Маленькие женщины

«Себя называй как хочешь, но я не свинья и не вредина, и я не хочу, чтобы меня так называли».

«Ты – избалованная девчонка, Мег, и думаю, что причина твоего сегодняшнего скверного настроения в том, что ты бесишься, что не можешь жить в роскоши. Но подожди немножко, я заработаю кучу денег и буду возить тебя на экипажах, кормить мороженым, засыплю прекрасными букетами и куплю тебе целую кучу модных туфель на высоких каблуках, чтобы ты могла танцевать с рыжеволосыми юношами».

«Ну ты и дурочка, Джо, скажешь так скажешь!» – Мег рассмеялась, но, как ни странно, эта чепуха подняла ей настроение.

«Вот радуйся, что я такая, а то шли бы сейчас вдвоем, как в воду опущенные, и толку! Я всегда стараюсь находить во всем что-нибудь смешное – так жить гораздо веселее. Так, прекращай бузить. Выше нос, сестренка!» – Джо ободряюще похлопала сестру по плечу.

В какой-то момент их пути разошлись, и каждая пошла своей дорогой, грея руки о маленький пирог. Каждая старалась сохранять бодрость духа, несмотря на суровую зимнюю погоду, тяжелую работу и несбывшиеся мечты о беззаботной юности.

Когда мистер Марч лишился всех своих сбережений, пытаясь помочь нерадивому другу, две старшие дочки умоляли разрешить им пойти работать, чтобы зарабатывать хотя бы себе на карманные расходы. Родители согласились, полагая, что таким образом девочки разовьют в себе трудолюбие и независимость. Мег и Джо с воодушевлением принялись за работу, свято веря, что «терпение и труд все перетрут». Маргарет устроилась гувернанткой, и даже то небольшое жалование, которая она получала, в данных условиях казалось ей целым состоянием. Как она сама призналась, она «любила роскошь», и внезапно обрушившаяся на нее бедность очень сильно ее угнетала. Ей было труднее смириться с положением, чем ее сестрам, потому что будучи самой старшей, она прекрасно помнила времена, когда их дом был полон роскошных вещей, а жизнь состояла из удовольствий и развлечений. Мег старалась не падать духом и не завидовать своим богатым подругам, но ведь очевидно, что любая молодая девушка хочет ходить в красивых платьях, весело проводить время с друзьями и в целом жить счастливой, не обремененной заботами жизнью.

В семье Кингов, куда Мег устроилась гувернанткой, она ежедневно наблюдала все то, о чем так мечтала и чего лишилась с потерей состояния. Старшие дочери как раз начали активно посещать «балы дебютанток»,[18 - Девушку представляли светскому обществу в возрасте 16–20 лет. Первый бал являлся по сути и первым вступлением в свет, моментом, с которого юная особа попадала в число взрослых людей. Ну и могла считаться девицей на выданье, разумеется.] так что Мег часто приходилось с болью в сердце смотреть на их изящные бальные платья и прекрасные букеты от потенциальных ухажеров, а также слушать сплетни о театрах, концертах, катаниях на санях и всевозможных веселых развлечениях. Они видела, как деньги расточаются на пустяки, которых она так желала и которые ей никогда не будут доступны. Бедняжка Мег редко жаловалась, но порой ее переполняла горечь и чувство вопиющей несправедливости, она злилась на все и всех вокруг, еще пока не понимая, насколько щедро ее благословила судьба, и что счастье вовсе не в деньгах.

Джо устроилась компаньонкой и помощницей к тетушке Марч, которая была хромой и помимо развлечений нуждалась в помощи по дому. Бездетная старушка даже предложила удочерить одну из девочек, когда ее младший брат, мистер Марч, обанкротился, и, к слову, очень обиделась, когда ее предложение было категорически отклонено. Некоторые друзья призывали Марчей быть более дальновидными и принять предложение старухи, ведь тогда у них будут все шансы попасть в завещание богатой вдовы, но Марчи были непреклонны и всегда твердили:

«Мы не откажемся от наших девочек ни за какие сокровища мира. В богатстве или в бедности, мы всегда будем держаться вместе, ведь наше счастье в заботе друг о друге».

