Капитан Ртуть

Безусловно, Хуарес и его генералы защищали независимость своей родины, но жестокость войск, состоящих в большинстве своем из подонков, придавала борьбе чудовищный характер. В городе, так приветливо принявшем французов, установился варварский режим. Мы не могли остаться равнодушными к страданиям тех, кого скомпрометировали[84 - Скомпрометировать – подорвать чью-либо репутацию, честное имя, опорочить]. Французские войска вернулись и снова водрузили наше знамя над Тампико.

Партизаны Карбахаля, Павона, Каналеса и Мендеса укрылись в окрестных деревнях. Торговля прекратилась. Таможенные пошлины упали до минимума.

Свирепствовали болезни. Морская пехота, сильно пострадавшая от эпидемии, была вынуждена покинуть город и вернуться в Европу. Что делать? Генерал Базен не колебался.

Вызвали полковника Дюпена. Капитан дю Валлон был назначен помощником командующего. Приступив к своим обязанностям, капитан тотчас призвал к себе Ртуть, который успел прославиться за год своей необычайной храбростью и выносливостью.

– Капитан, – сказал дю Валлон, – положение серьезное. Партизаны перекрыли коммуникации[85 - Коммуникации – совокупность путей сообщения, средств связи, органов печати и различных видов массовой информации], в том числе и речные. Индейцы не смеют появляться на рынках города. Нет возможности даже брать воду в окрестных источниках. Нам осталась лишь солонина да соленая вода… Дело идет о нашей чести и безопасности. Необходимо покончить с этим. Я надеюсь на вас…

– Мой капитан, – ответил Ртуть, – благодарю за оказанное мне доверие. Я готов!

– Сколько у вас человек?

– Пятьдесят восемь.

– Мало!

– Мы составим авангард[86 - Авангард – передовой отряд] и обязуемся прорвать блокаду, открыть вам дорогу.

– На это мы и рассчитываем. Не забудьте, что мы воюем не с отважными патриотами, а с бандитами, нападающими исподтишка, убивающими и калечащими плен

добр

ных. В этой беспощадной борьбе нет места ни слабости, ни жалости.

– Мой капитан, – гордо ответил Ртуть, – позвольте заметить, что французы не станут уподобляться бандитам. Мы убиваем или гибнем, но руки и души наши чисты…

Дю Валлон улыбнулся:

– Хорошо сказано. Рекомендуя энергичные действия, я не имел в виду жестокость. Вы правы, мы – французы и останемся французами. Но иногда терпение лопается… Знаете ли вы, что сегодня утром на улице произошло покушение на канцлера французского посольства, честного служащего, который всегда исправно делал свое дело и старался уменьшить ужасы войны?[87 - Все факты достоверны. (Примеч. авт.)] Много наших солдат подверглось вероломному нападению в темных закоулках.

Нам предстоит ликвидировать двух врагов. Первый – Карбахаль, храбрый воин, чьи отважные действия часто вызывали наше восхищение. Нужно во что бы то ни стало помешать ему объединиться с Кортеной. С ним предстоит, так сказать, война нормальная, честная. Будем биться, а не убивать.

Второй враг, в истреблении которого я особенно полагаюсь на вас, – это отряд бандитов, метко названных матадорами[88 - От глагола mator – убивать. Во время боя быков – человек, убивающий быка. Но существует и общее значение – убийца. (Примеч. авт.)] Они терроризируют всю страну, жгут фермы, убивают женщин и детей, нещадно грабят под предлогом патриотизма тех, кто проявил к нам малейшую симпатию… Обезображенные трупы – доказательство их зверств. Об отряде слагают легенды, убийцы внушают населению почти суеверный ужас. Говорят, будто бы командует ими женщина…

Ртуть прервал дю Валлона:

– Женщина! Не дочь ли это Бартоломео Переса, одного из самых непримиримых сторонников Хуареса?

