Лютый гость

– Вот что, парнишка, ты мне это брось! Насильник – это тот… – он помялся, а потом ляпнул: – Это тот, кто теток мурыжит без их согласия, силой их берет, понял? А ты – просто магазинный воришка, который к тому же действовал по наущению или даже приказу матери-пропойцы! И мы докажем, что ты не виноват, не сомневайся!

От хохота Перпетуи, казалось, рассыплются стекла в окнах полицейского участка. Она так смеялась, что даже начала икать.

– Ну, насмешил ты меня, Гарри! «Мурыжит теток»! Сам-то ты давно кого-нибудь мурыжил, хоть с согласия, хоть без?

Перпетуя снова захохотала, но вдруг резко успокоилась и впилась в полицейского ненавидящим взглядом.

– Докажет он! Помнится, то же самое ты кричал, когда попался твой чертов дружок, да не больно-то чего доказал? Не правда ли, комиссар?

От Вилли не укрылось, как покраснел блюститель городского порядка и как заходили ходуном желваки на его лице. Ну, сейчас он задаст мамаше перцу!

Но никакого перцу Гарри его мамаше не задал. Более того, вся его злость, казалось, вышла, и он, постаревший и несчастный, опустился в свое кресло. Но и на лице Перпетуи торжества не было: похоже, ей стало не по себе, хоть она и продолжала хорохориться:

– Ну, теперь ты отпустишь меня, служивый?

Комиссар молчал.

– Знаешь, – понизила она голос до шепота, – выпить очень хочется, невмоготу просто! Этот вот, – в сторону Вилли вытянулся грязный палец, – не сумел ничего добыть, так может, у тебя чего есть, а?

Вновь залившись смехом, Перпетуя поднялась со стула.

– Бывай, Гарри! Где тут у вас выход?

Уже у самой двери она вновь повернулась и добавила:

– Сопляка можешь домой прислать или себе оставить, мне все равно.

Жалобно загудела дверная пружина, и дверь с громким стуком захлопнулась. Комиссар не посмел задерживать вздорную пьяницу: у него ничего на нее не было.

Гарри поговорил с руководством магазина, с собственным начальством и замял дело. На бумаге оно, конечно, осталось, но никакого наказания мальчишка не понес, если не считать распространившихся по округе слухов. Впрочем, слухи-то эти и были самым ужасным наказанием, почище даже, чем детская тюрьма, которой так боялся Вилли. Теперь и соседи, и одноклассники смотрели на него исподлобья, а иные и вовсе отводили глаза при встрече. Не раз он слышал за спиной шепот и тут же втягивал голову в плечи, словно боялся удара; учителя не оставляли его теперь в одиночестве в библиотеке и «классе с ценностями», а соседский парнишка Томми, пригласивший Вилли давеча на праздник по случаю своего дня рождения, подошел к нему на улице и без обиняков заявил, что мама-де не велела звать к себе воришек.

Вилли Кай молча сносил обиды, убедив себя, что сам виноват во всем случившемся. Если бы он не послушал матери и пошел тогда не в магазин, а прямиком в полицию, то и не случилось бы этого ничего. Дядька Гарри, который, как оказалось, был другом его отца, нашел бы способ укрыть его от гнева родительницы! С другой стороны, думал он, неужели же можно жаловаться на мать? Разве это не было бы предательством?

– А не она ли предала тебя, сынок? – спросил комиссар, когда Вилли поведал ему при случайной встрече о своих переживаниях. – Она должна гордиться таким сыном, а вот ты, милый мой, – стыдиться такой матери. Как бы там ни было, ты теперь в сложной ситуации, – добавил он со вздохом, – и в ближайшее время тебе придется нелегко, но время, дружок, лечит все раны и притупляет людскую память…

– Дядя Гарри…

– Что, малыш?

– А ты не можешь рассказать мне про папу? О чем это говорили вы с матерью тогда, в участке? Каких теток он мурыжил без разрешения?

Наивность и непосредственность мальчугана заставила комиссара улыбнуться.

– Могу, сынок, и расскажу, но позже. Видишь ли, история эта довольно грязная, а рассказ мой может отличаться от официальной версии и принести нам обоим проблемы. Но одно я скажу тебе совершенно точно – твой отец, Вилли, пострадал безвинно, и стыдиться его у тебя нет никаких оснований. Мир коварен, сынок, а некоторые особи, населяющие его, – он глянул вдаль и скрипнул зубами, – особенно.

Порывшись в кармане, комиссар полиции протянул Вилли монетку.

– На-ка вот, купи себе леденцов или еще чего…

– Не-а, дядька Гарри, магазины я теперь обхожу стороной.

Тот вздохнул:

– Ну, бывай!

Вилли грустно посмотрел вслед полицейскому и поплелся домой. У него было чувство, что его самого весь мир обходит теперь стороной.

В своей комнатушке, из окна которой были видны убегающая вдаль проселочная дорога и кусок леса, за которым голубела ленточка реки, Вилли старался поддерживать хоть какое-то подобие порядка. Он ежедневно подметал, а дважды в неделю мыл грубый дощатый пол большой серой тряпкой, вытирал с козырьков железной кровати и подоконника неизвестно откуда берущуюся пыль и каждое утро аккуратно заправлял свою постель, чтобы вечером вновь разобрать ее и, нырнув под одеяло, погрузиться в мир сновидений – тот мир, в котором он чувствовал себя почти счастливым.

С некоторых пор ему снились не только зеленая солнечная лужайка и его старые приятели-звери, но и менее приятные вещи, такие как супермаркет, полицейское отделение, детская тюрьма и полупьяная мать, то льнущая к нему и умоляющая украсть ей вина, то орущая благим матом и приказывающая «пойти стибрить водки». В своих снах он начал совершать продолжительные прогулки по окрестным рощам и берегу Фильса и даже направился как-то в сторону сверкавшей на солнце черепичными крышами деревеньки, но оробел и вернулся на луг. Кому-то может показаться, что он все больше отдалялся от реальности, но разве можно утверждать, что настоящая реальность – по эту, а не по ту сторону? Разумеется, малыш не читал произведений Кастанеды и понятия не имел об учении дона Хуана, но чувствовал и сам, что сны его – не просто красочные никчемные картинки, возникающие в его мозгу, а нечто гораздо большее и важное, нечто… настоящее. Мысли свои эти Вилли никому не поверял, так как, познакомившись поближе с человеческим обществом, боялся получить еще и ярлык сумасшедшего – клейма вора ему было вполне достаточно.

…Он тихонько спустился по темной лестнице и, переступив позабытое матерью старое цинковое ведро, пробрался к входной двери. Отодвинув засов, Вилли распахнул ее, полной грудью вдохнул свежий ночной воздух и негромко рассмеялся. Он не особенно осторожничал, так как знал, что спит и все, что тут происходит, ему подвластно. Настроение у парнишки было хорошим, как и всегда во сне, опасаться ему было нечего, и он настроился на очередную приятную прогулку по собственным владениям, где никто, кроме него, не смеет распоряжаться и приказывать.