Теория экономического цикла

Изменения, которые я имею в виду и которые сейчас попытаюсь проанализировать, это изменения вертикальной структуры производства, как я буду это называть, вызываемые изменениями в предложении кредита для производственных целей. Когда нам приходится анализировать экономическую систему, мы можем рассмотреть ее горизонтальное и вертикальной сечение. На горизонтальном сечении перед нами предстанут различные отрасли и подотрасли промышленности, дифференцированные по производимым ими потребительским товарам: пищевая промышленность, включая сельское хозяйство, текстильная промышленность, индустрия развлечений и т. д. Отрасли, производящие товары производственного назначения, – скажем черная металлургия, – принадлежат к различным отраслям на этом горизонтальном сечении, потому что продукция черной металлургии используется в производстве многих или всех потребительских товаров. Старое утверждение, что общее перепроизводство немыслимо, что мы никогда не будем иметь слишком много всех товаров, поскольку человеческие потребности безграничны, но что серьезные диспропорции могут возникнуть вследствие частичного перепроизводства, относится главным образом к горизонтальной структуре производства.

Диспропорциональность в этом смысле означает, что по той или иной причине, нарушена надлежащая пропорция в распределении факторов производства между различными отраслями, что, например, излишне развита автомобильная промышленность, т. е. в нее вложено неоправданно много капитала и труда по сравнению с относительным спросом на продукцию этой отрасли и продукцию других отраслей. Надеюсь, я понятно объяснил, что я понимаю под горизонтальной структурой и горизонтальными диспропорциями производства.

С другой стороны, прослеживая стадии производства каждого товара, готового к потреблению, и отмечая через сколько стадий должен пройти конкретный товар, прежде чем достигает конечного потребителя, мы изображаем вертикальное сечение экономической системы. Возьмите, к примеру, пару обуви и проследите ее генеалогическое древо. Наш путь лежит из розничного магазина, через оптовика, на обувную фабрику; пойдя по одной из тропинок, сходящихся в этой точке, скажем по той, которая привела сюда швейную машину, используемую при производстве обуви, мы попадаем сначала на машиностроительный, затем на сталелитейный завод, и в конце концов на железный рудник. Если мы пойдем по другой тропинке, то она приведет нас на ферму, где выращивают скот для получения кожи. Кроме того, между основными этапами производства существует много промежуточных стадий, а именно различные транспортные услуги. Прежде чем попасть к конечному потребителю каждый товар должен пройти множество последовательных подготовительных этапов. Много времени требуется, чтобы провести каждое конкретное изделие сквозь весь процесс, от истока до устья, где оно впадает в бездонное море потребления и исчезает в нем. Но если весь процесс отлажен и каждая из последовательных стадий надлежащим образом оснащена постоянным и переменным капиталом, мы можем ожидать непрерывный поток потребительских товаров.

В оборудовании всех этих последовательных стадий производства воплощен весь запас капитала страны, накопленный на протяжении столетий. Количество накопленного капитала является мерой длины русла этого потока. В богатых странах русло очень длинное, и товары, прежде чем достичь потребителя, должны пройти через много стадий. В бедных странах этот поток гораздо короче и объем производства соответственно меньше. Если по ходу экономического развития накапливается и инвестируется капитал, то добавляются новые стадии производства, или, говоря экономическим языком, оно становится более окольным. Можно привести множество примеров, если сравнить сегодняшние методы производства с теми, которые применяли наши отцы, или если сравнить производственные процессы в богатой и бедной странах.

Но какое отношение это имеет к экономическому циклу? Когда я говорил о вертикальной структуре производства и влиянии на нее денежных сил, я имел в виду удлинение и укорачивание производственных процессов. Очевидно, что точно так же, как существуют определенные пропорции между различными горизонтальными отраслями производства, должно существовать определенное соотношение производственных ресурсов – труда и капитала, – распределенных между более близкими и более отдаленными стадиями производства: для текущего производства потребительских товаров посредством существующего производственного аппарата и для расширения этого аппарата с целью увеличения производства потребительских товаров в будущем.

