– Нет, monsieur Андрэ, не в мой! Я на континенте никогда не служил в жандармерии. Я был жандармом в колониях, а там браконьерствуют канаки, дичью же служат люди. Там охота – источник пропитания.
– Как же, помним! – засмеялся Фрикэ. – Нас двоих и еще доктора Ламперьера вы чуть не с вертела стащили.
– Ну, это пустяки. Я хотел только сказать, что жандармы бывают разные и что браконьеры тоже не все одинаковы. А скажите, monsieur Андрэ, в этой стране, где мы находимся, существует людоедство или нет?
– Здесь, в ста километрах от Сьерра-Леонского берега, – могу положительно сказать, что нет. К тому же здесь британские владения, а англичане очень суровы с неграми.
За беседой работа быстро подвигалась. Охотники работали усердно и старательно, несмотря на жару и духоту в лесу. Через час все три шкуры были содраны с искусством, которому мог бы позавидовать всякий натуралист, и аккуратно свернуты в ожидании негров-носильщиков, которые что-то долго не шли.
Андрэ в третий раз прислушался к смутному лесному гулу, среди которого он различил вдали нестройные крики.
– Наконец-то! Идут наши горланы.
На поляну выбежали человек двенадцать негров с копьями и ружьями. Они кричали, выли, размахивали руками, точно обезьяны.
– Масса!.. Несчастье!..
– Масса!.. Иди скорей!..
– Ах, какое несчастье…
– О! Бедная мадам!..
– Где мадам? Какое несчастье? – спросил с неудовольствием Андрэ.
Негры кричали все вместе, так что нельзя было ничего разобрать. Андрэ приказал им замолчать. Выбрав одного из них, который с виду казался смышленее остальных, он спросил его, в чем дело.
– Масса, там белая женщина.
– Какая?
– Не знаю.
– Нечего сказать – объяснил. Дальше?
– Горилла…
– Какая горилла?
– Из леса…
– Правильно. Верю, что из леса, живая, а не чучело из музея. Ну?
– Она похитила белую мадам… Понимаете?
Андрэ невольно вздрогнул. Негр, по-видимому, говорил правду, хотя какими судьбами могла попасть сюда, в африканский лес в двадцати милях от Фри-Тауна[1 - Здесь и далее сохранены географические названия, принятые в конце XIX – начале XX вв.], белая женщина?
Но гориллы часто похищают женщин, и Андрэ решил проверить этот факт. Крикнув товарищей и зарядив оружие, он во главе своего небольшого отрядика кинулся в погоню.
Глава II
Идти девственным лесом всегда трудно, а в особенности опушкой или около лесных полян.
В середине леса, под деревьями, высокая трава расти не может, потому что солнце под деревья совсем никогда не заглядывает. Там нет и лиан, один только гладкий мох устилает старую девственную почву, покрытую растительным перегноем. Путнику тут нужно остерегаться не только скрытых трясин, невидимых болот, предательских оврагов и неожиданных бугров, но и стараться не запнуться о сваленное дерево. И все-таки путь по такому лесу не очень труден. Но вот истинное мучение – когда приходится идти лесами, наполовину выгоревшими от тропических гроз, что бывает далеко нередко. Новые деревья с громадными прическами из лиан с необычайной быстротой вырастают на месте погибших, а внизу из девственной, жирной почвы с силой тянутся густая, высокая трава и древовидные растения.
От такого буйства зелени ботаник придет в неописуемый восторг, а путешественник и исследователь – только в ярость, потому что продвигаться вперед тут можно лишь с большим трудом, с каждым шагом расчищая себе дорогу тесаком или топором. Со всех сторон его будут опутывать лианы, начнут спотыкаться ноги о корни, колючки впиваться в тело, задыхаясь от жары, обливаясь по?том, весь искусанный насекомыми, путник измучится вконец и проклянет тот час, когда он забрался в эти непроходимые дебри.
В таком именно положении оказались три европейца, когда покинули лесную поляну, услыхав от испуганных негров весть о похищении гориллой неизвестной белой женщины.
Андрэ и Фрикэ, движимые благородством и великодушием, беспокойно рвались вперед, прокладывая себе дорогу тесаками; старый солдат не отставал от них и тоже энергично работал тесаком, но при этом вспоминал всех чертей и проклинал вместе с гориллами все то, что не принадлежало к сильному полу.
– Женщина – в девственном лесу! Занесет же нелегкая! Если бы не моя преданность к вам, monsieur Андрэ, и этому мальчишке Фрикэ, ни за что бы я не пошел выручать эту особу. Пусть бы общалась со своей обезьяной, как сама знает.
– И это говорит Барбантон, старый солдат, верой и правдой служивший столько лет Венере и Беллоне!
– Верой и правдой, monsieur Андрэ, в том-то и дело.
– Так неужели же вы оставили бы несчастную женщину в таком ужасном положении?
– А за каким рожном она сюда забралась? Кто ее звал?
– Спасем ее сперва, а разнос ей сделаем уже потом.
– Знаете, monsieur Андрэ, я не чувствую ни малейшего воодушевления.
– Тем лучше! Хладнокровие – первое дело на войне.
– Я не то совсем хочу сказать! Я хочу сказать, что иду с вами против воли, как бы по принуждению.
– Барбантон, у вас нет сердца.
– Точно так, monsieur Андрэ.
– У него сердце съела его жена, Элодия Лера, – не правда ли, жандарм? – спросил насмешливо Фрикэ.
– Правда, Фрикэ. Старого солдата, кавалера с шевронами и медалями, она едва-едва не ввела в страшный грех…
– Но ведь вы находитесь теперь в тысячах двухстах милях от вашего домашнего бича.
– Тут и десяти тысяч миль мало. Это такая гиена, такая ведьма! Настоящий черт в юбке. Волчица. Тигрица. Змея подколодная…
– Да вы никак всех зверей хотите перебрать, – засмеялся Фрикэ. – Назовите ее уж лучше прямо зверинцем – и дело с концом.
– Ведь вы сами знаете, на что она способна.
– Это верно. Вам не повезло. В брачной лотерее вам достался несчастливый номер. Но это все же не основание для того, чтобы мерить всех женщин одним аршином и ненавидеть их всех без разбору.
– Для спасения ребенка я бы кинулся к акулам, в огонь, в расплавленное олово.