Безумие толпы

– Я не стану отменять лекцию, Арман.

Старший инспектор Гамаш заранее, еще находясь в своем кабинете, знал, что почти наверняка проиграет. Но все же, хотя он не получил в этом доме того, что ему требовалось, уезжал он отсюда, имея больше информации, чем прежде. Включая и тот факт, что почетный ректор давно знакома с Эбигейл Робинсон. Настолько хорошо знакома, что до сих пор называет ее по имени.

Он подумал, что, вероятно, одна из рождественских поздравительных открыток на книжных полках и на каминной полке подписана: «Эбигейл».

Он не понимал, какое это может иметь значение, но унес с собой всю информацию, какую сумел получить.

– Спасибо, мадам почетный ректор, что выслушали меня.

– Извините, что втянула вас в эту историю. Я вижу, что это дело вам неприятно.

– Это моя работа.

– А у вас еще и внучка с синдромом Дауна, – произнесла она.

Он помедлил у двери, надевая перчатки и глядя на нее. Она явно знала больше, чем хотела показать.

– Non. Идола – наше утешение, бальзам для души. А боль – это когда приходится принимать решения, которые предстоит принять мне.

– Я не стану спрашивать, где у вас болит.

Он рассмеялся:

– Вы будете на лекции?

– Moi? Non[23 - Я? Нет (фр.).]. Я спрячусь под одеялом и не буду отвечать на звонки. Послушайте, Арман, мы с вами оба знаем, что наш разговор беспредметен. Профессор Робинсон прочтет завтра свою лекцию перед пустой аудиторией. И на этом все закончится.

Она подошла и поцеловала его в обе щеки.

– Joyeux No?l. Bonne annеe[24 - Счастливого Рождества. С Новым годом (фр.).]. Мой привет Рейн-Мари.

– И вам того же, Колетт. И Жан-Полю.

Арман остановился на полпути к машине, повернулся и увидел детские рисунки, приклеенные к оконному стеклу. На бумаге пестрели радуги, вероятно нарисованные внуками во время пандемии, он сумел прочесть и слова, написанные цветными карандашами: «?a va bien aller».

Он отвернулся с мрачным выражением на лице. «Все будет хорошо». Он знал, смысл этого выражения определяется тем, какое значение вкладывается в слово «хорошо». И его преследовало гнетущее чувство, что у них с почетным ректором разные представления на этот счет.

* * *

Колетт Роберж поплотнее закуталась в свой кардиган, глядя в окно на отъезжающую машину старшего инспектора.

И в этот момент раздались детские голоса – крики, жаркие споры: вернулись с катка ее внуки с друзьями.

Захлопали двери, в дом хлынули потоки холодного воздуха. Послышался грохот, топанье – дети скидывали ботинки, швыряли коньки в угол.

– Горячий шоколад? – предложила она.

– Да, бабуля, пожалуйста.

Даже чужие дети называли ее бабулей. Да что там, Колетт знала: некоторые коллеги и даже премьер-министр Квебека называют ее Grand-m?re.

Она решила для себя, что такое прозвище, такое проявление нежного к ней отношения и есть ее преимущество. Вероятно, эти люди обращаются со своими бабушками гораздо более сдержанно.

Она размешала шоколад в кастрюльке, посмотрела на своего мужа в углу, где он просидел все утро, погруженный в свою головоломку, пока вокруг него бурлила невидимая ему жизнь.

* * *

Тем вечером, уединившись с Жаном Ги в своем кабинете, Арман наклонился над ноутбуком и кликнул на «Воспроизведение». И они оба принялись слушать, что говорит миловидная женщина на экране – Эбигейл Робинсон.

Двенадцать минут спустя Жан Ги протянул руку и нажал «Паузу».

– Она и в самом деле говорит то, что я слышу?

Арман кивнул.

– Черт, – прошептал Жан Ги. Он перевел взгляд с монитора на тестя. – И вы собираетесь ее защищать?

– Кто-то должен это делать.

– Вы знали, о чем она говорит, когда давали согласие?

– Non.

– Вы знали, о чем она говорит, когда убеждали меня, что я там буду не нужен?

– Non.

Они некоторое время смотрели в глаза друг другу. Щеки Жана Ги из розовых стали пунцовыми. Семена гнева были посеяны.

– Я иду наверх, – сказал Жан Ги.

– Я тоже.

Арман выключил елочную гирлянду. В темноте он видел в окне три огромные сосны на деревенском лугу. Разноцветные гирлянды на отягченных снегом ветвях светились красным, синим и зеленым.

Анри и Фред медленно последовали за хозяевами вверх по лестнице. Грейси уже спала в комнате Стивена.

Арман поцеловал Флоранс и Зору, потом зашел в соседнюю комнату, где Жан Ги смотрел на свою дочку. Холодный воздух шевелил занавески на окнах, снижал температуру в комнате. Словно приближалось что-то зловещее.

Арман опустил окно, оставив маленькую щелочку, потом укутал одеялом Оноре, который каким-то образом умудрился притащить в постель свои новые санки. Поцеловав внука, Арман подошел к зятю.

Малютка Идола мирно спала, не подозревая о том, что ей угрожают враждебные силы.

Жан Ги посмотрел на тестя:

– Я знаю, вы вызвали на помощь Изабель и еще людей из отдела. Я тоже хочу быть там.

– Это не лучшая твоя идея, и ты это знаешь.