Если, к примеру, слишком много труда затрачивается на удлинение процесса и слишком мало на текущее потребление, то мы получим несогласованность вертикальной структуры производства. И можно показать, что определенные денежные воздействия, а конкретно, кредитная экспансия со стороны банков, понижающих ставку процента ниже ставки, которая бы существовала, если бы на рынок капитала попадали только те суммы, которые являются сбережениями публики из своего текущего дохода, – так вот, можно показать, что такое искусственное понижение процентной ставки побудит деловых лидеров предпринять излишнее удлинение процесса производства, другими словами приведет к ошибочным инвестициям. Когда полное осуществление процесса производства занимает значительный период времени, то слишком поздно обнаруживается, что вновь начатые процессы излишне длинны. Как мы скоро увидим, неизбежно наступает реакция: ставка процента опять поднимается до естественного уровня и даже выше. Новые инвестиции перестают быть прибыльными и становится невозможным завершить новые окольные методы производства. От них приходится отказываться и ресурсы возвращаются к старым, более коротким методам производства. Этот процесс корректировки вертикальной структуры производства, неизбежно подразумевающий потерю большого количества постоянного капитала, который был инвестирован в эти более длинные процессы и который нельзя переместить, происходит в период депрессии и составляет его суть.

К сожалению, невозможно обсудить здесь все этапы этого процесса и сравнить их с соответствующими фазами экономического цикла, описанием и объяснением которого они являются. Я надеюсь дать вам ясное представление о том, что происходит в наших капиталистических обществах во время экономического цикла путем сравнения с соответствующими событиями в коммунистической экономике.

То, что русские сейчас делают, или пытаются делать, – пятилетние планы – есть не что иное, как отчаянные попытки увеличить окольность производства с целью увеличить в будущем производство потребительских товаров. Вместо производства потребительских товаров при помощи существующих примитивных методов, они сокращают производство для целей немедленного потребления до минимально возможного уровня. Вместо производства обуви и домов они строят электростанции, металлургические заводы, стараются улучшить транспортную систему, словом, создают производственный аппарат, который превратится в потребительские товары только спустя значительный период времени.

Предположим, что выполнить этот амбициозный план оказывается невозможным. Допустим, что правительство приходит к заключению, что население не может выдержать огромного напряжения, или что революция угрожает его разрушить, или что путем голосования решено изменить политику. В любом случае, если они вынуждены отказаться от вновь начатых окольных способов производства и производить потребительские товары как можно скорее, они должны будут остановить возведение электростанций, металлургических и тракторных заводов и вместо этого поспешно производить простые орудия и инструменты, чтобы увеличить производство продовольствия, обуви и домов. Это означало бы огромную потерю капитала, воплотившегося в недостроенные заводы.

То, что в коммунистическом обществе делается в соответствии с решением верховного экономического совета, в нашем индивидуалистическом обществе порождается коллективными, но независимыми действиями отдельных людей и опосредуется механизмом цен. Если множество людей и корпораций решат осуществить сбережения, ограничат на некоторое время свое потребление, то спрос на потребительские товары и их производство упадут, производственные ресурсы переместятся в более отдаленные стадии производства и процесс производства удлинится.

Если мы полагаемся на добровольные сбережения, мы можем допустить, что каждый год будет сберегаться примерно одна и та же доля национального дохода, хотя не всегда одними и те ми же индивидами. В таком случае мы имеем постоянный поток сбережений и приспособление производства происходит не в виде действительного перемещения инвестированных производственных ресурсов, а в виде устойчивого отклонения потока производственных ресурсов в другие каналы.

Не существует никаких причин, почему этот процесс не может протекать гладко и непрерывно. Резкие колебания вызываются банками. Эффект добровольного решения публики осуществить сбережение, т. е. изъять производственные ресурсы из текущего производства потребительских товаров и направить их на удлинение процесса, может быть произведен также и банковской системой. Если банки создают кредит и передают его в распоряжение деловых людей, желающих использовать его на производственные цели, то часть денежного потока, направляемая на более отдаленные стадии производства, увеличивается. По сравнению с тем, что соответствовало бы добровольному решению членов экономического сообщества, большее количество производственных ресурсов будет переориентировано с текущего производства потребительских товаров на удлинение процесса. Этот процесс экономисты описывают как вынужденное сбережение. Поначалу все идет хорошо. Но очень скоро цены начинают расти, потому что фирмы, получившие новые деньги, используют их для приобретения факторов производства – труда и капитала – и предлагают за них более высокие цены, чтобы перебить предложения тех фирм, которые занимаются производством потребительских товаров. Заработная плата и цены начинают расти, что ограничивает потребление тех, кому не удалось увеличить свой денежный доход. В случае если предшествующее инвестирование добровольных сбережений уже сформировало тенденцию падения цен, новый кредит, вместо того чтобы привести к абсолютному росту цен, может просто компенсировать снижение цен, которое произошло бы в противном случае.

