления, которые нужны были политикам в течение последних десяти лет, можно было получить из существующей доктрины. Те, кто высмеивал и беспечно отвергал удостоверенные и признанные результаты научных трудов как «тощие абстракции», должны винить себя, а не экономическую науку.

Столь же трудно понять, как можно говорить о том, что опыт последних лет требует пересмотра экономической теории. Для того, кто знаком с историей денежного обращения, пережитые миром резкие и внезапные изменения ценности денег не представляют собой ничего нового; ни колебания ценности денег, ни их социальные последствия, ни реакция политиков на эти явления не стали новостью для экономистов. Конечно, эти явления стали новостью для многих этатистов, что, пожалуй, может служить лучшим доказательством того, что глубокое знание истории, которым вроде бы обладали эти господа, не было подлинным, а служило лишь прикрытием их меркантилистской пропаганды.

Тот факт, что настоящая работа, не претерпев изменений по сути, публикуется в значительно измененном виде по сравнению с первым изданием, вызвано не невозможностью объяснить новые факты с помощью старых доктрин. Безусловно, за двенадцать лет, прошедших с момента выхода первого издания, экономическая наука продвинулась далеко вперед. И мои собственные исследования проблем каталлактики во многих аспектах привели меня к выводам, отличающимся от тех, которые содержались в первом издании. Мое отношение к теории процента сегодня иное, чем в 1911 г., и хотя при подготовке настоящего издания, так же как и при подготовке первого издания, я был вынужден отложить рассмотрение проблемы процента (поскольку она лежит за пределами теории косвенного обмена), в некоторых местах книги возникала необходимость затронуть соответствующие вопросы. Кроме того, в одном отношении я изменил свое мнение относительно кризисов: я пришел к заключению, согласно которому теория, которую я выдвинул в развитие и продолжение доктрин денежной школы, сама по себе является достаточным объяснением кризисов, а не просто дополнением для объяснения на основе теории прямого обмена, как я предполагал в первом издании.

Далее, я пришел к убеждению, что без разграничения статики и динамики невозможно обойтись даже при разработке теории денег. При написании первого издания я посчитал, что должен обойтись без этого, во избежание возможного недопонимания со стороны немецкого читателя. Дело в том, что незадолго до этого, в статье, опубликованной в авторитетном сборнике, Альтман использовал понятия «статики» и «динамики» применительно к денежной теории в смысле, отличном от терминологии современной американской школы[4 - См.: Altmann. Zur deutschen Geldlehre des 19. Jahrhunderts // Die Entwicklung der deutschen Volkswirtschaftslehre im 19. Jahrhundert, Schmoller Festschrift. Leipzig, 1908.]. За прошедшие годы важность разграничения между статикой и динамикой в современной теории, стала, скорее всего, известна всем, кто следил за развитием экономической науки, пусть даже и не очень внимательно. Сегодня можно спокойно использовать эти термины, не опасаясь того, что их спутают с терминологией Альтмана. Я частично переработал главу, посвященную социальным последствиям колебаний ценности денег, чтобы сделать аргументацию более ясной. В первом издании глава о денежной политике содержала пространную историческую часть, однако опыт последних лет служит настолько хорошей иллюстрацией для фундаментальных аргументов, что соответствующие фрагменты можно безболезненно опустить.

Был добавлен параграф о текущих проблемах банковской политики, а также параграф, в котором вкратце исследуются денежная теория и денежная политика этатистов. Выполняя пожелания некоторых коллег, я также включил в книгу переработанную и расширенную версию короткой статьи, посвященной классификации денежных теорий, которая была опубликована несколько лет назад в 44-м томе журнала «Archiv f?r Sozialwissenschaft und Sozialpolitik».

