Капитан Сатана, или Приключения Сирано де Бержерака

II

Кюре, также придав своему лицу серьезное выражение, приготовился внимательно слушать.

– Жак, некогда ты поклялся мне, что рад был бы пожертвовать всей своей жизнью ради меня! – начал незнакомец.

– Да, и готов сейчас же подтвердить эту клятву! – ответил кюре, пожимая руку друга.

– Ну и ручка! – пробормотал Савиньян, изящным жестом встряхивая побелевшие пальцы. – Из нее трудновато будет вырвать что-нибудь, раз она взялась охранять!

– А что, разве ты хочешь дать мне что-нибудь на хранение?

– Да, и ты должен, в случае надобности, как дракон защитить этот драгоценный документ!

Глаза священника заблестели и, указывая рукой на висевшую в углу рапиру, он просто проговорил:

– Вот она, память отцов! Я еще не разучился владеть ею!

– Еще бы; я еще до сих пор помню, как во время детских игр ты задавал мне хорошие потасовки вот этой самой, рапирой! Какая досада, право, что ты не солдат! – с жаром воскликнул Савиньян.

– Господь призвал меня к другому! – ответил кюре, подавляя овладевшее им волнение. – Ну, продолжай, Савиньян! – добавил он после небольшой паузы.

– Жак, сначала мне не хотелось поручать тебе этого опасного дела, достойного воина, а не пастыря. Но где мне, однако, найти такую преданную, неподкупную душу, такое мужественное, благонадежное сердце?! Да, где найти человека, который, не рассуждая и не выспрашивая, взял бы на себя эту обязанность? И вот я пришел к тебе за помощью!

– И прекрасно сделал, Савиньян!

– Так слушай же: дело, которое я тебе вверяю, мне поручено другим лицом, и я поклялся ему добиться благоприятного результата. Тебе ведь хорошо известна моя жизнь, полная всевозможных приключений и случайных опасностей. Не сегодня-завтра я могу пасть от шальной пули или удачный удар сабли отомстит мне, наконец, за все те удары, какие я так щедро расточал другим!

– Да простит их тебе Господь! – набожно проговорил кюре.

– Итак, с моей смертью документ, взятый мною на сохранение, попадет в чужие руки, а еще хуже – в руки лиц, заинтересованных в этом деле. Вот чего я боюсь и чего ты поможешь мне избежать благодаря своему уму и силе Возьми их, – и я могу спокойно умереть, зная, что ты выручишь меня!

– Уж не завещание ли свое ты думаешь дать мне на хранение? – спросил кюре, удивленный таким торжественным вступлением.

– Мое завещание?! Какое, к черту, завещание может оставлять человек, который, подобно философу Биасу, все имущество носит на себе? – с улыбкой возразил Савиньян.

– Что же тогда?

– Ведь я же говорил тебе: я поручаю тебе то, что мне вверено!

Жак с недоумением и любопытством взглянул на молочного брата.

Савиньян молча вынул из кармана бумажный пакет, перевязанный зеленым шелковым шнурком и закрепленный еще совсем свежей печатью Не было ни надписи, ни герба. Лишь на печати на гладком фоне, усеянном звездами, затейливо переплетаясь, красовались две буквы: С и Б.

– Таким образом, вид таинственного пакета ничего не объяснил священнику. Между тем Савиньян приблизил к глазам его пакет и, похлопывая пальцем по печати, серьезно проговорил:

– Здесь хранится судьба человека, участь целой семьи, решение тайны жизни и смерти!

– Давай! – решительно проговорил кюре, протягивая руку.

– Теперь, милый Жак, – сказал Савиньян, отдавая документ и вставая из-за стола, – конверт этот ты будешь хранить до тех пор, пока я сам не возьму его у тебя или пока ты не убедишься в моей смерти!

– Ну а в последнем случае?

– Тогда ты взломаешь печать и найдешь там мою собственноручную рукопись, в которой изложены дальнейшие указания относительно документа!

– Какие же указания?

– Такие, что, следуя им, ты исполнишь точно и последовательно все то, что я обещал. Как видишь, пока я обретаюсь в этой юдоли плача и скрежета зубов, твоя роль дракона не особенно трудна!

– Правда!

– Но ты не унывай, тебе предстоит еще довольно приятная обязанность подобрать мои бренные останки, когда какой-нибудь молодчик всадит мне примерно дюймов шесть железа в грудь и оставит валяться где-нибудь на поле!

– Ну, думаю, не родился еще такой молодчик! – сказал кюре успокоительно.

– Как знать?! Во всяком случае, меры предосторожности приняты, и я спокоен! – прибавил Савиньян, выпивая свою рюмку с видом человека, довольного собой.

– Савиньян, позволь задать тебе еще один вопрос, – проговорил кюре. – Мне кажется, в подобном деле лишний вопрос не повредит. Если бы, например, от твоего имени явился ко мне кто-нибудь за этим документом, то как мне поступить тогда?

– Будь то сам папа или сам король, ты расквитаешься с ним, как с обманщиком!

– Ну а если он употребит в дело силу?

– Тогда ты прикончишь его! – мрачно проговорил Савиньян, указывая глазами на рапиру, висевшую в углу.

Не нужно думать, будто эти грозные слова смутили почтенного пастыря: он жил в ту эпоху, когда требник и сабля мирно покоились у изголовья духовных лиц.

Жак молча пожал руку молочного брата, как бы скрепляя их дружеский союз, и Савиньян понял, что ему можно спокойно ехать.

Часы на башне пробили одиннадцать. Савиньян взялся за свой плащ.

– Ты уже покидаешь меня?

– Да!

– Куда ты теперь?

– Туда! – ответил Савиньян, указывая рукой в окно, где на противоположном берегу Дордоны на совершенно ясном небе рельефно вырисовывалась темная масса фужерольского замка.

III

Когда топот лошадиных копыт совершенно стих, кюре молча вернулся в свою комнату и направился к кровати, где у изголовья стоял маленький дубовый шкаф. Спрятав в него пакет и тщательно закрыв тяжелые двери, он благоговейно преклонил перед образом колена, весь погрузившись в горячую молитву за дорогого друга и брата. Добрый священник молил Всевышнего защитить его брата от опасностей, и без того часто встречавшихся на его пути, а теперь и подавно, благодаря таинственному делу, ради которого Савиньян только что приезжал к нему.

Между тем наш путешественник быстро приближался к цели своего путешествия. Пробило двенадцать часов, когда он очутился у ворот фужерольского замка, но, несмотря на такое позднее время, там еще не спали: везде мелькали огни, прислуга сновала вдоль длинных коридоров, о чем-то таинственно перешептываясь и группируясь у дверей, ведущих в барские комнаты.

Въехав в большой двор и бросив поводья подбежавшему конюху, Савиньян быстро направился к лестнице, ведущей на первый этаж, и здесь столкнулся с управляющим поместьем.

– Ну что, как дела, Капре? – спросил он.