Спустя некоторое время начинается реакция, направленная на восстановление старого положения дел, которое было искажено впрыском денег. Новые деньги становятся доходом в руках владельцев факторов, которые были отвлечены от более близких [к потребительским товарам] стадий производства, и получатели данного дополнительного дохода, вероятно, будут придерживаться своей привычной пропорции сбережений и расходов, т. е. они вновь попытаются увеличить свое потребление.

Если они это сделают, то существовавшее до этого соотношение денежных потоков, направленных на приобретение потребительских товаров и товаров производственного назначения, будет восстановлено. В течение некоторого времени можно пытаться бороться с этой тенденцией и продолжать политику экспансии, впрыскивая новые кредиты. Но эти попытки приведут к усиливающемуся росту цен и рано или поздно от них придется отказаться. В этом случае старые пропорции спроса на потребительские товары и товары производственного назначения, безусловно, будут восстановлены. Как следствие, те фирмы в более близких стадиях производства, которые вынуждены были сократить объем выпуска изза того, что факторы производства от них ушли, теперь смогут «отозвать» ресурсы от более отдаленных стадий производства. Новые окольные способы производства, внедренные в условиях искусственного стимулирования кредитной экспансии, или по крайней мере их часть станут убыточными. Они будут прекращены, произойдет кризис и начнется депрессия. Иной результат возможен только в том случае, если к моменту, когда новые деньги стали доходом, новые процессы были уже завершены и появились на рынке в виде потребительских товаров. В этом случае дополнительный спрос найдет дополнительное предложение; увеличившемуся потоку денег будет соответствовать увеличившийся поток товаров. Однако это практически невозможно, потому что, как показал г-н Робертсон, период производства значительно длиннее, чем период обращения денег. Новые деньги неизбежно выходят на рынок потребительских товаров раньше, чем новые процессы завершаются и производят товары, готовые к потреблению.

V

Это объяснение спада, которое я имею возможность описать лишь схематично в общих чертах, разумеется, можно разработать более детально, и оно подробно разработано[2 - См. особенно: Hayek F. Prices and Production. New York: Augustus M. Kelley, 1967 [Хайек Ф. Цены и производства. Челябинск: Социум, 2007]]. Если эта интерпретация кризиса и распада большой части структуры производства верна, то сравнительно несложно объяснить дальнейшие события в более привычных терминах. Первоначальный распад части структуры производства должен иметь очень серьезные последствия. В нашей очень сложной экономике, основанной на кредите, где каждая часть системы прямо или косвенно связана со всеми остальными договорными связями, любое повреждение в любой точке сразу распространяется на другие. Если некоторые банки – нервные центры, в которых сходятся бесчисленные нити кредитных отношений, – разоряются в результате кризиса, то неизбежно возникает волна пессимизма: в качестве вторичного феномена с высокой вероятностью придется пережить кредитную дефляцию как результат общего недоверия и нервозности. Эти последствия, согласно объяснению традиционной денежной доктрины, сделают положение даже хуже, чем оно было, и вполне может случиться, что вторичная волна депрессии, спровоцированная более фундаментальными несоответствиями, разрастется до огромных масштабов. Но это в основном зависит от обстоятельств каждого конкретного случая – особенностей организации кредита, психологических факторов, и не обязательно должно отражать конкретные масштабы «реального» смещения структуры производства.