Старушка обиделась и даже какое-то время не разговаривала с братом, пока однажды случайно не встретила Джо в гостях у подруги. Ее непосредственность и прекрасное чувство юмора были словно глоток свежего воздуха в однообразном чопорном мире пожилой дамы и она предложила Джо стать ее компаньонкой. Конечно, Джо была не в восторге от перспективы целый день быть на побегушках у взбалмошной старухи, но она согласилась, так как других вариантов у нее не было, но, к всеобщему удивлению, она прекрасно ладила со своей вспыльчивой родственницей. Конечно, случались между ними и ссоры. Тогда Джо хлопала дверью и отправлялась домой, в сердцах заявляя, что ее терпение лопнуло и больше она не пойдет к этой невыносимой старой карге. Они обе обладали взрывным характером, но также быстро отходили, так что вскоре тетушка Марч просила ее вернуться обратно с такой настойчивостью, что Джо не могла отказаться, ведь в глубине душе ей нравилась эта эксцентричная старая леди.

Хотя подозреваю, что не последнюю роль в покладистости Джо играла большая библиотека, которая после смерти дядюшки Марча простаивала, припадала пылью и была всецело передана на попечение пауков. Джо помнила этого добродушного старого джентльмена, который позволял ей строить железные дороги и мосты из своих огромных словарей, а потом рассказывал ей увлекательные истории, показывая причудливые иллюстрации в своих талмудах, написанных на латыни. Всякий раз, когда они встречались на прогулке, он покупал ей открытки и угощал пряниками. Библиотека представляла собой полутемную пыльную комнату, где с высоких книжных стеллажей на вас покровительственно смотрели гипсовые бюсты известных ученых, а посередине комнаты стояли удобные кресла и большие глобусы. И, самое главное, там было просто огромное множество книг, которые были в распоряжении Джо. Когда тетушка Марч дремала в кресле или к ней на чай заходили подруги, Джо спешила в это тихое убежище и, свернувшись калачиком в мягком кресле, с головой окуналась в мир поэзии, романтики, истории и приключений. Но, как это часто бывает, счастье длилось недолго, ибо стоило ей только дойти до самого интересного места в книге, пронзительный женский голос вопил: «Джозе-фина! Джозе-фина!», и ей приходилось покидать этот райский уголок, чтобы заниматься всякой чепухой, вроде сматывания пряжи в клубок, купания пуделя старушки или чтения вслух скучных философских очерков некоего Белшема,[19 - Имеются в виду «Очерки, философские, исторические и литературные» британского политического писателя Уильяма Белшема (1789–1790).] которые тетушка Марч почему-то считала крайне занимательным чтивом. Джо очень хотелось совершить что-нибудь выдающееся, правда, она пока сама не знала, что именно, но искренне верила, что со временем ей в голову обязательно придет какая-нибудь сногсшибательная идея. А пока больше всего ее тяготило то, что она не может себе позволить читать, бегать и кататься верхом столько, сколько ей хотелось бы. Из-за своего вспыльчивого характера, острого языка и мятежного духа она всегда попадала в нелепые ситуации, иногда довольно комичные, но иногда приходилось и краснеть от стыда. И все же Джо считала, что общение с тетушкой Марч было для нее настоящей школой жизни и однажды она оценит его по заслугам, а мысль о том, что она помогает своей семье, самостоятельно обеспечивая себя (пусть пока и не полностью), делала ее счастливой, так что она готова была ради доброго дела потерпеть этот раздражающий клич: «Джозе-фина!».

Бет была невероятно застенчивой и робкой, и после нескольких неудачных попыток отдать ее в школу, родители, увидев страдания ребенка, решили обучать ее дома. С Бет занимался отец. И даже когда он ушел на фронт, а мать занялась благотворительностью и почти все свое время проводила в Обществе помощи фронтовикам, Бет добросовестно продолжала учиться сама. По своей натуре она была заядлой домоседкой, поэтому вызвалась помогать Ханне по хозяйству. Делала она это абсолютно безвозмездно, не ожидая взамен ничего кроме любви и благодарности родных. Она старалась изо всех сил, чтобы сестры и мать после тяжелого рабочего дня приходили в чистый и уютный дом. Бет было совершенно не скучно сидеть целыми днями дома в одиночестве, потому что она жила в своем маленьком воображаемом мире и всегда придумывала себе какое-нибудь интересное занятие. Например, каждое утро она будила и наряжала шестерых своих подопечных кукол, потому что, как ни крути, Бет была еще ребенком.