– Да, именно о ней мне и говорили. А разве вы, капитан, уже сталкивались с этими негодяями?

В нескольких словах Ртуть рассказал о своих встречах с Долорой Перес и ее отцом.

– Здесь, – заключил он, – кроется какая-то тайна. Я узнаю все, клянусь вам! Бартоломео Перес – исчадие ада. Мой друг Бедняк, выносливость которого не уступает храбрости, так и не мог понять воздействия этого человека, парализовавшего его чувства. Не будь он истинным французом, Бедняк, чего доброго, поверил бы, что тут замешан дьявол.

– А его дочь, прозванная донья Альферес, ведущая извергов на грабежи и преступления?

Ртуть помолчал, потом промолвил:

– Я ничего не могу сказать, капитан. Я видел ее спящей, лицо показалось мне спокойным и красивым. Не знаю почему, но я почувствовал к ней симпатию. Во время сражения, охваченная гневом, она выглядела совсем другой. По правде сказать, капитан, эта девушка как будто находилась под воздействием демонической силы. В своем ли она уме?

– В своем уме или нет, – ответил дю Валлон, – донья Альферес очень опасна и должна быть уничтожена. Люди фанатически подчиняются ей, а она использует свою власть для черных дел… Банду матадоров нужно ликвидировать. Я поручаю вам эту предельно ответственную задачу.

– Слушаюсь, мой капитан. Когда приступать к исполнению?

– Я полностью полагаюсь на вас и, с согласия вашего командира, полковника Дюпена, предоставляю свободу действий. Вы отвечаете лишь перед вашей.совестью. Выполняйте задачу быстро, без колебаний. И добейтесь своего – вот все, что требуется. Берите с собой кого сочтете нужным… Избавьте нас от этого кошмара…

– Мы выступим этой же ночью.

– Удачи вам, капитан.

Ртуть вышел из комнаты. Он глубоко уважал молодого офицера, капитана Третьего стрелкового африканского полка, смелость которого оценил сам генерал Базен. Ртуть уже видел дю Валлона в деле и считал его одним из достойнейших и храбрейших сынов Франции.

Наш герой был полон решимости исполнить свой долг.

Дойдя до улицы Эсколеро, ведущей к главной площади, капитан Ртуть внезапно услышал яростные крики и выстрелы и поспешил туда.

ГЛАВА 3

Главная площадь. —Plateadosиaguaderos.– Папаша Реверди. – Отряд Бедняка. – Ртутисты. – Драма у Рио-Зарзеис. – Булочник в тесте. – Битва.

На главной площади Таможни, в Тампико, царило оживление. Это было место встречи всех щеголей и бездельников. Разодетые женщины прохаживались среди caballeros[89 - Кабальеро: рыцари, дворяне; как вежливое обращение – господин], чьи костюмы сверкали от золотого и серебряного шитья и блестящих пуговиц.

Никто бы не подумал, глядя на этих франтов и франтих, что скоро прольется кровь, что за улыбками кроются месть и дикая злоба, а в глубине бархатных глаз, таких нежных и томных, прячутся огоньки ненависти, готовые превратиться в молнии.

Иногда площадь пересекала французская рота с горнистами во главе. Зуавы, африканские стрелки, печатали шаг, глядя прямо перед собой, бесстрастные, подтянутые. Энергичные офицеры проходили приосанившись, но без рисовки…

Толпа расступалась, покорная и любопытная, без видимой враждебности. Кое-кто негромко переговаривался. Лица женщин с натянутыми улыбками походили на маски. Иногда мексиканки, закутанные в мантилью[90 - Мантилья – кружевная, обычно белая или черная накидка у испанок, покрывающая голову и верхнюю часть туловища] , из-под которой лишь поблескивали глаза-алмазы, принимались вышагивать рядом с нашими солдатами своей характерной, немного переваливающейся походкой и бросали розы, красные, как кровь. Горе неосторожным, поверившим этим кокеткам: утром, чуть забрезжил рассвет, не один труп, пронзенный кинжалом, был обнаружен в узких улочках.

