И началось одно из тех неумолимых, ожесточенных преследований, которые знакомы только этим охотникам за лошадьми, по целым неделям скачущим по какому-нибудь следу с фантастической неутомимостью краснокожих.
Непогода, усталость, лишения – ничто не останавливает, не удерживает их. Они несутся по лесам, равнинам, долинам, не сбиваясь с пути, никогда не смешивая с другими тот след, который с высоты своего седла узнают между сотнями других.
Бессребреник между тем, не тушуясь, продолжал гнать свою лошадь. Наконец, у него вырвался крик радости, хотя, кажется, мудрено было бы найти в его положении причину для веселья: он увидал на траве ясные следы колес повозки. Кругом трава была примята лошадьми, которых было семь или восемь.
Не было сомнения: миссис Клавдия и ее похитители проехали здесь.
– О, я спасу ее! – воскликнул Бессребреник.
Следы вели в бесконечную равнину, волновавшуюся, как море.
Бессребренику оставалось лишь направиться туда же, что он и сделал, не теряя времени.
Ковбои не отставали, но расстояние между ними и джентльменом не уменьшалось. Они, по-видимому, предвидели продолжительное преследование и щадили лошадей.
Уверенные, что не потеряют след, ковбои хотели доставить себе удовольствие, разыграв настоящую охоту, где роль дичи отводилась человеку. Можно было предположить, что продлится это несколько дней и в конце не обойдется без какого-нибудь приключения, так как жертва была не из тех, чтобы сдаться сразу.
Итак, они скакали, разговаривая, куря, жуя жвачку, разнообразя времяпрепровождение криками или стрельбой из ружей.
Бессребреник слышал свист пуль, но не отвечал, он берег патроны.
Ночью все расположились там, где их застала темнота.
Опасаясь внезапного нападения джентльмена, ковбои поочередно несли дежурство, остальные спали.
Бессребреник провел бессонную ночь, вглядываясь в темноту, прислушиваясь и не выпуская из рук поводья лошади, которую он разнуздал, чтоб она могла свободно пастись.
На рассвете он снова сел на лошадь и первый пустился в путь; ковбои, по-видимому, не торопились. Но он знал, что под этим видимым спокойствием клокочет ужасный гнев и что преследование скоро начнется с еще большим упорством и ожесточением.
Прошло несколько часов без всякой перемены в положении дел. Лошадка Бессребреника бежала себе иноходью, не выказывая никакой усталости. Сам он по-прежнему твердо сидел в мексиканском седле, как в минуту выезда, и походил скорее на доброго «ранчеро», объезжающего свои пастбища, чем на человека, за которым гонится шайка разбойников.
Он все так же ехал по следу повозки и терялся в догадках о причине похищения молодой женщины и о месте, куда ее увезли.
Уже давно началась совершенно дикая местность. Не видно было ни ранчо, ни поселка, ни одинокой фермы или хижины – ничего! Всюду расстилалась однообразная пустыня, поросшая травой.
Бессребреник заметил между тем, что желтоватая трава становится гуще и выше и уже доходит до стремян.
Наступала вторая ночь, и, несмотря на свою выносливость, джентльмен начинал чувствовать усталость. Уже два часа ковбоев не было видно, и Бессребреник надеялся, что они далеко. Тем не менее он был настороже. Лошадь, насытившись, легла, а он сел возле нее, противясь всеми силами сну, который начинал одолевать его. Глаза его закрылись. Ржание и толчок разбудили джентльмена. Он сразу вскочил и удержал за узду обезумевшее животное.
Его окружало море огня. Вся степь кругом пылала, земля и небо сливались в одном зареве, и пламя подступало все ближе. Воздух становился все жарче. Пламя приближалось прыжками, между тем как вверху взвивался густой столб дыма, через который пробивались огненные языки.
Он сразу вскочил и удержал за узду обезумевшее животное. Его окружало море огня
Страшный треск, как будто от сотни мчавшихся вагонов, покрывал всякий другой шум. Лошадь дрожала всем телом, ежилась и прижималась к хозяину, будто прося помощи.
Но выхода не было. Огненный круг сомкнулся. Пытаться прорваться через него верхом было бы безумием, да и лошадь противилась, вставала на дыбы и пятилась в еще свободное от пламени пространство, которое все уменьшалось.
Через несколько минут наступит агония ужасной смерти – казалось, что ничто уже не сможет спасти Бессребреника.
Глава XIII
Среди ковбоев много подонков, отходов общества. Обыкновенно за это ремесло – тяжелое, но не требующее предварительной подготовки, – берутся с отчаяния люди, попробовавшие себя во многом и всюду потерпевшие неудачу.
Они вообще не любят распространяться о подробностях своих прежних занятий и не рассказывают много о семье или родных.
Только акцент и английское дурное произношение изобличают в них иностранцев. Попадаются среди них англичане, немцы, испанцы, французы, но, конечно, большая часть – янки. Очень немногие сохраняют свою настоящую фамилию, большинство же принимают какое-нибудь прозвище.