Все куклы были уже изрядно потрепанными и старыми, так как все они, прежде чем перейти на попечение Бет, некогда послужили старшим сестрам. Эми наотрез отказалась играться с ними, потому что терпеть не могла старые и поломанные вещи, так что куклы были всецело в собственности Бет. Она жалела их и даже положила «подлечиться» в больницу для немощных кукол. Бет относилась к ним очень бережно, никогда не ругала их, не втыкала булавки в их ватные тела и не бросала их на пол, считая, что эти несчастные создания уже и так вдоволь настрадались. Оно наряжала их устраивала с ними чаепития, и как могла окружала заботой и лаской. Одна из кукол принадлежала когда-то Джо, и, как несложно догадаться, на ней почти не осталось живого места, поэтому она отправилась доживать остаток жизни в мешок с тряпками. Но Бет спасла ее из этой богодельни, немного подлатала и сшила платье из старых лоскутов. Чтобы прикрыть изрядно облысевшую голову, Бет смастерила ей чепчик из носового платка, а потерянные при неизвестных обстоятельствах руки и ноги были скрыты под накидкой. Этой бедняжке она выделила лучшую кукольную постель, ведь судьба и так была к ней крайне жестока.

Со стороны вся эта кукольная возня выглядела довольно забавно, но зная, сколько заботы и труда Бет вкладывала в выхаживание своих кукол, если кто и засмеялся бы, то только от умиления добротой этой маленькой девочки. Старая кукла Джо была ее любимицей – Бет приносила ей цветы, читала сказки вслух, выносила в сад подышать свежим воздухом, пряча под своим пальто, чтобы та не простудилась, а еще пела ей колыбельные и всегда целовала перед сном ее грязную мордашку, нежно приговаривая: «Спокойной ночи, моя бедняжечка».

Конечно, и Бет иногда капризничала, как и любая маленькая девочка, она могла порой всплакнуть, потому что не могла себе позволить брать уроки музыки и купить хорошее фортепиано. А ведь она так сильно любила музыку, старательно учила нотную грамоту и терпеливо практиковалась на старом расстроенном пианино, тайно надеясь, что кто-то (ну, хотя бы та же тетушка Марч) вызовется помочь раскрыть ее талант. Однако желающие помочь никак не объявлялись, ведь никто не видел, как Бет в одиночестве тихонько лила слезы на пожелтевшие клавиши, которые предательски отказывались издавать нужную ноту. Она пела о своей работе по дому тоненьким, как у жаворонка, голосочком, и всегда была рада аккомпанировать Марми и девочкам за традиционным вечерним пеним. Изо дня в день она ободряюще говорила себе: «Старайся, Бет, будь прилежной, и тогда однажды у тебя будет все, и новое фортепиано, и уроки музыки».

А ведь в мире много таких Бет, застенчивых и тихих, сидящих в своих укромных уголочках до тех пор, пока не понадобится их помощь. Они живут для других и никогда не жалуются, поэтому никто не видит, на какие жертвы им порой приходится идти. И вот однажды они умолкают навсегда, как умолкает сверчок на печи, и только тогда их солнечное присутствие оценивают по достоинству, хотя уже и поздно.

Если бы кто-нибудь спросил Эми, что больше всего в жизни ее тяготит, она бы сразу ответила: «Мой нос». Когда она была маленькой, Джо случайно толкнула ее на металлическое ведро с углем, и по мнению Эми, что падение изуродовало ей нос. Он не был большим или красным, просто немного приплюснутым, и сколько бы Эми его не щипала и не тянула, аристократической тонкости это ему не добавило. Впрочем, никто не обращал на это внимания, кроме нее самой, кроме того, по мере того, как девочка росла, вытягивался и ее нос, приобретая абсолютно нормальную форму. Но Эми все равно придиралась к нему и, мечтая об изящном греческом профиле, постоянно делала зарисовки красивых ровных носов.