В остальном в мои планы не входил критический анализ потока новых публикаций, посвященных проблемам денег и кредита. В науке, как писал Спиноза, «истина есть мерило и самой себя, и лжи»[5 - Спиноза Б. Этика. СПб.: Аста пресс ltd., 1993. С. 74. – Прим. науч. ред.]. Книга содержит критические аргументы только там, где они необходимы для предъявления моих собственных взглядов и для объяснения и подготовки почвы для них. Отсутствие анализа новых публикаций тем легче обосновать, что эта критическая миссия прекрасно выполнена в двух замечательных сочинениях, опубликованных не так давно[6 - См.: D?ring. Die Geldtheorien seit Knapp. 1. Aufl. Greifswald, 1921; 2. Aufl. Greifswald, 1922; Palyi. Der Streit um die Staatliche Theorie des Geldes. M?nchen und Leipzig, 1922) (также в: Schmoller’s Jahrbuch. 45. Jahrgang). См. также проницательное исследование: Verrijn Stuart G. M. Inleiding tot de Leer der Waardevastheid van het Geld. ’s-Gravenhage, 1919.].

Заключительная глава части III, трактующая проблемы кредитной политики, воспроизводится в том виде, как она выглядела в первом издании. Ее аргументы относятся к состоянию банковского дела, существовавшему в 1911 г., но значимость теоретических выводов сохранилась. Они дополнены упомянутым выше обсуждением проблем современной банковской политики, завершающим настоящее издание. Выбор конкретного решения из всех возможных в каждом частном случае зависит от взвешивания «за» и «против» и является функцией политики, а не экономической теории.

Людвиг фон Мизес, Вена, март 1924 г.

Часть первая

Природа денег

Глава 1

Функции денег

1. Общие экономические условия использования денег

Там, где неизвестен обмен товарами и услугами, деньги не нужны. Если состояние общества таково, что разделение труда остается чисто семейным явлением, а производство и потребление сосредоточены в изолированных домашних хозяйствах, деньги так же бесполезны, как и для одного-единственного изолированного индивида. Но даже при экономическом строе, основанном на разделении труда, деньги не будут необходимы, если средства производства обобществлены, контроль за производством и распределением конечных благ находится в руках центрального органа, а частным лицам не разрешается обменивать предназначенные для них предметы потребления на предметы потребления, предназначенные для кого-то другого.

Феномен денег предполагает наличие такого экономического строя, при котором в основе процесса производства лежит разделение труда и существует частная собственность, причем не только на блага первых порядков (потребительские блага), но и на блага более высоких порядков (производственные блага). В таком обществе отсутствует систематический централизованный контроль над процессом производства, поскольку такой контроль непредставим, если не существует возможности распоряжаться средствами производства из единого центра. Производство ведется «анархически». Что именно должно быть произведено и как это следует производить, решается в первую очередь владельцами средств производства, которые, однако, производят блага не только для удовлетворения собственных потребностей, но и для удовлетворения потребностей других людей. В своих оценках они принимают во внимание не только потребительную ценность, которую производимые ими продукты имеют для них самих, но и ту потребительную ценность, которую эти продукты имеют для других членов общества. Сбалансированность производства и потребления достигается на рынке, куда различные продукты выносятся для обмена на другие товары и услуги, совершаемого в ходе торговых сделок всех участников.

2. Происхождение денег

В зависимости от того, используется при этом средство обмена или нет, обмен является косвенным или прямым.

Предположим, A и B обмениваются между собой некими количествами товаров m и n. Участник обмена A приобретает товар п из-за той потребительной ценности, которую имеет для него эта вещь. То же верно и для участника B, который приобретает товар m для непосредственного использования. Перед нами случай прямого обмена.

Если на рынке имеется более двух лиц и более двух видов товаров, становится возможен косвенный обмен. Участник A может приобретать товар р не потому, что хочет потребить его, а для того, чтобы обменять его на другой товар, q, который он хотел бы потребить. Предположим, А приносит на рынок две единицы товара m, участник B — две единицы товара n, а участник C — две единицы товара о. Пусть А хочет получить по одной единице товаров n и о, B — по одной единице товаров о и m, а C — по одной единице товаров m и n. Даже в этом случае прямой обмен возможен, если субъективные оценки этих товаров позволяют обменять каждую единицу m, n и о на каждую единицу любого другого из этих трех товаров. Однако когда это или сходное с этим условие не выполняется в точности и когда большее число участников всех рыночных сделок не позволяет легко обмениваться непосредственно, требуется косвенный обмен. Спрос на блага для непосредственного удовлетворения нужд дополняется спросом на блага, которые нужны для обмена на другие блага[7 - См.: Wicksell. ?ber Wert, Kapital und Rente. Jena, 1893. S. 50 f. (Wicksell. Value, Capital, and Rent. London, 1933. P. 50 f.)].