И теперь можно сказать несколько слов о косвенной связи между якобы недостаточным предложением золота и нынешней депрессией. Не может быть сомнений в том, что с начала войны количество золота не увеличилось в той же мере, что и объем платежей. Поддерживать уровень цен, на 50 % превышающий довоенный, можно было только путем возведения более массивного кредитного здания на фундаменте существующего запаса золота. В обычное время после завершения процесса инфляции, это не должно создавать проблем. Однако во время острых финансовых кризисов, когда исчезает доверие, когда происходит наплыв требований на банки и возникают паники, такая система становится крайне опасной. Если средства платежа состоят в основном из золота и обеспеченных золотом банкнот и сертификатов, то нет опасности, что значительная часть платежных средств внезапно может быть уничтожена. Однако мировая платежная система, значительную часть которой составляют кредитные деньги, склонна к быстрой дефляции, если рушится эта воздушная кредитная структура.

Например, принятие золотовалютного стандарта многими странами означает возведение смелой кредитной надстройки на фундаменте существующего мирового запаса золота; эта структура может рухнуть, если эти страны откажутся от золотовалютного стандарта и вновь перейдут на старомодный золотой стандарт.

Однако было бы совершенно неправильно делать из этого вывод, что мы должны винить во всем скупость природы, и что ситуация была бы совершенно иной, если бы случайно добыча золота на протяжении последних 20 лет оказалась бы намного больше. Есть и другие факторы, прежде всего инфляция во время и после войны. Такая денежная политика способна изгнать из страны любой запас золота, каким бы большим он ни был. После этого вполне естественно отказаться от золотого стандарта и ввести золотовалютный стандарт, что, как я уже сказал, означает возведение кредитного здания на фундаменте существующего золотого запаса.

Поэтому, если бы годовое производство золота было выше, чем на самом деле, то вся разница заключалась бы в следующем: кредитная структура также была бы больше, и мы начали бы последний бум с более высокого уровня цен. Если это правильная версия того, что случилось, – а мне это кажется весьма вероятным, – то экономические последствия последнего периода кредитной экспансии – 1927–1929 гг. – и нынешняя дефляция были бы точно такими же.

Очень важно различать дополнительные, вторичные и случайные возмущения, и первичные «реальные» диспропорции процесса производства. Если причиной всех бед были бы только волна пессимизма и абсолютная дефляция, то избавиться от них можно было бы очень быстро. В конце концов, дефляция, какой бы сильной она ни была и по каким причинам ни возникала, в сравнительно короткие сроки может быть остановлена решительными инфляционными методами.

Однако если мы признаём, что в основе этих поверхностных явлений лежит далеко идущее смещение производственных ресурсов, мы должны перестать доверять шарлатанам, которые сегодня добиваются проведения инфляционных мер, обещающих принести почти мгновенное облегчение.

Если мы принимаем утверждение, что шестерни производственного аппарата выведены из зацепления, что для восстановления равновесия необходимо произвести масштабное перемещение труда и капитала, тогда категорически неверно, что экономический цикл представляет собой чисто денежное явление, как утверждает г-н Хоутри. Это неверно, хотя все беды вызваны денежными силами. В отличие от чисто денежных изменений смещение реального физического капитала ни в коем случае не может быть исправлено за очень короткий срок.

Я не отрицаю, что мы можем и должны бороться со вторичными явлениями – избыточным пессимизмом и неоправданной дефляцией. Не имея возможности вдаваться в подробности, я только хочу сказать, что не стоит ожидать слишком многого от лечения симптомов, и, с другой стороны, мы должны проявлять осторожность, чтобы снова не создать искусственную диспропорцию денежных потоков, направленных на потребительские и производственные товары, которая ведет к ошибочным инвестициям и порождает все беды. Самое худшее, что мы можем сделать, это односторонне усилить покупательную способность потребителя, так как именно непропорциональное увеличение спроса на потребительские товары ускорило кризис.

Огромным преимуществом этого более совершенного денежного объяснения экономического цикла перед традиционным, является прояснение неденежных, «реальных» изменений, происходящих под влиянием денежных сил. Делая это, оно заполняет разрыв между денежным и неденежным объяснением; оно извлекает зерна истины, содержащиеся в каждом из них, и соединяет в стройную систему. Оно включает в себя хорошо установленный факт, что каждый период бума характеризуется расширение инвестиций в постоянный капитал. Именно в создании постоянного капитала и основных материалов, из которых он состоит, – чугуна и стали – происходят наибольшие изменения: наибольшее расширение во время бума и наиболее резкое сокращение в период депрессии.