Сестры прозвали Эми «маленьким Рафаэлем»[20 - Имеется в виду великого итальянского художника эпохи Возрождения Рафаэля Санцио (1483–1520).] за ее явный талант к рисованию, а излюбленными темами ее картин, помимо красивых носов, были цветы, феи и разные причудливые иллюстрации. Правда школьные учителя иногда жаловались, что вместо того, чтобы решать задачи, она рисовала животных на полях, пустые страницы атласа, предназначенные для копирования карт, были также испещрены рисунками, а еще из ее учебников нередко в самый неподходящий момент выпадали карикатуры на учителей и других учеников. Но помимо этого Эми старалась быть прилежной ученицей и благодаря своему образцовому поведению учителя по большей части закрывали глаза на ее повсеместную страсть к рисованию. Одноклассницы любили Эми, так как она всегда была очень вежливой и тактичной. Все восхищались ее изысканными манерами и грацией.

Рисование было не единственным достижением Эми. Также она умела играть на фортепиано двенадцать мелодий, вязать крючком и читать по-французски, неправильно произнося лишь треть слов. Бывало, она жалобным тоном говорила: «Когда папа был богат, мы делали то-то и то-то», и это звучало так трогательно, а вычурные длинные слова, которыми Эми иногда любила щегольнуть, ее подружки считали «верхом элегантности».

Но, возможно, эта всеобщая любовь и потакание прихотям избаловали ее, потому что ее тщеславие и эгоизм росли изо дня в день. Единственным, что хоть немного сбивало с нее спесь, было то, что ей приходилось донашивать одежду кузины, чем Эми была страшно недовольна. И в данном случае дело было даже не в том, что ей доставались чьи-то обноски, а в том, что у матери Флоренс (так звали кузину) напрочь отсутствовало чувство стиля. В целом, это были вполне добротные вещи, но тонкий художественный вкус Эми не мог смириться с тем, что ей придется носить красный чепчик вместо синего и натягивать на себя платья несуразных расцветок и фасонов, которые ей абсолютно не шли. Особенно Эми страдала этой зимой, ведь ей приходилось ходить в школу в блеклом пурпурном платье в желтый горох, еще и без единой оборочки.

«Одно меня тешит, – призналась она Мег, – мама не укорачивает мои платья,[21 - В 18-м веке все молодые девушки (16–19 лет) носили платья до пола. В начале 19-го века юбки начали укорачиваться. Семнадцатилетние и восемнадцатилетние девушки считались уже молодыми леди и носили юбки такой же длинные, как и взрослые женщины. Шестнадцатилетние девочки носили юбки длинной до лодыжки, четырнадцатилетние – до икры, а двенадцатилетние – чуть ниже колен. Предположительно, платье могли укорачивать в качестве наказания для девочки, чтобы показать ее ребячество и инфантильность. Эми стыдится укорачивания платья, так как уже считает себя вполне взрослой юной леди.] даже когда я плохо себя веду. То ли дело мать Мэри Паркс. Ах, ты бы это видела! Иногда, когда Мэри что-нибудь учудит, ее платье укорачивают до колен – в таком виде она даже в школу стыдится приходить. Когда я думаю о такой дегерадации[22 - Имеется в виду слово «деградация» – Эми недавно пополнила свой словарный запас очередным вычурным словом, но, как обычно, не до конца разобралась с его правильным произношением.], то мне кажется, что мой приплюснутый нос и жуткое пурпурное платье с желтыми кляксами не такая уж и большая беда».

Эми считала Мег безусловным авторитетом и образцом для подражания, а вот у Джо самые теплые и доверительные отношения сложились, как ни странно, с Бет, которая была ее полной противоположностью. Бет тоже тянулась к Джо, и только ей решалась озвучивать свои потаенные мысли и переживания. Кстати именно Бет, конечно же абсолютно неосознанно, оказывала на Джо самое большое влияние в семье. У Мег и Джо тоже сложились прекрасные отношения, но они договорились, что каждая из них станет наставницей для одной из младших сестер – такая себе игра в «дочки-матери» – возможно, это был своего рода материнский инстинкт, который сейчас эти маленькие женщины перенаправили с кукол на своих сестер.

