Маленькие женщины. Хорошие жены

На следующий день Эми пришла в школу довольно поздно, но не смогла устоять перед искушением с горделивым видом (простим ей это) выставить на обозрение влажный сверток в коричневой бумаге, прежде чем спрятать его в самый дальний угол парты. Не прошло и нескольких минут, среди её «компании» прошёл слух, что Эми Марч купила двадцать четыре восхитительных лайма (один она съела по дороге в школу) и собирается всех угостить, что вызвало совершенно ошеломляющее внимание всех её подружек. Кэти Браун тут же пригласила её на следующую вечеринку. Мэри Кингсли настояла на том, чтобы одолжить ей свои часики до перемены, а Дженни Сноу, юная насмешница, которая подло высмеивала Эми за отсутствие у той лаймов, сразу же зарыла топор войны, предложив ей дать ответы на некоторые ужасающие задачи. Но Эми не забыла резких замечаний мисс Сноу, что «кое у кого нос хоть и плоский, но он всё равно суёт его в чужие лаймы, а у кого-то нос хоть и высоко задран, но это не мешает ему попрошайничать», и она мгновенно разбила надежды «этой девицы Сноу» уничтожающим посланием: «Нет нужды вдруг становиться такой учтивой, вы всё равно ничего не получите».

В то утро школу посетила некая знатная особа, и прекрасно выполненные географические карты Эми удостоились её похвалы, и эта честь, оказанная её врагу, терзала душу мисс Сноу, из-за чего мисс Марч напустила на себя вид молодого учёного павлина. Но, увы, увы! Гордыня до добра не доведёт, и мстительная Сноу нанесла ответный удар, закончившийся полным фиаско Эми. Едва гостья произнесла обычные банальные комплименты и откланялась, как Дженни, под предлогом важного вопроса, сообщила учителю, мистеру Дэвису, что Эми Марч прячет в парте маринованные лаймы.

Мистер Дэвис недавно объявил лаймы контрабандным товаром и торжественно поклялся публично наказать первого, кто будет уличён в этом нарушении правил. Этот очень терпеливый человек весьма преуспел в изгнании жевательной резинки после долгой и изнурительной войны. Он развёл костёр из конфискованных романов и газет, искоренил частную переписку, запретил гримасничать, давать прозвища и рисовать карикатуры, то есть сделал всё, что по силам одному человеку, чтобы держать в узде полсотни непослушных девочек. Мальчики, видит Бог, довольно сильно испытывают человеческое терпение, но девочки – гораздо сильнее, особенно если они досаждают нервным джентльменам, склонным к тирании, которые способны к преподаванию не более, чем доктор Блимбер [25 - Персонаж романа Чарльза Диккенса «Домби и сын» (1846–1848).]. Мистер Дэвис в совершенстве знал греческий, латынь, алгебру и всевозможные «-ологии», поэтому его называли прекрасным учителем, игнорируя его воспитание, нравственный облик, эмоции и тот пример, который он мог подать своим ученицам. Это был самый благоприятный момент, чтобы обличить Эми, и Дженни об этом знала. В то утро мистер Дэвис, очевидно, выпил слишком крепкий кофе; дул восточный ветер, который всегда дурно действовал на его нервную систему, и его ученицы не оказали ему того уважения, которое он, по его мнению, заслуживал. Поэтому, говоря выразительным, но не столь изящным языком школьниц «он был зол, как карга, и сердит, как медведь». Слово «лаймы» словно воспламенило порох, жёлтое лицо учителя покраснело, и он стукнул по столу с такой силой, что Дженни помчалась к своей парте с необычным проворством.

– Внимание, девочки!

Его суровый окрик оборвал жужжание в классе, и пятьдесят пар голубых, чёрных, серых и карих глаз послушно уставились на его внушающее страх лицо.

– Мисс Марч, подойдите ко мне.

Эми поднялась, сохраняя внешнее спокойствие, сжимаясь внутри от страха, потому что лаймы давили на её совесть.

– И захватите с собой лаймы, которые вы прячете в своей парте, – неожиданно раздался приказ, который остановил её, не успела она встать.

– Все не бери, – прошептала её соседка, юная леди, отличавшаяся хладнокровием.

Эми поспешно вытряхнула из свёртка полдюжины лаймов и положила остальные перед мистером Дэвисом, чувствуя, что любой мужчина, у которого есть сердце, должен смягчиться, когда этот восхитительный аромат коснётся его носа. К несчастью, мистер Дэвис особенно сильно ненавидел запах модного маринада, и отвращение только усилило его гнев.

– И это всё?

– Не совсем, – запинаясь, пробормотала Эми.

– Немедленно принесите остальное.

Бросив отчаянный взгляд на свою компанию, она повиновалась.

– Вы уверены, что ничего больше нет?