Этот факт, подчеркиваемый всеми дескриптивными исследованиями экономического цикла, не использовался в рамках традиционных денежных объяснений, формулируемых в терминах изменений уровня цен и смотрящих на реальную деформацию структуры производства как на второстепенную случайную проблему. Объяснение, представленное мной, не только описывает этот факт, как это делают так называемые неденежные объяснения цикла, но и объясняет его. Если понижается ставка процента, то все виды инвестиций переходят в плоскость практической реализации. Позвольте мне процитировать пример, приведенный г-ном Кейнсом в лекции, прочитанной в прошлом году в Институте фонда Гарриса: «Никто не считает, что стоит проводить электрификацию железных дорог в Великобритании на основе заимствований под 5 %… Но никто не станет спорить, что при 3,5 % это дело выгодное. То же самое касается бесчисленного количества технических проектов»[3 - Keynes J. M. Unemployment as a World Problem. Chicago, 1931. P. 39.]. Очевидно, что от понижения процентной ставки выигрывают прежде всего отрасли, в которых используется большое количество постоянного капитала, как, например, железные дороги, электростанции и т. д. В калькуляции издержек важное место у них занимают процентные выплаты. Однако, когда капитал становится дешевым, существует неоспоримая общая тенденция заменять труд механизмами. То есть больше труда и оборотного капитала используется для производства станков, железных дорог, электростанций, и сравнительно меньше – для текущего производства потребительских товаров. Выражаясь экономическим языком, окольность производства возрастает. Ключевым моментом, а также точкой в которой наш анализ расходится с анализом г-на Кейнса, является понимание того, что неизбежно должна наступить реакция, если такого рода производственное расширение финансируется не реальными добровольными сбережениями людей и корпораций, а специально созданным кредитом. И с практической точки зрения очень важно – и последний бум должен довести это до нашего сознания – что стабильный уровень товарных цен не является достаточной гарантией от такого искусственного стимулирования расширения производства. Другими словами, что относительная кредитная инфляция, определение которой дано выше, точно так же порождает движение в противоположном направлении, как и абсолютная инфляция.

Я надеюсь, мне удалось дать вам более или менее ясное представление об усовершенствованном денежном объяснении экономического цикла. Я должен еще раз попросить вас не принимать за полное изложение то, что не может быть не чем иным, как кратким указанием [на правильное направление]. Достаточно детальное обсуждение этой аргументации потребовало бы большой книги. Поэтому я попросил бы вас не выносить окончательное суждение до тех пор, пока вы не ознакомитесь с более полным изложением этой точки зрения. На одно возражение я хотел бы ответить заранее. Действительно, эта теория страдает одним серьезным недостатком: она намного сложнее, чем традиционное денежное объяснение. Но это не вина этой теории, причина – в зловредности объекта. К сожалению, факты не всегда столь просты, как многим хотелось бы.

Стабилизация ценности денег и циклическая политика (1928)

Mises L. von. Geldwertstabilisierung und Konjunkturpolitik. Jena: Gustav Fischer, 1928. Перевод по изд.: Mises L. von. Monetary Stabilization and Cyclical Policy // Mises L. von. The Causes of the Economic Crisis and Other Essays before and after the Great Depression. Auburn, ALA: Ludwig von Mises Institute, 2006. P. 53—153. Пер. с англ. В. Кошкина под ред. А. Куряева.

В последнее время проблемы денежной и банковской политики оказались в центре внимания в связи с дискуссией о необходимости стабилизировать ценность денежной единицы и положить конец колебаниям экономической конъюнктуры. Благодаря серьезным попыткам объяснить и популяризировать эти важнейшие экономические проблемы о них стало известно почти всем. Если мы вправе говорить о моде применительно к экономической науке, то сегодня в моде исследования рыночной конъюнктуры.