Рассмотрим в качестве примера простой случай, при котором товар р нужен только тем участникам обмена, которые располагают товаром q, в то время как товар q не нужен участникам, обладающим товаром р. Но товар q нужен обладателям третьего товара, скажем, г. Причем этот товар г, в свою очередь, нужен только тем участникам обмена, которые обладают товаром р. В этой ситуации между указанными лицами невозможен никакой прямой обмен. Если каким-то обменам и суждено состояться, то эти обмены должен быть косвенными. Например, как в том случае, когда обладатели товара p обменивают его на товар q, чтобы затем обменять товар q на товар г, т. е. на то единственное, что они хотели бы иметь для своего собственного потребления. Похожая ситуация возникает, когда предложение и спрос не совпадают количественно, например когда некое неделимое благо должно быть обменено на различные блага, имеющиеся в распоряжении нескольких лиц.

По мере углубления разделения труда и усложнения потребностей косвенный обмен становится все более настоятельной необходимостью. На современной стадии экономического развития ситуации, когда прямой обмен одновременно и возможен, и осуществляется на практике, исключительно редки. Тем не менее даже сегодня такое иногда происходит. Рассмотрим, например, выдачу зарплаты товарами. Это будет прямым обменом, если, с одной стороны, наниматель использует труд для непосредственного удовлетворения своих собственных потребностей (а не должен обеспечивать их путем обмена на блага, за которые уплачена зарплата), и если, с другой стороны, работник непосредственно потребляет товары, полученные им в качестве зарплаты, а не продает их. Такая оплата труда товарами все еще широко распространена в сельском хозяйстве, хотя и в этой отрасли ее значение непрерывно уменьшается по мере распространения капиталистических методов управления и развития разделения труда[8 - То, что косвенный обмен является необходимым условием для большинства случаев обмена, совершенно очевидно. Как и следовало ожидать, этот вывод был одним из самых ранних экономико-теоретических открытий. Мы находим его сформулированным в явном виде в знаменитом отрывке из Пандектов [Дигест], принадлежащих [римскому юристу] Павлу: «Но так как не всегда совпадало так, чтобы у тебя было то, что нужно мне, а я, в свою очередь, имел то, что хочешь получить ты…» (Paulus, lib. 33 ad edictum 1.I.; D. de contr. empt. 18, I, 1 (Дигесты, кн. 18, титул I «О заключении договора покупки…»), § 1. Павел в 33-й книге «Комментариев к Эдикту»)). {Историкотеоретическое объяснение см. в: Menger. Art. «Geld» // Handw?rterbuch der Staatswissenschaften. Aufl. Bd. IV. S. 63. Anm. 1.}Шумпетер, конечно, ошибается, считая, что для доказательства необходимости денег достаточно лишь предположить наличие косвенного обмена. См.: Schumpeter. Wesen und Hauptinhalt der theoretischen National?konomie. Leipzig, 1908. S. 273 ff. Об этом ср.: Weiss. Die moderne Tendenz in der Lehre vom Geldwert // Zeitschrift f?r Volkswirtschaft, Sozialpolitik und Verwaltung. XIX. Bd. S. 518 ff.].

Таким образом, наряду с рыночным спросом на блага для непосредственного потребления на рынке имеется спрос на блага, которые их покупатель хочет не потреблять, а иметь их в своем распоряжении для последующего обмена. Ясно, что не все блага являются объектами спроса такого рода. Очевидно, что индивид не имеет мотива для косвенного обмена, если он не ожидает, что это приблизит его к его конечной цели – приобретению благ для собственного использования. Сама по себе невозможность никакого иного обмена, кроме косвенного, еще не побуждает индивидов вступить в косвенный обмен, если они не извлекают из этого действия немедленных преимуществ. Если прямой обмен невозможен и если, с точки зрения индивида, косвенный обмен бесцелен, не произойдет никакого обмена вообще. Индивиды прибегают к косвенному обмену, только если они извлекают из этого какую-то пользу, иными словами, только если приобретаемые ими таким образом блага обладают большей обмениваемостью, чем те, с которыми они расстаются.

