Теория и история: интерпретация социально-экономической эволюции

Наилучшей иллюстрацией является марксизм. Он учит полной предопределенности, а тем не менее стремится разжечь в людях революционный дух. Какая польза от революционной деятельности, если события происходят в соответствии с предопределенным планом что бы человек не делал? Зачем марксисты столь усердно занимаются организацией социалистических партий и подрывом рыночной экономики, если социализм должен наступить в любом случае «с неумолимостью закона природы»? Заявление о том, что задача социалистических партий – не создание социализма, а просто оказание акушерской помощи при его рождении, является неудовлетворительным объяснением. Акушер также отклоняет ход событий от пути, по которому они пошли бы без его вмешательства. В противном случае будущие матери не просили бы его помощи. Однако в марксистском диалектическом материализме нет места положению, что какой-либо политический или идеологический факт может повлиять на ход исторических событий, так как последний в своей основе определяется эволюцией материальных производительных сил. Социализм появляется на свет в результате «игры имманентных законов самого капиталистического производства»[22 - Маркс К. Капитал. Т. I // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 23. С. 772.]. Идеи, политические партии и революционные действия – это просто надстройка; они не могут ни отсрочить, ни ускорить ход истории. Социализм придет, когда материальные условия его появления созреют в чреве капиталистического общества, ни раньше, ни позже[23 - Ср. ниже. С. 82 и 96.]. Если бы Маркс был последователен, то не занимался бы политической деятельностью[24 - Не написал бы он и часто цитируемый одиннадцатый тезис о Фейербахе: «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его». (Маркс К. Тезисы о Фейейрбахе // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 42. С. 263.) Согласно учениям диалектического материализма только эволюция материальных производительных сил, а не философы, могут изменить мир.], а спокойно ждал дня, когда «[про]бьет час капиталистической частной собственности»[25 - Маркс К. Капитал. Т. I // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 23. С. 773.].

Говоря о фатализме, мы можем пренебречь заявлениями предсказателей. Детерминизм не имеет ничего общего с искусством гадалок, прорицателей и астрологов, или с более претенциозными излияниями авторов «философий истории» [14]. Он не предсказывает будущие события. Он утверждает, что во Вселенной существует регулярность во взаимной связи всех явлений.

Те теологи, которые полагали, что для опровержения фатализма они должны взять на вооружение доктрину свободы воли, сильно ошиблись. Их образ всеведущего Бога был очень несовершенен. Их Бог знал бы только то, что содержится в совершенной книге естественных наук и не знал, что происходит в человеческих умах. Он бы не ожидал, что некоторые люди воспримут доктрину фатализма и, сидя со сложенными руками, станут праздно ждать событий, которые Бог, ошибочно предполагая, что они не впадут в пассивность, распределил на их долю.

5. Детерминизм и пенология

Фактором, часто присутствующим в дискуссиях о детерминизме, было неправильное понимание его практических последствий.

Все неутилитаристские системы этики смотрели на правила морали как на что-то внешнее по отношению к связям средств и целей. Моральный кодекс не имеет никакого отношения к благосостоянию и счастью людей, целесообразности и мирскому преследованию целей. Он гетерономен, т. е. предписан человеку силой, которая не зависит от человеческих идей и которую не волную человеческие заботы. Некоторые верят в то, что этой силой является Бог, другие, что это мудрость предков, третьи, что это мистический внутренний голос, живущий в сознании любого порядочного человека. Тот, кто нарушает заповеди этого кодекса, совершает грех, и за свою вину подлежит наказанию. Наказание не служит человеческим целям. Наказывая нарушителей, светские или церковные власти оправдывают себя тем, что выполняют обязанность, возложенную на них моральным кодексом и его автором. Они вынуждены наказывать грех и вину, какими бы ни были последствия их действий.

Однако метафизические понятия вины, греха и воздаяния несовместимы с доктриной детерминизма. Если все действия людей являются неизбежным следствием их причин, если индивиды не могут не действовать так, как их заставляют предшествовавшие действию условия, то вообще не может быть и речи о какой-либо вине. Что за самонадеянная наглость наказывать человека, который просто делает то, что определено вечными законами Вселенной!