Эта мода принесла определенную пользу. Благодаря пристальному вниманию к этим проблемам многие противоречивые теории, тормозившие развитие экономической науки, ушли в прошлое. В наши дни существует всего одна теория ценности денег – количественная. Теория торгового цикла тоже только одна – это теория фидуциарного кредита, разработанная на базе теории денежной школы; обычно ее называют денежной теорией торгового цикла. Конечно, эти теории изменились со времен Рикардо и лорда Оверстоуна. Они были пересмотрены и приведены в соответствие с представлениями современной субъективистской экономической теории, однако их суть осталась неизменной. Поэтому, несмотря на все известные сегодня недостатки старой денежной школы, следует отдавать ей должное.

В связи с этим становится очевидным, что и в этой области экономической теории имеет место поступательное развитие. Каждый отдельный шаг в ее разработке является абсолютно закономерным и необходимым. Никакие интеллектуальные усилия, потраченные на анализ этих проблем, не являются напрасными. Непрерывная линия научного прогресса связывает экономистов классической школы с современными исследователями. Достижения Госсена, Менгера, Вальраса и Джевонса, разъяснивших проблему антиномии ценности, позволяют нам разделить историю экономической науки на два периода: классический и современный, он же субъективистский. При этом не нужно забывать, что открытия представителей классической школы не вполне утратили свою ценность и в наше время. Современная наука продолжает успешно их использовать.

Во всех случаях, когда речь идет о серьезном рассмотрении какой-либо экономической проблемы, мы сталкиваемся с необходимостью учитывать один существенный феномен: агрессивное отрицание экономической науки по политическим соображениям. Этот феномен распространен повсеместно, но особенно широко в Германии. По вопросам покупательной способности денег и колебаний экономической конъюнктуры историзм и номинализм не способны высказать ничего дельного. Сторонники исторической, или эмпирико-реалистической, школы и приверженцы институционализма либо игнорируют эти проблемы, либо используют для их анализа те методологические и теоретические идеи, которые обычно жестко критикуют. Банковская теория, которая до недавнего времени была господствующей – по крайней мере в Германии, – ушла в заслуженное небытие. Сегодня ни один серьезный специалист не осмелится воспроизвести ее центральную доктрину: теорию эластичности обращения фидуциарных средств обращения[4 - Шестнадцать лет назад, когда в первом немецком издании моей работы «Теория денег и фидуциарных средств обращения» (Mises L. von. Theorie des Geldes und der Umlaufsmittel. 1912; пер. на англ.: Mises L. von. The Theory of Money and Credit. New London, Conn.: Yale University Press, 1953; Indianapolis, Ind.: Liberty Classics, 1980. [Рус. пер.: Мизес Л. фон. Теория денег и фидуциарных средств обращения // Мизес Л. фон. Теория денег и кредита. Челябинск: Социум, 2012. С. 1—529]) я объяснил феномен экономических кризисов с помощью теории фидуциарного кредита, я столкнулся повсюду, и прежде всего в Германии, с невежеством и тупым сопротивлением публики. Автор рецензии на мою книгу в шмоллеровском ежегоднике (Jahrbuch f?r Gesetzgebung, Verwaltung und Volkswirtschaft) писал: «Выводы, к которым приходит автор, не заслуживают обсуждения». Рецензент из конрадовского ежегодника (Jahrbuch f?r National?konomie und Statistik) выразился так: «Вероятно, не следует называть аргументацию автора полностью неверной; в ней по крайней мере есть внутренняя логика». Однако в результате и он отверг мою концепцию. Всякий, кто следит за экономической наукой, знает, что с тех пор ситуация принципиально изменилась. Моя теория, подвергнутая 16 лет назад осмеянию, сегодня получила всеобщее признание.].

Однако то, что две политические проблемы, связанные с экономической стабилизацией, – проблема ценности денежной единицы и проблема фидуциарных средств обращения – получили широкую известность, имеет и негативную сторону. Когда теория становится популярной, она неизбежно подвергается риску искажения вплоть до степени полного извращения самой ее сути. Соответственно вокруг мер по стабилизации ценности денежной единицы и устранению колебаний экономической конъюнктуры сложились чрезмерно завышенные ожидания. Эту опасность не следует недооценивать, особенно в Германии, где в последние десять лет царствовало полное пренебрежение к экономической теории и, следовательно, не уделялось никакого внимания прогрессу экономической науки за границами страны. Кроме того, Германию абсолютно ничему не научил опыт других стран.