Далее, не все блага обладают одинаковой обмениваемостью. В то время как спрос на одни блага является лишь ограниченным и эпизодическим, спрос на другие блага является широким и постоянным. Соответственно, те, кто выносит на рынок блага первого типа, с целью обменять их на нужные им блага, как правило, имеют меньше перспектив достичь успеха, чем те, кто предлагает к обмену блага второго типа. Если тем не менее им удастся обменять свои относительно менее обмениваемые блага на более обмениваемые, они станут на шаг ближе к своей цели и могут надеяться достичь ее с большей уверенностью и более эффективным способом, чем в случае, если они ограничат себя только прямым обменом.

Таков способ, которым блага, первоначально обладавшие наибольшей обмениваемостью, стали общим средством обмена, т. е. теми благами, в которые стремились обратить свои товары продавцы всех других благ, и теми, которые каждый потенциальный покупатель первоначально уплачивал за любой другой приобретаемый товар. И как только эти товары, бывшие относительно более обмениваемыми, становились общим средством обмена, разрыв между степенью их обмениваемости и степенью обмениваемости других товаров увеличивался, что, в свою очередь, увеличивало и расширяло их применимость как средства обмена[9 - См.: Menger. Untersuchungen ?ber die Methode der Sozialwissentschaften und der politischer ?konomie insbesondere. Leipzig, 1883. S. 172 ff. (Менгер К. Исследования о методах социальных наук и политической экономии в особенности // Менгер К. Избранные работы. М.: ИД «Территория будущего», 2005. С. 410 сл.); Menger. Grunds?tze der Volkswirtschaftslehre. Wien, 1923. S. 247 ff. {В 1-м изд. вместо ссылки на 2-е изд. «Grunds?tze» была ссылка на статью Менгера «Деньги»: Menger. Art. «Geld» // Handw?rterbuch der Staatswissenschaften. 3. Aufl. IV. Bd. S. 555 ff.}].

Итак, требования рынка постепенно ведут к отбору определенных товаров на роль общих средств обмена. Первоначальная группа, из которой ведется такой отбор, весьма обширна и варьируется от страны к стране. Затем она все больше и больше сокращается. Там где прямой обмен делается невозможным, каждая из сторон сделки естественным образом стремится обменять свои товары на ходовые, причем не просто на товары с высокой обмениваемостью, а на самые обмениваемые товары. Среди этих последних он, опять-таки, естественным образом предпочтет тот товар, который является самым обмениваемым из всей этой группы самых обмениваемых товаров. Чем выше обмениваемость благ, приобретаемых в ходе косвенного обмена, тем выше шансы, что приобретающий их индивид окажется в состоянии достичь конечную цель без дополнительных хлопот. Таким образом, возникает неотвратимая тенденция, в ходе которой блага, использовавшиеся в качестве средства обмена и оказавшиеся менее обмениваемыми, отвергались одно за другим, пока не остался тот единственный товар, который стал универсально применяться как средство обмена, иными словами, как деньги.

Эта стадия развития, когда в качестве средства обмена используется одно-единственное экономическое благо, пока не является вполне достигнутой. В весьма далекие времена, в одних местах раньше, в других позже, развитие косвенного обмена привело к тому, что в качестве общепринятых средств обмена стали использоваться два драгоценных металла – золото и серебро. Но затем процесс постепенного сокращения группы товаров, используемых для этих целей, надолго прервался. В течение сотен или даже тысяч лет человечество колебалось, не решаясь сделать окончательный выбор между золотом и серебром. Главная причина этого примечательного явления коренится в природных свойствах этих двух металлов. Будучи весьма схожими в физическом и химическом отношении, они почти в одинаковой мере отвечают нуждам людей. Для изготовления украшений и ювелирных изделий один металл показал себя таким же удобным, как другой (лишь в самое последнее время были сделаны технологические открытия, которые существенно расширили диапазон применения этих металлов, что может привести к более резкой дифференциации полезностей золота и серебра). В изолированных сообществах использование того или иного металла в роли общего единого средства обмена устанавливалось в силу случая, но это единство, достигавшееся на короткое время, утрачивалось, как только экономическая изоляция сменялась участием данного сообщества в международной торговле.

