Всевидящее око

– Напомните мне, пожалуйста, где нашли тело после исчезновения? – попросил я.

– Возле ледника, – ответил капитан Хичкок.

– А теперь, доктор Маркис, я вновь должен обратиться к вашим профессиональным знаниям. Если бы вам вдруг понадобилось сохранить извлеченное из груди сердце, как бы вы это сделали?

– Прежде всего я раздобыл бы какой-нибудь сосуд. Не слишком большой.

– А дальше?

Затем я бы сердце во что-нибудь завернул. Возможно, в кусок муслина[15 - Муслин – мягкая шелковая или хлопчатобумажная ткань.]. В крайнем случае в кусок газеты.

– Пожалуйста, продолжайте.

– А потом я бы обложил его… – Доктор умолк и поскреб свой кадык. – Я бы обложил его льдом.

Хичкок вскочил с койки.

– Вот оно что! – воскликнул капитан. – Значит, этот безумец не просто вынул сердце из тела Лероя Фрая. Он еще позаботился и о надлежащем хранении!

Я пожал плечами и развел руками.

– Безумцы порою бывают очень предусмотрительны.

– Но какая нечестивая цель заставила его это сделать? – не унимался капитан.

– Этого, капитан, я вам пока сказать не могу. Меня совсем недавно привезли в расположение академии.

В палату вернулась запыхавшаяся служительница и куда-то позвала доктора Маркиса. Куда именно – не помню. Я запомнил лишь досаду, ясно обозначившуюся на лице хирурга: ему очень не хотелось нас покидать.

Итак, я вновь оказался в обществе Тайера и Хичкока (ну и, конечно же, покойного кадета Фрая). Вскоре после ухода доктора Маркиса снаружи послышалась барабанная дробь, созывавшая кадетов на вечерний парад.

– Не стану скрывать, джентльмены, – сказал я им, – этот случай иначе как головоломкой не назовешь. Я сам в достаточной мере ошеломлен. Только одного я никак не могу взять в толк: почему вы не обратились к военным властям?

Ответом мне было долгое молчание.

– Случившееся с кадетом Фраем – это по их части, а не по моей, – сказал я.

– Мистер Лэндор, не соблаговолите ли вы немного прогуляться со мной? – предложил Сильвейнус Тайер.

Наша прогулка представляла собой хождение взад-вперед по коридору. Дошли до угла, повернули назад. Дошли до следующего угла. Снова повернули назад, будто полковник учил меня премудростям какого-то маневра. Тайер был ниже меня на целых четыре дюйма, но держался прямо и уверенно.

– Вы застали нас в весьма щекотливом положении, мистер Лэндор.

– Не сомневаюсь.

– Наша академия, – начал он неожиданно высоким тоном, отчего был вынужден смолкнуть и взять ниже. – Вероятно, вы знаете, что нашей академии нет еще и тридцати лет. И почти половину этого времени я исполняю обязанности ее начальника. Будет вполне справедливым сказать: ни возраст академии, ни стаж моего начальствования не являются впечатляющими.

Пока не являются, но это вопрос времени.

Как и любое сравнительно недавно учрежденное заведение, мы имеем и влиятельных друзей, и не менее влиятельных врагов.

– Президент Джексон[16 - Эндрю Джексон, седьмой по счету президент Соединенных Штатов, занимавший этот пост в 1829-1837 гг.], скорее всего, принадлежит ко второму лагерю? – спросил я, разглядывая половицы.

Тайер искоса поглядел на меня и тут же отвел глаза.

– Не стану брать на себя смелость утверждать, кто в каком лагере, – сказал он. – Знаю лишь, что мы здесь несем особую ношу. Сколько бы офицеров мы ни подготовили и как бы ни приумножили честь страны, нам все равно приходится обороняться.

– Обороняться? От кого, полковник?

Полковник Тайер, как и я, уперся глазами в пол.

– Нас едва ли не на каждом углу обвиняют в элитарности. Наши хулители заявляют, что мы отдаем предпочтение сынкам из богатых семей. Знали бы они, сколько наших кадетов происходят из семей простых фермеров, сколько здесь сыновей фабричных рабочих и мелких ремесленников. Это Америка, вышедшая из низов, мистер Лэндор.

«Америка, вышедшая из низов». Как красиво прозвучали его слова под сводами госпитального коридора!

– Что еще говорят ваши хулители, полковник?

– Они утверждают, будто мы слишком много времени уделяем инженерному обучению и не растим из наших кадетов настоящих солдат. Они обвиняют нас в том, что, став офицерами, наши кадеты получают в армии посты и должности, на которых впору служить людям, успевшим понюхать пороху.

«Таким, как лейтенант Мидоуз», – подумал я. Тайер продолжал шагать, соизмеряя свой шаг с приглушенным грохотом барабанов, долетавшим извне.

– Думаю, мне нет особой нужды называть еще один лагерь наших недругов. Я говорю о тех, кто считает, что Америке вообще не нужна регулярная армия.

– И что же они предлагают взамен?

– А что они могут предложить, кроме ополчения, как в давние времена? Сборище кичливых деревенских парней, воображающих себя солдатами и готовых наложить в штаны при первых звуках настоящей битвы, – с горькой иронией ответил полковник Тайер.

– Но в Войне за независимость победу нам принесло вовсе не ополчение, а профессиональные полководцы вроде генерала Джексона, – сказал я.

– Приятно слышать, что вы разделяете нашу точку зрения, мистер Лэндор. Но факт остается фактом: в Америке по-прежнему хватает тех, у кого человек в форме вызывает неприязнь.

– Потому мы и не носим формы, – тихо сказал я.

– «Мы» – это кто?

– Я говорю о констеблях, полковник. В Нью-Йорке вы не увидите в форме не только констебля, но и старших полицейских чинов. Вы правы: форма пугает людей.

Эти фразы не имели никакого отношения к делу кадета Фрая, но они высекли между мною и Тайером дружественную искорку. Правда, я не увидел на полковничьем лице улыбки (за все время нашего общения с ним я вообще не видел его улыбающимся), но кое-какие острые углы сгладились.

– Не стану скрывать, мистер Лэндор, что львиная доля выпадов направлена лично против меня. Кем меня только не называют! И тираном, и деспотом. Любимое словечко – варвар.

Полковник остановился. Казалось, он дожидался, пока смолкнут отзвуки произнесенного слова.

– Приятного мало, полковник. Я говорю о вашем положении. Вы понимаете: стоит распространиться слухам, что вы в академии установили драконовские порядки, а кадеты настолько подавлены и доведены до отчаяния, что готовы наложить на себя руки…

Слухи о смерти Лероя Фрая уже вылетели за пределы академии, – перебил меня Тайер. Его лицо побелело и стало похожим на кусок льда (все следы возникшей между нами симпатии исчезли начисто). – Я не в силах этому помешать, как не могу помешать людям строить собственные домыслы. Сейчас единственная моя забота – не допустить, чтобы расследование оказалось в руках… некоторых сторон. Я взглянул на него.

– Некоторых сторон в Вашингтоне? – уточнил я.