В Германии полностью игнорируют то, что идеи создания денежной единицы, которая обладала бы «стабильной ценностью», муссируются уже сто лет, как и то, что попытка положить конец экономическим кризисам уже предпринималась более восьмидесяти лет назад (я имею в виду закон о чартере Банка Англии 1844 г. (закон Пиля)). Для того, чтобы осознать всю внутреннюю противоречивость стабилизационных идей, совсем не нужно реализовывать их на практике. В то же время совершенно непростительно невнимание к тому, что в последнее время стало известно – или могло бы стать известно, если бы люди не были так слепы, – о денежной политике и фидуциарных средствах обмена.

Современные планы введения денежной единицы, обладающей «стабильной ценностью», и создания экономики, в которой нет колебаний конъюнктуры, разумеется, являются гораздо более тонкими, чем первые попытки такого рода. В них учтены многие несущественные критические замечания, однако они обладают теми же принципиальными недостатками, что и раньше. Надеждам на эти реформы сбыться не суждено.

Для того, чтобы выяснить, какое значение для экономической науки, публичной политики и деятельности частных лиц имеют столь популярные в наши дни исследования деловых циклов и статистики цен, требуется тщательный критический анализ, предмет которого не должен сводиться к циклическим изменениям. Как писал Бём-Баверк: «Теория кризисов не сводится к исследованию одного аспекта экономических явлений. Чтобы не остаться бредом дилетанта, она должна представлять собой последнюю или по меньшей мере предпоследнюю главу в описании экономической системы. Иными словами, теория кризисов – это плод всех наших знаний об экономических событиях и их взаимосвязях»[5 - Zeitschrift f?r Volkswirtschaft, Sozialpolitik und Verwaltung. VII. S. 132.].

Теорию экономического цикла можно построить, лишь опираясь на завершенную теорию косвенного обмена, т. е. теорию денег и банковской деятельности. Этим часто пренебрегают и в наши дни. Бытуют самые разнообразные и ни на чем не основанные теории цикла[6 - См.: Хаберлер Г. Процветание и депрессия: теоретический анализ циклических колебаний. Челябинск: Социум, 2005. С. 19—208 (Часть 1. «Систематический анализ теорий экономического цикла»).], а уж циклическая политика и вовсе проводится совершенно безответственно. Масса людей считает себя вправе судить – и устно, и письменно – о ценности денег и ставке процента. Когда такие люди оказываются парламентариями или государственными чиновниками, отвечающими за денежную и банковскую политику, они склонны предпринимать радикальные меры, о последствиях которых не имеют никакого понятия. Однако именно в этой сфере экономического знания и экономической политики требуется особая осторожность и предусмотрительность. Ведь если к проблемам общества в этой области относиться поверхностно и безответственно, негативная реакция неизбежна. Удовлетворительное решение этих проблем можно найти только при условии серьезного и глубокого осознания того, что все рыночные явления взаимосвязаны.

Часть A Стабилизация покупательной способности денежной единицы

I. Постановка проблемы

1. Деньги, обладающие «стабильной ценностью»

Тысячелетиями золото и серебро служили людям в качестве общепризнанного средства обмена – т. е. денег, – несмотря на то что люди не имели ясных представлений о том, как возникают меновые отношения между этими металлами и потребительскими благами, иначе говоря, о том, как формируются цены на товары и услуги. В лучшем случае люди обращали внимание на колебания меновых отношений между этими двумя драгоценными металлами. При этом они настолько плохо понимали суть этих отношений, что пребывали в наивной уверенности, будто ценность драгоценных металлов «стабильна» и соответственно может служить мерой ценности товаров и услуг. Лишь значительно позже возникло понимание того, что меновое отношение между деньгами, с одной стороны, и потребительскими благами и услугами – с другой определяется спросом и предложением. Это привело к появлению первых, несовершенных версий количественной теории. Было известно, что резкие колебания объема производства денежных металлов приводят к резким изменениям денежных цен. Когда параллельно с «твердыми деньгами» стали использоваться «бумажные деньги», увидеть эту взаимосвязь стало еще проще, поскольку инфляцию бумажных денег трудно перепутать с чем-либо другим.