Другие персонажи также постоянно прогуливались по главной площади, как неаполитанцы на площади Сан-Карло, вдыхая вечернюю прохладу и наслаждаясь ничегонеделанием. На голове у них широкое сомбреро со сверкающими галунами[91 - Галун – тесьма, шитая серебром или золотом, применяемая для украшения одежды, воинских и прочих служебных знаков различия], короткие одеяния расшиты затейливыми узорами из золота и серебра. Это высокие и сильные люди, их мускулы подчеркивались calzoneras, обтягивающими брюками с рядом пуговиц по бокам и свободными до колен. Белая ткань лежала на лодыжках широкими складками.

Великолепные парни, суровые и бронзоволицые. Вчера их можно было увидеть на склоне барранкоса, в партизанском дозоре, а завтра – у реки, наполняющими кожаные бурдюки[92 - Бурдюк – сосуд из цельной шкуры животного для хранения вина, кумыса, воды] для города, мучимого жаждой. Они убивали вчера, они будут убивать завтра…

Сейчас эти мексиканцы казались безобидными прохожими. Смешавшись с толпой, они подслушивали, шпионили, замышляли предательство. Некоторые вели себя вызывающе, как фанфароны[93 - Фанфарон – бахвал, хвастун] на театральных подмостках, разглядывали прохожих и, случалось, толкали тех, кто не успевал вовремя посторониться. Любопытно, но даже богато одетые жители города, возмущенно поворачивающиеся, чтобы потребовать у нахалов объяснения, улыбались, узнав caballeros, и приветствовали их.

Совсем иное дело – французы.

В тот самый вечер в кафе Реверди было полно посетителей. Надо сказать, что в Тампико немало убогих кабачков, pulquerias, куда наведывается беднота. Кафе же Реверди считалось единственным заведением для приличного общества и местной золотой молодежи.

Папаша Реверди, знавший всех в городе, слыл большим оригиналом. Тридцать с лишком лет прошло с той поры, как он основал свое заведение на главной площади, около здания таможни. Кто он по национальности – француз, итальянец, помесь индейца и испанца – никто не знал.

Столики, не помещаясь в кафе, загромождали всю улицу, как на парижских бульварах. Папаша Реверди неизменно стоял за стойкой, тщательно пересчитывал выручку, всегда спокойный и приветливый. Он любил рассказывать о том, что пережил семнадцать революций, прошумевших над Тампико. Во все времена папаша Реверди продолжал невозмутимо разливать водку, различные сомнительные ликеры и тяжелый маслянистый напиток из агавы, а по праздникам – бордо и шампанское, которые обожали caballeros.

Французские офицеры остановили свой выбор на богатом кафе Реверди. Это было лестно хозяину, но держался он осторожно, так как понимал, что могло ожидать его завтра.

Посетители разделились на две группы, между ними лавировал папаша Реверди, в своем вечном красном платке на длинных седых волосах. Одну группу составляли французы, в основном бойцы контргерильи, одетые в красные куртки, из-за чего мексиканцы прозвали их colorados[94 - Красные]. Солдаты были веселы и беспечны. Они привыкли каждый день рисковать жизнью и старались, пока возможно, развлекаться от души.

Другая группа состояла из местных жителей. Одни, равнодушные ко всему, пили себе ликер и дышали свежим вечерним воздухом. Другие сидели, развалившись на плетеных стульях, с сигаретой в зубах, нарочито отвернувшись от французов, будто не замечая смеха и болтовни двух десятков сынов старой Галлии[95 - Галлия – Так в древности называлась область, занимавшая территорию нынешних Франции, Бельгии, Северной Италии; затем это название сохранилось только за Францией, и по сей день французов иногда именуют галлами].