Экономическая история представляет собой летопись постепенного расширения экономических сообществ за первоначальные пределы отдельных домашних хозяйств. Экономические сообщества начинают охватывать целые страны, а затем и весь мир. И всякий раз, когда объединяются два сообщества, проблема наличия двух средств обмена встает заново (кроме тех случаев, когда оба сообщества используют для этой цели один и тот же металл). Окончательный вердикт по поводу спора между золотом и серебром не может быть вынесен до тех пор, пока окончательно не сформируется единая зона мировой торговли. До тех пор сохраняется теоретическая возможность того, что какие-то страны с иными денежными системами присоединятся к этому процессу и модифицируют международный денежный порядок.

Разумеется, если бы два или более экономических блага характеризовались бы совершенно одинаковой степенью обмениваемости, так что ни одно из них не имело бы преимуществ перед другим, это ограничило бы тенденцию к образованию единой денежной системы. Мы не будем пытаться решать, какой из двух драгоценных металлов окажется более подходящим, – золото или серебро. Этот вопрос, по которому в течение десятилетий идет ожесточенная полемика, не очень важен для теории происхождения денег. Совершенно ясно, что даже если мотив, связанный с неодинаковой обмениваемостью благ, используемых как средства обмена, отсутствует, унификация денежного стандарта все равно представляется весьма желательной. Одновременное использование нескольких видов денег влечет за собой столько неудобств и так осложняет технику обращения, что в любом случае люди будут прилагать усилия к тому, чтобы унифицировать денежную систему.

Теория денег должна последовательно рассмотреть {все промежуточные стадии эволюции использования общего средства обмена} все, что вытекает из одновременного функционирования разных видов денег. Только в том случае, если ее выводы сохраняют свое значение вне зависимости от наличия или отсутствия разных видов денег, можно предполагать, что в качестве общего средства обмена используется одно-единственное благо. В противном случае необходимо принимать во внимание факт од-повременного использования разных средств обмена. Пренебречь этим означало бы уклониться от решения одной из самых трудных задач этой теории {и отказаться давать ответы на самые важные вопросы, связанные с необходимостью прояснения проблем, которые жизнь поставила перед экономической теорией, пытаясь под ее руководством продраться через экономико-теоретические дебри}.

3. Вторичные функции денег

Простое утверждение, согласно которому деньги есть товар, экономическая функция которого состоит в упрощении взаимообмена товарами и услугами, не удовлетворяет тех авторов, кто заинтересован скорее в собирании научного материала, чем в увеличении научного знания. Многие исследователи воображают, что если за деньгами признается только функция средства обмена, то этим каким-то образом умаляется та необычайно важная роль, которую деньги играют в экономической жизни. Они считают, что не окажут феномену денег должного внимания, пока не перечислят десятки «функций» денег, как будто при экономическом порядке, основанном на обмене, может существовать функция более важная, чем служить его общепризнанным средством обмена.

Обзор работ по этой проблеме, приведенный Менгером в его книге, делает излишним дальнейшее обсуждение связи между вторичными функциями денег и их основной функцией[10 - См.: Menger. Grunds?tze der Volkswirtschaftslehre. Wien, 1923. S. 278 ff. {В 1-м изд. вместо ссылки на 2-е изд. «Grunds?tze» была ссылка на статью «Деньги»: Menger. Art. «Geld» // Handw?rterbuch der Staatswissenschaften. 3. Aufl. IV. Bd. S. 598 ff.}]. Тем не менее, учитывая некоторые тенденции последних лет в литературе по теории денег, стоит кратко остановиться на этих вторичных функциях (некоторые из которых многие авторы связывают с основной), с тем чтобы еще раз показать, что все они могут быть логически выведены из функционирования денег как общепризнанного средства обмена.