Случается, что в один прекрасный день под влиянием винных паров у человека вдруг взыграет кровь, мозг воспламенится, в нем пробудятся воспоминания – и, ко всеобщему изумлению, ковбой перерождается: он начинает выражаться изящно, говорить о вещах, не имеющих никакого отношения к его пастушьей профессии, – одним словом, на минуту превращается в джентльмена.
Но лишь только хмель слетит, человек снова возвращается к грубой действительности. Он смутно помнит, что нарушил свое инкогнито, и на следующий же день отправляется к хозяину-ранчеро просить расчет, получает положенное ему жалованье и уходит.
Иногда ему, без всякой видимой причины, после двух-трех месяцев вдруг надоедает жить на одном месте, и он внезапно покидает ранчо.
Почти нет примеров, чтобы ковбой долго, несколько лет прожил у одного и того же хозяина. В душе этого цивилизованного человека, бросившего общество равных себе, чтобы приблизиться, насколько возможно, к природе, пробуждается инстинкт бродяги. Хозяева весьма снисходительны при найме этого беспокойного элемента. Они не спрашивают у ковбоя имени, не интересуются его происхождением. Одетый в традиционный костюм, при необходимой в его деле амуниции, ковбой входит в общую залу, садится перед огнем, покуривая трубку или жуя табак, и остается на сколько ему вздумается, – на один, два, три дня или больше. Товарищи делятся с ним помещением, пищей, виски и табаком.
Если дом ему нравится и ему захочется остаться, он спрашивает себе работу. В противном случае он отправляется в соседнее ранчо, где снова находит гостеприимный прием, и так до тех пор, пока не подыщет себе подходящего места.
Такая бесшабашная жизнь имеет неизъяснимую прелесть для этих людей, ставящих выше всего свободу. Для них почти немыслимо отказаться от подобного существования.
Обанкротившиеся купцы, учителя без дела, врачи, уличенные в нарушении закона, моряки-дезертиры, адвокаты без практики, аптекари, повара, механики, парикмахеры, сделавшись ковбоями, никогда не возвращаются к покинутой профессии. Приняв неизменно живописную наружность искателей приключений, они живут и умирают ковбоями.
Из этой краткой характеристики становится ясно, до каких крайностей могут дойти подобные люди вдали от цивилизованной жизни, в стране, где правят произвол и насилие.
Они чрезвычайно усердные работники, так как очень самолюбивы; но, раз загуляв, уже не знают меры и относятся к человеческой жизни – своей собственной или чужой – с полным презрением. Таким образом, трудно назвать что-либо, чего не изведал бы ковбой в течение своей жизни, иногда ему случается даже делать… добро.
Вот от каких людей Бессребренику приходилось защищать свою жизнь, а миссис Клавдии свою свободу и, может быть, честь! Молодая женщина находилась во власти худших из худших, положение ее было критическим, и выручить ее могли лишь храбрость Бессребреника или миллионы Джима Сильвера.
Ковбой, поднявший телеграмму, так некстати оброненную миссис Клавдией, считался самым отъявленным негодяем в местности, где подобных ему было много. Прозвище его было Желтая Птица, и он получил его при страшном стечении обстоятельств.
Ковбой принадлежал к шайке бездельников, маскировавшихся под индейцев, чтобы грабить ранчо, поезда переселенцев, одиноко стоящие фермы, а иногда даже целые деревни.
В совершенстве подражая костюму и татуировке краснокожих и зная их язык, эти ковбои под видом настоящих индейцев совершали всякого рода преступления.
Желтая Птица, жадный до денег, извлекал из грабежей для себя еще и добавочный доход. Известно, что существуют охотники за скальпами, или волосами, которые индейцы снимают с голов убитых ими врагов. Скальп состоит не из одних волос, но из волос с кожей, которую жестокий воин сдирает с головы, предварительно сделав ножом круговой надрез через затылок и лоб.
Эти мрачные трофеи, все более редкие, находят себе покупателей и продаются по сто, двести, триста долларов и больше.
Итак, Желтая Птица, имевший постоянный сбыт подобного товара, скальпировал всех, кто ему попадался под руку.
Усердные преследования со стороны полиции и племени настоящих сиу заставили его отказаться от прибыльного занятия. Желтая Птица сделался ковбоем и поселился возле Нью-Ойл-Сити.
Его соучастник некогда был адвокатом, который из-за разногласий с законом сначала попал в тюрьму, а затем в прерии Запада.
Прозвище Дик-Бэби он получил благодаря своему розовому, пухлому, как у ребенка, лицу, никогда не загоравшему под жгучим солнцем прерии.
Изворотливый пьяница, жестокий, но несколько трусливый, он обладал никогда не иссякающим красноречием.
Похищение миссис Клавдии и проект получения за нее выкупа у серебряного короля были идеей Желтой Птицы; подобрать же с полдюжины помощников не составляло труда. Затем Желтая Птица и Дик-Бэби отправились к миссис Клавдии. Она приняла их, не раздумывая поверив на слово, что они явились от имени ковбоев для переговоров с администрацией. Когда они вошли, Дик-Бэби начал какую-то вступительную фразу, а Желтая Птица, подойдя тем временем сзади, накинул миссис Клавдии на рот платок.