Философы и юристы, на этом основании критикующие детерминизм, не видят, что доктрина всемогущества и всеведения Бога ведет к тем же самым выводам, которые побудили их отвергнуть философский детерминизм. Если Бог всемогущ, то не может случиться ничего, чего он не желает, чтобы случилось. Если он всеведущ, то он заранее знает все, что случится. В любом случае человека нельзя считать несущим ответственность[26 - См.: Mauthner F. Worterbuch der Philosophie. 2nd ed. – Leipzig, 1923. Bd. 1. S. 462–467.]

. Молодой Бенджамин Франклин «из предполагаемых свойств, присущих Богу», выводил доказательство: «Создавая мир и управляя им, Бог, поскольку он бесконечно мудр, знал, что будет лучше всего; поскольку он бесконечно добр, он должен быть склонен это воплотить; и поскольку он бесконечно всемогущ, он должен быть способен это осуществить. Следовательно, все правильно»[27 - Franklin B. Autobiography. – N. Y: A.L. Burt, n.d. P. 73–74. Франклин очень скоро отказался от этой аргументации. Он заявил: «Крайняя неопределенность метафизических рассуждений стала меня раздражать, я оставил такого рода чтение и изучаю другие, более удовлетворительные объяснения». После смерти Франца Брентано в его бумагах было обнаружено весьма неубедительное опровержение мысли Франклина. Оно было опубликовано Оскаром Краусом в его издании: Brentano F. Vom Ursprung sittlicher Erkenntnis. – Leipzig, 1921. P. 91–95.]

. Фактически, любые попытки обосновать на метафизической и теологической основе право общества наказывать тех, чьи действия нарушают мирное общественное сотрудничество, открыты для критики аргументами, выдвинутыми против философского детерминизма.

Утилитаристская этика смотрит на проблему наказания под другим углом. Правонарушитель карается не потому, что он плох и заслуживает наказания, а для того, чтобы ни он, ни другие не повторяли этот проступок. Наказание налагается не в качестве воздаяния или возмездия, а как средство предотвращения будущих преступлений. Законодатель и судьи не являются уполномоченными метафизического карающего правосудия. Они выполняют задачу охраны спокойного функционирования общества от поползновений со стороны асоциальных индивидов. Тем самым появляется возможность исследовать проблему детерминизма, не вдаваясь в бессмысленные обсуждения практических последствий, касающихся уголовного кодекса.

6. Детерминизм и статистика

В XIX в. некоторые мыслители настаивали, что статистика неопровержимо опровергла доктрину свободы воли. Утверждалось, что статистика демонстрирует регулярность в совершении определенных человеческих действий, например, преступлений и самоубийств; и эта мнимая регулярность была интерпретирована Адольфом Кетле и Томасом Генри Баклом как эмпирическое доказательство верности жесткого детерминизма.

Однако в действительности статистика демонстрирует не регулярность, а нерегулярность. Количество преступлений, самоубийств и актов забывчивости – которые играют такую заметную роль в умозаключениях Бакла – год от года меняется. Ежегодные изменения, как правило, малы и на протяжении ряда лет часто – но не всегда – демонстрируют определенную тенденцию либо к увеличению, либо к снижению. Эта статистика указывает на исторические изменения, а не на регулярность в том смысле, который придается этому термину в естественных науках.

Специфический метод понимания истории попытается истолковать, почему эти изменения случились в прошлом, и спрогнозировать изменения, которые, вероятно, случатся в будущем. При этом он имеет дело с ценностными суждениями, определяющими выбор конечных целей, с рассуждениями и знаниями, определяющими выбор средств, и с тимологическими особенностями индивидов[28 - О тимологии см. с. 193 и далее.]. Неминуемо, раньше или позже, но он достигнет точки, в которой обратится только к индивидуальности. С самого начала и до конца трактовка затрагиваемых при этом проблем должна следовать линии любого исследования человеческих дел, быть телеологичной и в качестве таковой радикально отличаться от методов естественных наук.