В первую очередь это относится к функции, которую деньги выполняют, облегчая кредитные сделки. Здесь проще всего показать, что данная функция есть часть функции средства обмена. Кредитная сделка, в сущности, есть не что иное, как обмен настоящего блага на благо будущее. Английские и американские авторы часто упоминают эту функцию денег, говоря, что деньги служат стандартом отложенного платежа[11 - См.: Nicholson. A Treatise on Money and Essays on Present Monetary Problems. Edinburgh, 1888. Р. 21 ff.; Laughlin. The Principles of Money. London, 1903. P. 22 f.]. Но первоначально это выражение употреблялось не для подчеркивания некоторой отдельной, якобы отличной от стандартной функции денег, а для прояснения позиции в ходе дискуссии о влиянии изменения ценности денег на реальный объем денежных долгов. И это выражение прекрасно выполнило свою задачу. Необходимо только добавить, что такое его использование заставило многих авторов рассматривать проблемы, связанные с общеэкономическими последствиями изменения ценности денег, с узкой позиции модификации существующих отношений задолженности, упуская другие важные аспекты изменения ценности денег.

Способность (функция) денег перемещать ценность во времени и пространстве также может быть непосредственно выведена из их функции средства обмена. Менгер отмечал, что специфическая пригодность блага для хранения в качестве сокровища, или тезаврирования (hoarding), и связанная с ней высокая степень фактического использования для данной цели, были одной из наиболее значимых причин увеличения обмениваемости этого блага, т. е. их общественного признания как средства обмена[12 - Ср.: Menger. Grunds?tze der Volkswirtschaftslehre. Wien, 1923. S. 284 ff. {В 1-м изд. вместо ссылки на 2-е изд. «Grunds?tze» была ссылка на статью «Деньги»: Menger. Art. «Geld» // Handw?rterbuch der Staatswissenschaften. 3. Aufl. IV. Bd. S. 591.}]. Как только использование какого-то экономического блага как средства обмена становится распространенной практикой, люди начинают накапливать это благо охотнее, чем другие блага. В действительности простое хранение денег на сегодняшней стадии экономического развития не является сколько-нибудь распространенной формой инвестиций, – его место заняло приобретение собственности, приносящей процент[13 - Если не считать склонности к хранению золота, серебра и иностранных банкнот, спровоцированной инфляцией и способствующим ей законодательством.]. С другой стороны, и сегодня деньги функционируют как средство перемещения ценности в пространстве[14 - В частности, Книс особо выделяет эту функцию денег – служить средством переноса ценности между разными точками пространства. См.: Knies. Geld und Kredit. I. Bd. 2. Aufl. Berlin, 1885. S. 233 ff.]. Европейский крестьянин, который эмигрирует в Америку и хочет обменять свою недвижимость на недвижимость в Америке, продает свое имущество за деньги (или за банкноты, обмениваемые на деньги), отправляется в Америку и покупает здесь участок земли, который станет основой его нового крестьянского хозяйства. Перед нами хрестоматийный пример обмена, осуществление которого упрощается использованием денег.

В последнее время особое внимание уделяется такой функции денег, как общее средство платежа. Косвенный обмен разделяет единую сделку на две отдельные составляющие, объединяемые только конечной целью сторон обмена – приобретением потребительских благ. Очевидно, что таким образом акты продажи и покупки становятся независимыми один от другого. Более того, если две стороны сделки купли-продажи осуществляют свою часть транзакции в разное время, т. е. если продавец исполнит свою роль раньше, чем покупатель (покупка в кредит), то исполнение сделки и исполнение продавцом своей части сделки (что не одно и то же) не имеют очевидной связи с исполнением покупателем своей части сделки. То же верно и для других типов кредитных сделок, особенно для самой важной из них – сделки денежного займа. Кажущееся отсутствие связи между двумя частями единой транзакции использовалось как основание для того, чтобы рассматривать их как самостоятельные акты. Говорят, что платеж, т. е. уплата долга, является самостоятельным юридическим действием, и на этом основании наделяют деньги функцией служить общим средством платежа. Очевидно, что перед нами некорректное построение. «Если принять во внимание функцию денег, состоящую в том, что это объект, упрощающий сделки с товаром и капиталом, функцию, предполагающую оплату по денежным ценам и погашение деньгами ссуд… то не будет ни необходимым, ни оправданным обсуждение никакого специального употребления денег, и даже такой их функции, как средство платежа»[15 - Menger. Grunds?tze der Volkswirtschaftslehre. Wien, 1923. S. 282 f. {В 1-м изд. вместо ссылки на 2-е изд. «Grunds?tze» была ссылка на статью «Деньги»: Menger. Art. «Geld» // Handw?rterbuch der Staatswissenschaften. 3. Aufl. IV. Bd. S. 579.}].