«Расскажите мне что-нибудь? У меня сегодня был просто невероятно унылый день», – сказала Мег, когда они вечером сидели вместе за шитьем.

«Сегодня тетушка Марч такое выкинула – сейчас расскажу», – начала Джо, которая очень любила рассказывать всякие байки. «Я, как обычно, читала ей этого зануду Белшема, естественно приглушенно и монотонно, потому что так она быстрее засыпает, а это значит, что у меня будет больше времени почитать какую-нибудь интересную книгу из ее библиотеки. Но я, видимо, перестаралась с монотонностью, потому и сама начала клевать носом еще до того, как отправила в страну грез старушку. В какой-то момент я так широко зевнула, что она спросила меня, не боюсь ли я ненароком проглотить книгу целиком. Я тоже решила сострить и ответила, что если это поможет раз и навсегда избавиться от этой скучной книги, то я готова попробовать. Но, очевидно, старуха не оценила моей шутки, потому что далее последовала длинная нотация о грехах, после чего она велела мне сесть и подумать над своим поведением, пока она немного вздремнет. Ну, я-то знала, что ее «немного» обычно затягивается на пару часов крепкого сна, так что едва ее чепец начал покачиваться, как георгин, я вытащила из кармана «Вексфильдского священника»[23 - Чрезвычайно популярный в то время роман английского писателя Оливера Голдсмита, написанный в 1766 году. Повествует об испытаниях священника и его семьи, ставших жертвами местного помещика и потерявших свое состояние.] и принялась читать, поглядывая на старушенцию одним глазом. И вот я дошла до смешного момента, где все попадали в воду и, потеряв бдительность, громко захохотала. Тетя, естественно, проснулась, но будучи обычно после сна более милосердной, велела немного почитать ей вслух этого моего «Вексфильдского священника», чтобы она послушала, что же это за чтиво я предпочла ее прекрасному и поучительному Белшему. Я старалась изо всех сил, читала с выражением – и знаете, что? Ей понравилось, правда, она сказала:

«Что-то я не понимаю, в чем там дело. Начни-ка читать с самого начала, дитя».

«Я начала читать ей книгу с начала, и как могла пыталась заинтересовать ее жизнью семейства Примрозов. Я даже решила ее немного подразнить, остановившись на интересном моменте и небрежно спросив: «Вы должно быть, утомились, тетушка. Может, мне прекратить читать?» Она тут же взялась за вязание, о котором уже и позабыла, прищуренно посмотрела на меня, спустив очки на кончик носа, и коротко сказала: «Давай-ка дочитывай главу до конца и не дерзи мне тут, юная мисс».

«Неужто она признала, что ей понравилась твоя книга?» – спросила Мег.

«Угу, держи карман шире! Что ты, нет, конечно же! Но хоть отложила старину Белшема на полку. А когда я перед уходом вернулась в комнату за перчатками, она так увлеклась чтением «Вексфильдского священника», что даже не слышала, как я хихикнула, когда на радостях танцевала джигу в коридоре. Ах, а ведь ее жизнь могла быть совсем другой, стоило ей только захотеть! По правде говоря, я ей ни капельки завидую. Да, она богата, но жизнь ее полна проблем ничуть не меньше, чем у бедных», – задумчиво добавила Джо.

«Кстати, ты напомнила мне, что и мне есть что вам рассказать», – сказала Мег. «Моя история, конечно, не такая забавная, как у Джо, но я много думала об этом по дороге домой. Сегодня в доме Кингов был какой-то переполох, и одна из моих подопечных девочек рассказала мне, что ее старший брат сильно провинился, и отец выгнал его из дома. Я слышала, как миссис Кинг плакала, мистер Кинг очень громко и сердито разговаривал, а Грейс и Эллен прятали лица, когда проходили мимо меня, видимо, чтобы я не увидела их заплаканные глаза. Я, конечно, не задавала лишних вопросов, но мне было их очень жаль, и в тот момент я была рада, что у меня нет таких старших братьев, которые могли бы вот так безответственно себя вести и позорить семью».