Но Бакл, ослепленный позитивистским фанатизмом своей среды, быстро формулирует закон: «При данном состоянии общества определенное количество людей должны свести счеты с жизнью. Это общий закон; а частный вопрос относительно того, кто совершит преступление, разумеется, зависит от частных законов, которые, однако, в своем совокупном действии, должны следовать большому социальному закону, которому все они подчинены. И сила более крупного закона настолько неодолима, что ни любовь к жизни, ни страх перед иным миром, ничем не могут помочь, чтобы всего лишь сдержать его действие»[29 - Buckle T. Introduction to the History of Civilization in England. J.M. Robertson, ed. London: G. Routledge; N. Y: E.P. Dutton, n.d. Ch. 1. V. 1. P. 15–16.]. Формулировка закона Баклом кажется очень определенной и недвусмысленной. Однако она сама себя уничтожает включением фразы «при данном состоянии общества», которую даже восторженный поклонник Бакла называет «ужасно смутным»[30 - Robertson J.M. Buckle and His Critics. London, 1895. P. 288.]. Поскольку Бакл не снабдил нас критериями для определения изменений в состоянии общества, то его формулировку нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть опытом, и таким образом она лишена отличительного признака закона естественных наук.

Через много лет после Бакла выдающиеся физики начали допускать, что некоторые, или даже все, законы механики, возможно, «всего лишь» статистические по своему характеру. Эта доктрина считалась несовместимой с детерминизмом и причинностью. Когда позднее квантовая механика значительно расширила предмет «просто» статистической физики, многие авторы отбросили все эпистемологические принципы, веками направлявшие естественные науки. На макроскопическом уровне, говорят они, мы наблюдаем определенные регулярности, которые прежними поколениями ошибочно интерпретировались как проявление закона природы. В действительности, эти регулярности представляют собой результат статистической компенсации случайных событий. Видимые причинные соотношения в макромире должны быть объяснены при помощи законов больших чисел[31 - Нейман Дж. фон Математические основы квантовой механики. М.: Наука, 1964. С. 158 и далее.].

Итак, закон больших чисел и статистическая компенсация действуют только в области, где существует макроуровневая регулярность и однородность, уравновешивающие любую нерегулярность и неоднородность, которые, как кажется, существуют на микроуровне. Если допустить, что, по-видимому, случайные события всегда компенсируют друг друга, так что в многократных наблюдениях большого числа этих событий появляется регулярность, то при этом подразумевается, что эти события следуют определенной модели и поэтому не могут больше считаться случайными. Говоря о законе природы, мы подразумеваем, что во взаимной связи и последовательности явлений существует регулярность. Если серия событий на микроуровне всегда вызывает определенное событие на макроуровне, то регулярность существует. Если бы на микроуровне не было регулярности, то ее не было бы и на макроуровне.

Квантовая механика имеет дело с тем фактом, что мы не знаем, как в каждом отдельном случае будет вести себя атом. Но нам известны возможные модели поведения и пропорции, в которых эти модели реализуются в действительности. Хотя совершенная форма причинного закона выглядит следующим образом: А «производит» В, также существует и менее совершенная форма: А «производит» С в n процентах всех случаев, D в m процентах всех случаев и т. д. Возможно, позднее мы получим возможность разложить А в законе менее совершенной формы на разные элементы, каждому из которых можно будет приписать определенный «результат» в соответствии с законом совершенной формы. Но случится ли это когда-нибудь или нет не имеет никакого значения для проблемы детерминизма. Несовершенный закон также является причинным законом, хотя и обнаруживает недостатки в нашем знании. А поскольку он выявляет специфический тип как знания, так и незнания, он открывает область применения вычисления вероятности. В отношении определенной проблемы мы знаем все о поведении целого класса событий, мы знаем, что класс А произведет определенные результаты в известной пропорции; но все, что мы знаем о каждом А в отдельности, это то, что он является членом класса А. Математическая формулировка этой смеси знания и незнания звучит так: мы знаем вероятность различных результатов, которые возможно могут быть «произведены» индивидуальным А.

Школа нео-индетерминизма в физике не понимает, что утверждение: А «производит» В в n процентах случаев и С в остальных случаях, эпистемологически не отличается от утверждения: А всегда производит В. Первое утверждение отличается от второго только тем, что объединяет в своем понятии А два элемента, Х и Y, которые совершенная форма причинного закона должна будет разграничить. Но вопроса о случайности не возникает. Квантовая механика не говорит: отдельные атомы ведут себя как клиенты, выбирающие блюда в ресторане, или избиратели, заполняющие бюллетени. Она говорит: атомы неизбежно следуют определенной модели. Это также проявляется в том, что предсказание об атомах не содержит ссылок ни на определенный период времени, ни на определенное местоположение во Вселенной. Если бы атомы неизбежно и полностью не управлялись бы законом природы, то нельзя было изучать поведение атомов в целом, т. е. без ссылки на время и место. Мы можем использовать термин «индивидуальный» атом, но мы никогда не должны приписывать «индивидуальному» атому индивидуальность в том смысле, в котором этот термин применяется к людям и к историческим событиям.