Корень этой ошибки (а также многих других экономико-теоретических ошибок) лежит в некритическом принятии правовых концепций и юридической манеры исследования. С точки зрения права непогашенный долг может и должен рассматриваться изолированно и, насколько это возможно, без ссылок на происхождение обязательства его уплаты. Разумеется, и в праве, так же как и в экономической теории, деньги есть лишь общепризнанное средство обмена. Но главный, хотя и не единственный мотив для правового анализа денег, это решение проблемы платежа. Когда юрист задается вопросом «что такое деньги?», его целью является определить, каким образом может быть погашено денежное обязательство. Для юриста деньги представляют собой средство платежа. Экономист-теоретик, который сконцентрирован на совершенно другом аспекте денег как явления, не должен разделять эту точку зрения, если он не хочет с самого начала уменьшить шансы на то, чтобы внести свой вклад в развитие экономической теории.

{В связи с определением функции денег как всеобщего средства платежа называют обычно и функцию в качестве средства для односторонних и субсидиарных платежей. Тот факт, что в системе права деньги рассматриваются и как средство исполнения также и таких – выданных не деньгами – обязательств, погашение которых в виде передачи кредитору объектов, первоначально предусмотренных договором, по какой-либо причине невозможно, объясняется присущей деньгам рыночной обмениваемостью. Однако использование денег для осуществления односторонних платежей полностью опущено [нами] в силу того, что эта функция поглощается главной функцией денег – служить общим средством обмена. Поскольку так называемые односторонние передачи имущества, как добровольные, так и принудительные, облагаются налогом, их следует понимать как односторонние только в том смысле, что способность к пожертвованию материального блага не подразумевает никакого материального, или как минимум видимого в момент передачи, вознаграждения. Хотя теория эквивалентности, развиваемая в рамках науки о государственных финансах, трактуя налоги как платежи за встречный поток услуг, предоставляемый государством, что соответствует атомистическому учению XVIII в. о государстве и праве, не смогла установить истинную правовую основу налогообложения и, стало быть, сформулировала такой принцип определения размера налога, который не оказался ни справедливым, ни практичным, она все же содержит здравую мысль, согласно которой чисто юридически, а не в теоретико-экономическом смысле уплату индивидом налога можно трактовать как одностороннюю. Однако в какой малой степени при решении этого вопроса мы можем полагаться на понятийную систему права, лучше всего видно из того, что право нередко трактует обязательственные отношения, взаимно договорный характер которых не подлежит никакому сомнению, как одностороннее обязательственное отношение. Здесь можно вспомнить о концепции «стипуляции», имевшейся в римском праве, или о современном выписывании векселя, которое зачастую само лежит в основе договоров купли-продажи, предполагающих отсрочку платежа. Не следует также считать возвратом к опровергнутой теории налогов утверждение о том, что финансово-правовые отношения между гражданином и государством могут трактоваться как меновые, где государство выступает как продавец, а гражданин как покупатель. Равным образом, и все другие случаи так называемой односторонней передачи имущества, оставаясь добровольными актами, могут пониматься как акты обмена. Возьмем в качестве примера дарение. Очевидно, что с точки зрения дарителя здесь также имеет место акт обмена, при котором посредством дара совершается исполнение желания, неважно, состоит оно в получении благодарности одариваемого, в завоевании его симпатии, в удовлетворении собственного тщеславия или всего лишь собственного стремления доставить радость другому человеку. Следовательно, и в рамках этого способа использования деньги являются общим средством обмена.}

Глава 2