Разные оттенки смерти

Бовуар улыбнулся. Вообще-то, он с нетерпением ждал встречи с Рут. Он взглянул на эту высокую худую старуху, опирающуюся на палку. Волосы у Рут были седые, редкие и коротко подстриженные, отчего возникало впечатление голого черепа. Это казалось Бовуару символическим. Ничто рождавшееся в голове Рут не оставалось невыраженным, утаенным. Только сердце ее было закрыто.

Но оно проявлялось в ее стихах. Каким-то образом – ум Бовуара не мог постичь каким – Рут Зардо за ее стихи получила премию генерал-губернатора. Ни одного из ее стихотворений он не понимал. К счастью, понять Рут как человека было гораздо легче.

–?Ты почему здесь? – спросила она, сверля его взглядом.

–?А вы? Только не говорите, что приехали сюда из Трех Сосен, чтобы поддержать Клару.

Рут посмотрела на него как на сумасшедшего:

–?Конечно не для этого. Я здесь по той же причине, по какой и все остальные. Бесплатная еда и выпивка. Но я уже свою норму выполнила. Ты поедешь потом на вечеринку в Три Сосны?

–?Нас пригласили, но я, скорее всего, не поеду.

Рут кивнула:

–?Хорошо. Мне больше достанется. Я слышала, ты развелся. Наверно, она тебе изменяла. Это вполне можно понять.

–?Ведьма, – пробормотал Бовуар.

–?Тупица, – откликнулась Рут.

Бовуар перевел взгляд куда-то в сторону, и Рут проследила за ним. Бовуар смотрел на молодую женщину в другом конце зала.

–?Ты можешь найти кого-нибудь получше, чем она, – сказала Рут и почувствовала, как напряглась рука, которую она держала.

Ее собеседник молчал. Она устремила на него проницательный взгляд и снова посмотрела на женщину, на которую уставился Бовуар.

Лет двадцати пяти с небольшим, не толстая, но и не худая. Не хорошенькая, но и не уродина. Не высокая, но и не коротышка.

Она казалась совершенно средненькой, совершенно непримечательной. Кроме одного.

Эта молодая женщина излучала благополучие.

На глазах у Рут к той группе подошла женщина постарше, обняла молодую за талию, поцеловала.

Рейн-Мари Гамаш. Рут встречалась с ней несколько раз.

Умудренная жизнью старая поэтесса посмотрела на Бовуара с повышенным интересом.

Питер Морроу разговаривал с несколькими галеристами. Это были второстепенные фигуры в мире искусства, но и с ними не мешало поддерживать хорошие отношения.

Питер знал, что здесь Андре Кастонге, владелец галереи, и очень хотел поговорить с ним. Еще он заметил критиков из «Нью-Йорк таймс» и «Фигаро». Он скользнул взглядом по залу и увидел, что фотограф снимает Клару.

Она на мгновение отвернулась, поймала его взгляд, пожала плечами. Он приветственно поднял бокал и улыбнулся.

Может быть, ему стоит подойти к Кастонге и представиться? Но вокруг галериста собралась толпа, а Питер не хотел выставлять себя в глупом свете. Лучше держаться в стороне, словно ему ни к чему Андре Кастонге.

Питер снова перевел взгляд на владельца маленькой галереи, который говорил, что был бы рад устроить выставку работ Питера, но у него уже все расписано.

Краем глаза он увидел, как расступилось кольцо вокруг Кастонге, чтобы пропустить Клару.

– Вы спрашиваете, что я чувствую, когда смотрю на эту картину, – сказал Арман Гамаш. Они вдвоем смотрели на портрет. – Я чувствую себя успокоенным. Утешенным.

Франсуа Маруа удивленно посмотрел на него:

–?Утешенным? Но почему? Может быть, вы радуетесь тому, что сами не озлоблены? Может быть, ее безмерный гнев делает ваше собственное чувство более приемлемым? Кстати, как мадам Морроу назвала эту картину?

Маруа снял очки и наклонился к бирке, прикрепленной к стене. Потом он отступил назад, с лицом еще более озадаченным, чем прежде.

–?Она называется «Тихая жизнь». Интересно почему?

Маруа снова принялся разглядывать портрет, а Гамаш увидел, что Оливье идет по залу, глядя на него. Старший инспектор приветственно улыбнулся и не был удивлен, когда Оливье отвел взгляд в сторону.

По крайней мере, он знал почему.

Рядом с ним Маруа выдохнул:

–?Понимаю…

Гамаш снова посмотрел на торговца картинами. Маруа больше не удивлялся. Налет сдержанности и умудренности как рукой сняло, на лице появилась искренняя улыбка.

–?Все дело в ее глазах, верно?

Гамаш кивнул.

Тогда Маруа наклонил голову, глядя не на портрет, а в толпу. Глядя с недоумением. Он снова повернулся к картине, потом снова к толпе.

Гамаш проследил за его взглядом и не удивился, увидев, что глаза его собеседника устремлены на пожилую женщину, которая разговаривает с Жаном Ги Бовуаром.

Рут Зардо.

Бовуар имел раздраженный вид, как это нередко случалось с людьми, находящимися близ Рут Зардо. Зато у той было вполне довольное выражение.

–?Ведь это она, верно? – спросил Маруа возбужденным и тихим голосом, словно не хотел, чтобы кто-то еще узнал его тайну.

Гамаш кивнул:

–?Соседка Клары по Трем Соснам.

Маруа как зачарованный смотрел на Рут. Для него картина словно ожила. Потом они с Гамашем одновременно повернулись к портрету.

Клара написала ее в образе забытой и озлобленной Девы Марии. Изнуренной прожитыми годами, злостью, обидами, настоящими и надуманными. Преданной дружбой. Отказом в заслуженном уважении и любви. Но было в ней и что-то еще. Туманная догадка в этих усталых глазах. О чем-то еще невидимом. Скорее об обещании. Далеком слухе.

Все мазки кисти, все составляющие, все цвета и оттенки свелись к двум крохотным деталям. Двум белым точкам.

В ее глазах.

Клара Морроу уловила момент, когда отчаяние сменяется надеждой.