«А мне вот кажется, что самой опозориться в школе – это намного хуже, чем все, что могут учудить нерадивые братья», – сказала Эми, многозначительно кивая головой, словно она обладала куда более богатым жизненным опытом, нежели Мег. «Вот вам по-настоящему ужасная история: Сьюзи Перкинс пришла сегодня в школу с красивым кольцом с сердоликом. Я смотрела на него и мне так хотелось быть на ее месте. Сидим мы, значится, на уроке, а Сьюзи рисует карикатуру мистера Дэвиса с ужасным таким большим носом и горбом, и якобы он говорит: «Юные леди, я не свожу с вас глаз!». Мы хихикнули, и тут вдруг его взгляд остановился на нас, и он велел Сьюзи показать свою тетрадь. От испуга ее всю парировало,[24 - Эми имеет в виду «парализовало».] но она все же кое-как встала из-за парты, подошла к нему и показала свои художества. И что, вы думаете, он сделал? Он взял ее за ухо – за ухо! Вы представляете себе этот ужас! Он поставил ее перед всем классом и велел стоять так полчаса, держа рисунок перед собой, чтобы все могли видеть».

«Все девочки, должно быть, смеялись над карикатурой?» – спросила Джо в предвкушении кульминационного момента истории.

«Смеялись? Никто и звука не издал! Сидели тихо, как мыши, а Сьюзи стояла и плакала. Вот тогда мне быстро расхотелось быть на ее месте, потому что я понимала, что после такого позора меня не утешат даже миллионы колец с сердоликом. Я бы никогда не оправилась после такого мучительного унижения».

«А я сегодня утром увидела кое-то, что мне очень понравилось, и собиралась рассказать вам об этом за ужином, но забыла», – сказала Бет, наводя порядок в корзинке для шитья Джо, потому что нитки в ней все поспутывались, а иголки хаотично валялись по всей корзине. «Так вот, Ханна послала меня в рыбную лавку за устрицами, и там был старый мистер Лоренс. Но он меня не заметил, потому что я притаилась за бочкой, пока хозяин лавки, мистер Каттер, его обслуживал. Вдруг вошла какая-то несчастная женщина с ведром и шваброй, и спросила мистера Каттера, можно ли ей помыть пол у него в лавке в обмен на рыбу, потому что ей нечем кормить детей. Мистер Каттер сердито глянул на нее и велел убираться прочь. И вот она уже собиралась уходить, когда мистер Лоренс подцепил большую рыбу изогнутой рукоятью своей трости и протянул женщине. Она была так рада и удивлена, что взяла ее голыми руками и принялась безудержно благодарить его. Мистер Лоренс велел ей «скорее идти и приготовить обед своим детям», и она поспешила прочь. Лицо ее так и сияло от счастья! Это так благородно с его стороны, не правда ли? О, было так забавно, когда женщина стояла, прижимая к груди большую скользкую рыбину, и тараторила благодарности и благословения.

Все посмеялись над рассказом Бет, и теперь пришла очередь Марми рассказывать историю. Немного подумав, она сказала: «Сегодня я сидела, кроила куртки из синей фланели и думала о вашем отце и о том, что если, не дай Бог, с ним что-нибудь случится, мы останемся совсем одни, беспомощные и несчастные. Такие мысли, конечно, нужно сразу отгонять, но я не могла ничего с собой поделать. Я сидела там и переживала, пока не пришел старик с заказом на одежду. Он присел на стул и я решила завести с ним беседу, потому что он выглядел несчастным, усталым и встревоженным. В руках он держал свернутый листок бумаги.

«У вас сыновья на фронте?» – спросила я, увидев, что записка в его руках явно предназначалась не мне.

«Да, мэм. У меня было четверо сыновей, но двое убиты, третий попал в плен, а к четвертому я сейчас поеду, он получил серьезное ранение и лежит в Вашингтонском госпитале», – тихо ответил он.

«Вы очень много сделали для своей страны, сэр», – сказал я с чувством скорее уважения, нежели жалости.

«Не больше, чем того требовал долг, мэм. Я бы и сам пошел воевать, если бы от меня была там хоть какая-то польза. Но я уже стар, и был бы там обузой, поэтому я отправил своих мальчиков. Так было нужно, поэтому я ни о чем не жалею».