– Я никогда не лгу, сэр.

– Да, я вижу. А теперь возьмите эту мерзость в руки и бросайте в окно по две штуки.

Девочки одновременно издали вздох, отчего по классу пронёсся лёгкий ветерок, и последняя надежда улетучилась, когда угощение было вырвано из их алчущих губ. Покраснев от стыда и гнева, Эми ходила туда и обратно шесть ужасных раз, и когда каждая обречённая пара лаймов – о, таких пухленьких и сочных! – выпадала из её рук, неохотно ронявших их в окно, крики с улицы усугубляли страдания девочек, ибо они означали, что их заклятые враги – ирландские детишки – торжествуют, лакомясь их угощением. Это… это было уже слишком. Все бросали негодующие или умоляющие взгляды на неумолимого Дэвиса, а одна страстная любительница лаймов не выдержала и заплакала.

Когда Эми вернулась из своего последнего похода к окну, мистер Дэвис издал зловещее «Гм!» и сказал самым внушительным тоном:

– Юные леди, вы помните, что я говорил вам неделю назад. Мне очень жаль, что так получилось, но я никогда не позволяю нарушать свои правила и всегда держу своё слово. Мисс Марч, протяните руку.

Эми вздрогнула и, заложив обе руки за спину, обратила на него умоляющий взгляд, говорящий лучше, чем слова, которые она не могла произнести. Она была одной из любимиц «старины Дэвиса», как его, конечно, называли, и, по моему личному убеждению, он нарушил бы своё слово, если бы одна неугомонная молодая леди не выразила своего возмущения шипением. Это шипение, хотя и чуть слышное, разозлило вспыльчивого джентльмена и решило судьбу преступницы.

– Вашу руку, мисс Марч! – было единственным ответом на её немой призыв, и Эми, слишком гордая, чтобы плакать или умолять, стиснув зубы, вызывающе вскинула голову и, не дрогнув, стерпела несколько обжигающих ударов по своей маленькой ладошке. Ударов было несколько, и они были несильными, но для неё это уже не имело значения. Впервые в жизни её ударили, и позор в её глазах был таким страшным, как будто её опрокинули на землю.

– Теперь вы будете стоять на помосте до перемены, – сказал мистер Дэвис, решив довести дело до конца, раз уж он его начал.

Это было ужасно. Ей было бы достаточно тяжело даже вернуться на своё место и видеть сочувствующие лица своих подруг или довольные физиономии её немногочисленных врагов, но стоять на виду перед всей школой, только что перенеся такой позор, казалось просто невыносимым, и на секунду ей показалось, что она упадёт и расплачется, разбив своё сердце. Горькое чувство несправедливости и мысль о Дженни Сноу помогли ей это вынести, и, заняв позорное место на помосте, она, не мигая, смотрела на дымоход, который возвышался над тем, что теперь казалось морем лиц, и стояла там, такая бледная и неподвижная, что девочкам было трудно заниматься, видя перед собой эту жалкую фигуру.

В течение следующих пятнадцати минут гордая и чувствительная девочка испытывала стыд и боль, о которых помнила всю жизнь. Другим это могло показаться смешным или банальным, но для неё это был тяжёлый опыт, потому что все двенадцать лет жизни её окружала только любовь и никогда прежде она не исытывала подобные удары. Ноющая рука и щемящее сердце отступили на второй план при мысли: «Мне придётся рассказать об этом дома, и все будут так разочарованы во мне!»

Пятнадцать минут показались ей целым часом, но наконец они подошли к концу, и слово «перемена!» никогда ещё не казалось ей таким приятным.

– Вы можете идти, мисс Марч, – сказал мистер Дэвис с чувством неловкости. Он не скоро забыл укоризненный взгляд, брошенный на него Эми, когда она, молча прошествовала прямо в переднюю, схватила свои вещи и покинула это место «навсегда», как она в сердцах заявила себе. Она была расстроена, придя домой, и, когда через некоторое время старшие девочки вернулись, тут же состоялся совет возмущённой семьи. Миссис Марч говорила мало, но выглядела встревоженной и нежно утешала свою несчастную маленькую дочь. Мэг обработала пострадавшую руку глицерином и омыла её своими слезами, Бет почувствовала, что даже её любимые котята не смогут исцелить такое горе, Джо гневно предложила немедленно арестовать мистера Дэвиса, а Ханна погрозила «злодею» кулаком и толкла картошку к обеду с такой яростью, как будто под пестом у неё был учитель.

Никто не обратил внимания на бегство Эми с уроков, кроме её подружек, но проницательные девицы заметили, что мистер Дэвис к концу дня стал весьма снисходительным, но при этом необычайно нервным. Перед самым закрытием школы Джо с мрачным выражением лица и гордым видом подошла к столу учителя, вручила ему письмо от матери, затем забрала вещи Эми и ушла, тщательно очищая грязь с ботинок о коврик у двери, словно стряхивая с ног прах этого места.