В области человеческой деятельности философы-детерминисты обращаются к статистике с целью опровергнуть доктрину свободы воли и доказать детерминизм в действиях человека. В области физики философы-индетерминисты обращаются к статистике с целью опровергнуть доктрину детерминизма и доказать индетерминизм в природе. Ошибка и тех, и других проистекает из путаницы относительно смысла статистики.

В области человеческой деятельности статистика является методом исторических исследований. Она описывает на языке чисел исторические события, происходящие в определенный период времени с определенными группами людей в определенной географической области. Ее смысл состоит как раз в том, чтобы описать изменения, а не нечто неизменное.

В области природы статистика является методом индуктивных исследований. Ее эпистемологическое обоснование и смысл заключается в твердой уверенности, что в природе существует регулярность и совершенный детерминизм. Законы природы считаются вечными. В каждый момент они действую полностью. То, что произошло в одном случае, также должно произойти и во всех других похожих случаях. Поэтому информация, сообщаемая статистическим материалом, имеет всеобщность в отношении классов явлений, к которым они относятся; они не относятся только к определенным периодам истории или определенным географическим местам.

К сожалению, эти две абсолютно отличные друг от друга категории статистики смешиваются. И вопрос еще более запутывается, когда их смешивают в понятии вероятности.

Чтобы распутать этот клубок ошибок, недоразумений и противоречий, давайте подчеркнем несколько трюизмов.

Как указывалось выше, человеческий разум не может думать о каком-либо событии как о беспричинном. Концепции случайности, если их должным образом проанализировать, в конечном счете не относятся к течению событий во Вселенной. Они относятся к человеческому знанию, предвидению и деятельности. Они имеют праксиологическую, а не онтологическую коннотацию.

Назвать событие случайным не означает отрицать, что оно – результат предшествовавшего состояния дел. Это означает, что мы, смертные люди, не знаем, случится оно или нет.

Наше понятие природы отсылает к удостоверяемой, перманентной регулярности во взаимной связи и последовательности явлений. Все, что случается в природе и может быть постигнуто с помощью естественных наук, представляет собой результат действия, повторяющегося снова и снова, одних и тех же законов. Естественные науки и познают эти законы. С другой стороны, исторические науки о человеческой деятельности имеют дело с событиями, которые наши мыслительные способности не могут интерпретировать как проявление общего закона. Они изучают индивидуальных людей и индивидуальные события, даже если изучают развитие масс, народов, рас и человечества в целом. Они исследуют индивидуальность и необратимый поток событий. Если естественные науки подвергают исследованию события, случающееся только однажды, такие, как геологические изменения или биологическую эволюцию видов, они смотрят на него как на пример действия общих законов. Однако история не в состоянии проследить события до действия вечных законов. Поэтому при изучении события первостепенный интерес представляют не черты, которые могут быть общими с чертами других событий, а его индивидуальные характеристики. Исследуя убийство Цезаря, история изучает не убийство, а убийство человека по имени Цезарь.

Само понятие закона природы, сила которого ограничена определенным периодом времени, является внутренне противоречивым. Опыт, будь то обыденные наблюдения в процессе повседневной жизни, или тщательно подготовленные эксперименты, относится к индивидуальным историческим случаям. Но естественные науки, направляемые их необходимым априорным детерминизмом, предполагают, что закон должен проявлять себя в каждом индивидуальном случае, и делают обобщения с помощью того, что называется индуктивным выводом.