«В его голосе не было печали, он был таким искренним, и казалось, что он был рад отдать все, что у него было. Мне даже стало стыдно за себя, ведь у меня на войну ушел только один родной человек, и то я думала, что это слишком, а он отпустил четверых сыновей, не сожалея об этом. Со мной остались все мои дети, а он потерял двоих сыновей, третьего, возможно, никогда больше не увидит, а четвертый лежит при смерти в больнице где-то далеко и, возможно, цепляется за жизнь только чтобы увидеть отца в последний раз и попрощаться! В тот момент я почувствовала себя такой богатой и счастливой, что собрала ему хорошую посылку из вещей первой необходимости, дала немного денег и поблагодарила за урок, который он только что преподал мне».

Где-то с минуту никто не решался говорить, но потом Джо все же нарушила тишину:

«Расскажи еще одну историю, мама, тоже, с моралью, как была эта. Я люблю потом обдумывать и анализировать твои истории, потому что они такие жизненные».

Миссис Марч улыбнулась и тут же начала свой рассказ, ведь она прекрасно знала, какие истории нравятся ее детям.

«Жили-были четыре девочки, у которых было все – еда и одежда, развлечения и радости, верные друзья и любящие родители, но все равно они были чем-то недовольны». (В этот момент сестры многозначительно пересмотрелись и принялись усердно шить). «Эти девочки очень хотели быть хорошими и дали много торжественных обещаний, но они не очень хорошо их выполняли, постоянно находя отговорки наподобие «Ах, если бы у нас было это» или «Ах, если бы мы только могли делать то», совершенно забывая, сколько у них уже было и сколько прекрасных вещей они на самом деле могли делать. И тогда они отправились к старой волшебнице и спросили, существует ли заклинание, которое может сделать их счастливыми, на что она ответила: «Когда вы чувствуете недовольство, просто подумайте о том, что у вас уже есть и будьте благодарны за это». (Здесь Джо подняла глаза, будто собиралась что-то сказать, но быстро передумала, понимая, что история еще не закончена).

«Будучи разумными девочками, они решили последовать ее совету и вскоре были удивлены, увидев, насколько щедро их одарила судьба. Одна из девочек обнаружила, что деньги не всегда могут уберечь от стыда и печали; другая поняла, что, несмотря на бедность, она была молодой, здоровой и жизнерадостной, и была гораздо счастливее, чем одна ее знакомая раздражительная и немощная старуха, которая хоть и было богата, но не умела наслаждаться данными ей благами; третья узнала, что, как бы тягостно не было помогать готовить обед, гораздо труднее просить его в качестве подаяния; что же до четвертой, то она убедилась, что никакие кольца с сердоликами не компенсируют отсутствие хороших манер. Осознав эти вещи, девочки совершенно по-новому взглянули на свою жизнь. Они больше не тратили время, печалясь о недоступных им вещам, и стали ценить и беречь то, что у них было. Отныне они были довольны своей жизнью и ни на миг не пожалели о том, что последовали совету старой волшебницы».

«Ну и лиса ты, Марми, взяла наши собственные истории и соорудила целую притчу! Прямо проповедь получилась» – воскликнула Мег.

«А мне нравятся такие притчи. Отец тоже нам такие рассказывал», – задумчиво сказала Бет, продолжая разбирать бардак в швейных принадлежностях Джо и аккуратно вставляя иголки в игольницу.

«Я и раньше особо не жаловалась на жизнь, но теперь буду еще больше следить за собой, потому что случай со Сьюзен меня многому научил», – сказала Эми.

«Думаю, все мы нуждались в такой поучительной притче. Это был полезный урок, Марми, и мы его не забудем. А если все же забудем, ты скажешь нам, как говорила тетушка Хлоя в «Хижине дяди Тома»: «Подумайте о том, что делает вас счастливыми, дети!''[25 - Напутствие тетушки Хлои, поварихи на плантации и жены темнокожего раба дяди Тома в романе Гарриет Бичер-Стоу «Хижина дяди Тома» (1852), направленный против рабовладения в Америке.] – добавила Джо, пытаясь придать своему голосу южный колорит.

Джо была тронута притчей Марми не меньше остальных, но в этом была вся Джо – она не могла удержаться, чтобы не разрядить серьезную обстановку какой-нибудь остротой.

5