– Да, ты можешь устроить себе каникулы, но я хочу, чтобы ты всё-таки каждый день немного занималась с Бет, – сказала миссис Марч в тот вечер. – Я не одобряю телесных наказаний, особенно для девочек. Мне не нравится, как преподаёт мистер Дэвис, и я не считаю, что общение с такими девочками идёт тебе на пользу, поэтому я посоветусь с отцом, прежде чем отправить тебя в какую-нибудь другую школу.

– Как здорово! Вот бы все девочки ушли, как я, и старая школа Дэвиса закрылась. Я просто схожу с ума при мысли об этих прелестных лаймах, – вздохнула Эми с видом мученицы.

– Мне не жаль, что ты их лишилась, потому что ты нарушила правила и заслужила наказание за непослушание. – Эти суровые слова несколько разочаровали юную леди, которая не ожидала ничего, кроме сочувствия.

– Вы хотите сказать, что рады, что меня опозорили перед всей школой? – воскликнула Эми.

– Я бы выбрала другой способ исправления недостатков, – ответила мама, – но я не уверена, что он будет для тебя полезнее, чем более жестокий метод. Ты становишься довольно тщеславной, моя дорогая, и тебе уже пора исправлять это. У тебя много способностей и хороших качеств, но нет нужды выставлять их напоказ, ибо самодовольство портит даже прекраснейший дар. Не беда, если истинный талант или добродетель надолго остаются незамеченными, даже если это так, человеку должно быть достаточно осознавать, что он отмечен им и правильно его использует, а скромность – поистине великое очарование любой силы.

– Так и есть! – воскликнул Лори, который играл в шахматы в углу с Джо. – Я был знаком с одной девочкой, у неё был действительно замечательный талант к музыке, но она не осознавала этого, даже не догадывалась, как милы были вещицы, которые она сочиняла в одиночестве, и никогда бы не поверила, если бы кто-нибудь об этом ей сказал.

– Как я хотела бы познакомиться с этой милой девочкой. Может быть, она помогла бы мне, ведь я такая глупая, – сказала Бет, которая стояла рядом с ним, жадно слушая.

– Ты её знаешь, и она помогает тебе больше, чем кто-либо другой, – ответил Лори, многозначительно глядя на неё с таким озорством в весёлых чёрных глазах, что Бет вдруг сильно покраснела и спрятала лицо в диванную подушку, совершенно потрясённая таким неожиданным открытием.

Джо позволила Лори выиграть партию, чтобы отплатить ему за эту похвалу своей Бет, которую после этого комплимента нельзя было уговорить поиграть для них. Поэтому за пианино сел Лори и старался изо всех сил и восхитительно пел, пребывая в особенно оживлённом настроении, ибо у Марчей он редко проявлял угрюмую сторону своего характера. Когда он ушёл, Эми, весь вечер пребывавшая в задумчивости, вдруг спросила, словно ей в голову пришла новая мысль:

– А Лори способный мальчик?

– Да, он прекрасно образован и обладает большими способностями. Он вырастет хорошим человеком, если его не испортит чрезмерная опека, – ответила мама.

– И он совсем не тщеславный, правда? – спросила Эми.

– Никоим образом. Поэтому он такой обаятельный и всем нам так нравится.

– Понимаю. Приятно быть воспитанным и элегантным, но не выпендриваться и не задирать нос, – задумчиво сказала Эми.

– Хорошие манеры всегда заметны и чувствуются в поведении и разговоре, если человек скромно ими пользуется, но не нужно выставлять их напоказ, – сказала миссис Марч.

– Это так же нелепо, как надевать на себя сразу все свои шляпки, платья и ленты, чтобы люди знали, что они у тебя есть, – добавила Джо, и наставление закончилось смехом.

Глава 8

Джо встречается с Аполлионом

– Девочки, вы куда-то собираетесь? – спросила Эми, войдя в их комнату одним субботним днём и обнаружив, что они с таинственным видом готовятся к выходу, что возбудило её любопытство.

– Не важно. Маленькие девочки не должны задавать много вопросов, – резко ответила Джо.

Если и есть что-то унижающее наши чувства, когда мы молоды, так это то, что нам нередко напоминают о нашем возрасте и говорят: «А теперь беги, дорогая». Эми пришла в негодование от подобного оскорбления и решила, что узнает тайну, даже если будет расспрашивать об этом целый час. Обращаясь к Мэг, которая никогда долго ей не противилась, она вкрадчиво сказала:

– Ну скажи! Я думаю, вы могли бы и меня взять с собой, потому что Бет возится со своим пианино, а мне нечего делать и очень одиноко.