Современную эпистемологическую ситуацию в области квантовой механики было бы корректно описать с помощью следующего утверждения: мы знаем различные схемы, в соответствии с которыми ведут себя атомы и мы знаем пропорции, в которых каждая из этих схем становится актуальной. Это описало бы состояние нашего знания как пример вероятности класса: мы знаем все о поведении всего класса в целом; о поведении отдельного члена класса мы знаем только то, что он входит в число членов класса[32 - О разграничении вероятности класса и вероятности события см.: Мизес Л. Человеческая деятельность. С. 103–108.]. Нецелесообразно и обманчиво применять к данным проблемам термины, используемые при изучении человеческой деятельности. К подобной фигуральной речи прибегал Бертран Рассел: атом «сделает» что-то, «существует определенный набор альтернативных вариантов, открытых для него, и он выбирает иногда один, иногда другой»[33 - Russell B. Religion and Science. (Home University Library). London: Oxford University Press, 1936. P. 152–158.]. Причина, по которой лорд Рассел избирает такие неуместные термины, становится очевидной, если мы примем во внимание тенденцию его книги и всех его работ. Он хочет стереть различие между действующим человеком и человеческой деятельностью, с одной стороны, и с нечеловеческими событиями, с другой. На его взгляд, «различие между нами и камнем только в степени»; ибо «мы реагируем на раздражения, и то же самое делают камни, хотя раздражений, на которые реагируем мы, меньше»[34 - Ibid. P. 131.]. Лорд Рассел позволяет себе не упоминать фундаментальную разницу в способе, которым «реагируют» камни и люди. Камни реагируют в соответствии с вечными моделями, которые мы называем законами природы. Реакция людей не отличается таким же единообразием; как говорят и праксиологи, и историки, люди ведут себя индивидуально. Еще никому не удавалось поделить разных людей на классы, каждый член которого ведет себя в соответствии с одной и той же моделью.

7. Автономия наук о человеческой деятельности

Фразеология, использовавшаяся в старом противоборстве детерминизма и индетерминизма, неуместна. Она не описывает корректно суть полемики.

Поиск знания всегда касается взаимной связи событий и познания факторов, вызывающих изменения. В этом смысле и естественные науки, и науки о человеческой деятельности подчинены категории причинности и детерминизму. Ни одно действие не может быть успешным, если не направляется истинным – в прагматическом смысле – пониманием того, что обычно называется отношением причины и следствия.

Науки о человеческой деятельности должны отвергнуть не детерминизм, а позитивистское и панфизикалистское искажение детерминизма. Они акцентируют на факте, что действия людей определяют идеи, и что, по крайней мере, при настоящем состоянии человеческой науки невозможно свести возникновение и трансформацию идей к физическим, химическим или биологическим факторам. Именно эта невозможность конституирует автономию наук о человеческой деятельности. Возможно, когда-нибудь естественные науки и будут в состоянии описать физические, химические и биологические явления, которые в теле человека Ньютона необходимо и неизбежно порождают теорию гравитации. А до тех пор мы должны удовлетвориться изучением истории идей как частью наук о человеческой деятельности.

Науки о человеческой деятельности ни в коем случае не отвергают детерминизм. Цель истории – полностью выявить факторы, действовавшие в процессе создания определенного события. История целиком и полностью руководствуется категориями причины и следствия. Ретроспективно вопроса о случайности не возникает. Понятие случайности, используемое при трактовке человеческой деятельности, всегда относится к неопределенности для человека будущих событий и ограничениях специфического исторического метода понимания будущих событий. Оно имеет отношение к ограничениям человеческого поиска знания, а не к условиям Вселенной или какой-то из ее частей.

Глава 6 Материализм

1. Две разновидности материализма

В современной речи термин «материализм» имеет два совершенно различных значения.

Первое связано с ценностями. Оно характеризует ментальность людей, которые желают только материального богатства, телесных удовольствий и чувственных наслаждений.

Второе значение является онтологическим. Оно обозначает доктрину, согласно которой все человеческие мысли, идеи, ценностные суждения и волеизъявления – продукты физических, химических и биологических процессов, происходящих в теле человека. В результате в этом смысле материализм отрицает значимость тимологии и наук о человеческой деятельности, праксиологии, а также истории; научными являются только естественные науки. В этой главе мы будем иметь дело только со вторым значением.

Материалистический тезис никогда не был доказан или конкретизирован. Материалисты не выдвигали ничего, кроме метафор и аналогий. Они сравнивают работу человеческого разума с действием машины или с физиологическими процессами. Обе аналогии несущественны и ничего не объясняют.