Это породило мнение о том, что правильная денежная политика исключает выпуск «бумажных денег». Однако вскоре после этого другие ученые обратили внимание политиков и деловых людей на колебания покупательной способности драгоценных металлов и предложили зафиксировать ценность денежных требований вне зависимости от текущей конъюнктуры. Они считали, что параллельно с использованием денег в качестве standard of deferred payments[7 - Standard of deferred payments переводится на немецкий как Zahlungsmittel (платежное средство). К сожалению, мы вынуждены отказаться от использования немецкого термина, поскольку он скомпрометирован номиналистами и харталистами и вызывает ассоциации с недавно опровергнутой «государственной теорией денег».] [стандарта отсроченных платежей] или вместо него нужно использовать табличный, индексный или многотоварный стандарт. Они не требовали изменить порядок заключения сделок за наличные, в ходе которых обязательства обеих сторон договора выполняются одновременно. Они предлагали ввести новый порядок кредитных сделок. По их мнению, такие сделки должны были осуществляться не в соответствии с той денежной суммой, которая первоначально указана в договоре, а в соответствии с такой суммой, покупательная способность которой равна покупательной способности суммы, указанной в первоначальном договоре, на момент завершения сделки. Регулировать этот вопрос должно было либо законодательство, либо соглашение сторон. Идея состояла в том, чтобы ни одна из сторон договора не получала «несправедливого» преимущества. Впервые она была сформулирована больше ста лет назад Джозефом Лоу (1822), а вскоре после этого ее повторил Джордж Полетт Скроп[8 - Jevons W. S. Money and the Mechanism of Exchange. 13th ed. London, 1902. P. 328ff.]. С тех пор такие предложения появлялись регулярно, но никто не пытался воплотить их в жизнь.

2. Современные предложения

Одно из предложений, а именно предложение создать многотоварный стандарт, было направлено на то, чтобы дополнить металлический стандарт. После его реализации металлические деньги продолжали бы оставаться общепризнанным средством обмена во всех сделках, не связанных с отсроченными платежами. (Для простоты в ходе дальнейшего изложения мы будем говорить только о золоте, имея в виду металлические деньги вообще.) Таким образом, рядом с золотом – общепризнанным средством обмена должен был появиться индексный (многотоварный) стандарт – стандарт отсроченных платежей.

В последнее время появились более радикальные предложения: ввести «табличный» или «многотоварный» стандарт для всех обменов, в ходе которых не происходит прямого обмена одного товара на другой. В этом состоит суть предложения Кейнса. Кейнс хочет, чтобы золото перестало быть деньгами. Он стремится заменить золото бумажным стандартом: по крайней мере внутри страны. Правительство или орган, уполномоченный правительством на проведение денежной политики, должны регулировать количество бумажных денег в обращении таким образом, чтобы покупательная способность денежной единицы не менялась[9 - Keynes J. M. A Tract on Monetary Reform. London, 1923; New York, 1924. Р. 177ff.].

Американский ученый Ирвинг Фишер хочет создать стандарт, при котором бумажный доллар в обращении обменивался бы не на зафиксированное предварительно количество золота, а на количество золота, обладающее такой же покупательной способностью, как и та, которую имел доллар в момент перехода к новой системе. При этом доллар перестает соответствовать фиксированному количеству золота, покупательная способность которого колеблется, и становится соответствием меняющегося количества золота с (предположительно) неизменной покупательной способностью. Фишер предлагал устанавливать количество золота, соответствующее доллару, ежемесячно, в зависимости от колебаний индекса[10 - Fisher I. Stabilizing the Dollar. New York, 1925. Р. 79ff.]. Оба реформатора сходятся в том, что золотые деньги, на ценность которых правительство влиять не может, должны смениться стандартом, которым правительство сможет «манипулировать», чтобы сохранять стабильную покупательную способность денежной единицы.

Хотя эти предложения всерьез рассматриваются, ни одно из них пока не реализовано. Вероятно, вопрос о стабилизации покупательной способности денежной единицы – это сегодня главная тема экономических споров в США, весьма бурных и непосредственных. Этот вопрос внимательно изучили члены палаты представителей. Газеты и журналы посвящают ему пространные статьи, а серьезные организации продвигают идеи Фишера в массы.

II. Золотой стандарт

1. Спрос на деньги