Машина представляет собой устройство, сделанное человеком. Она является осуществлением замысла и работает в точном соответствии с планом ее авторов. Продукт ее функционирования производится не чем-то, что находится внутри нее, а целями, которые посредством ее создания стремился осуществить конструктор. Именно конструктор и оператор, а не машина, создают продукт. Приписывать машине какую-либо активность – это антропоморфизм и анимизм. Машина не управляет своим функционированием. Она не движется; она приводится в движение и поддерживается в движении людьми. Она – мертвое орудие, используемое человеком, и останавливается как только действие импульса оператора прекращается. Материалист, прибегающий к метафоре машины, прежде всего должен объяснить: кто сконструировал человека-машину и кто им управляет? В чьих руках он служит орудием? Трудно найти другой ответ на эти вопросы, кроме одного: Создатель.

Автоматические устройства обычно называют самодействующими. Эта идиома также является метафорой. Расчеты производит не ЭВМ, а оператор посредством инструментов, искусно разработанных изобретателем. Машина не имеет интеллекта; она не думает, не избирает цели, не прибегает к средствам для осуществления преследуемых целей. Все это всегда делает человек.

Физиологическая аналогия более разумна, чем механистическая аналогия. Мышление неразрывно связано с физиологическими процессами. Насколько физиологический тезис просто акцентирует этот факт, он не является метафорическим; но он мало что говорит по существу. Ибо проблема как раз в том, что мы не знаем ничего о физиологических явлениях, составляющих процесс, производящий стихи, теории и планы. Патология предоставляет богатую информацию об ухудшении или полном уничтожении умственных способностей в результате повреждений мозга. Анатомия предоставляет не менее богатую информацию о химической структуре клеток мозга и их физиологическом поведении. Но несмотря на прогресс физиологического знания, о проблеме связи разума и тела нам известно не больше, чем древним философам, первыми задумавшимися над ней. Ни одна из их доктрин не была доказана или опровергнута вновь полученным физиологическим знанием.

Мысли и идеи не являются фантомами. Они реальны. Несмотря на неосязаемость и нематериальность, они являются движущей силой, вызывающей изменения в царстве осязаемых и материальных вещей. Они порождаются какими-то неизвестными процессами, происходящими в теле человеческого существа, и могут быть постигнуты только при помощи процессов такого же рода, происходящих в теле их автора или телах других человеческих существ. Их можно назвать творческими и оригинальными в той мере, в какой сообщаемый ими импульс и вызываемые ими изменения зависят от их возникновения. Мы можем выяснить все, что хотим о жизни идеи и результатах ее существования. О ее рождении мы можем узнать только то, что она порождена индивидом. Мы не можем проследить ее историю дальше в прошлое. Возникновение идеи суть инновация, новый факт, добавленный к миру. Для разума людей, вследствие недостатка нашего знания, идея являет собой что-то новое, что не существовало прежде.

Удовлетворительная материалистическая доктрина должна описать последовательность событий, происходящих в материи, производящей определенные идеи. Она должна объяснить, почему люди соглашаются или не соглашаются по определенным проблемам. Она должна объяснить, почему один человек добивается успеха в решении проблемы, а другие нет. Но ни одна материалистическая доктрина до сих пор этого не объяснила.

Поборники материализма сосредоточивают свои усилия на доказательстве несостоятельности всех других теорий, выдвигаемых для решения проблемы разума и тела. Особенно неистово они сражаются с теологическими интерпретациями. Однако опровержение теории не доказывает обоснованность другой теории, с ней не согласной.

Возможно, рассуждая о своей природе и происхождении, человеческий разум поступает слишком дерзко и самонадеянно. Может быть, действительно, как утверждает агностицизм, данное знание навсегда скрыто от смертных людей. Но даже если это так, это не оправдывает признание логическими позитивистами вопросов, возникающих в связи с данной проблемой, бессодержательными и бессмысленными. Вопрос не является бессмысленным только потому, что человеческий разум не может дать на него удовлетворительного ответа.

2. Аналогия секреции

Печально известная формулировка материалистического тезиса утверждает, что мысли находятся в таком же отношении к мозгу как желчь к печени или моча к почкам[35 - Vogt C. Kohlerglaube und Wissenschaft. 2d ed. Giessen, 1855. S. 32.]. Как правило, материалистические авторы более осторожны в своих высказываниях. Но по существу все, что они говорят, равносильно этому наводящему на размышление изречению.