Самый жестокий месяц

– И из подвала, – добавила Клара, глядя на Армана Гамаша.

Он почувствовал, как кровь отхлынула от его лица. Кошмар подвала в старом доме Хадли до сих пор преследовал его.

– И вот тут-то все и случилось, – кивнул Габри.

– Не совсем, – возразила Клара. – Она сказала кое-что еще.

– «Они вокруг нас, – тихо произнесла Мирна. – Явись! Немедленно!»

Она хлопнула в ладоши – и сердце у Бовуара чуть не разорвалось.

Глава тринадцатая

– А потом она умерла, – сказал Габри.

Оливье подошел сзади и положил руки ему на плечи. Габри вскрикнул:

– Tabernacle![32 - Здесь: Черт побери! (фр.)] Ты хочешь меня убить?

Колдовство рассеялось. В комнате снова посветлело, и Гамаш увидел громадный поднос с сэндвичами, появившийся на кофейном столике.

– А что случилось после? – спросил Гамаш, выбрав сэндвич с расплавленным козьим сыром и рукколой на теплом французском батоне.

– Месье Беливо отнес ее вниз, а Жиль побежал за своей машиной, – ответила Мирна, угощаясь сэндвичем с жареной курицей и манго на круассане.

– Жиль? – переспросил Гамаш.

– Сандон. Он работает в лесу. Он тоже присутствовал, вместе со своей подружкой Одиль.

Гамаш помнил эти имена по списку свидетелей, лежащему у него в кармане.

– Жиль вел машину. С ним поехали Софи и Хейзел, – сказала Клара. – Остальные сели в машину Хейзел.

– Боже мой, Хейзел, – произнесла Мирна. – Кто-нибудь с ней сегодня говорил?

– Я ей звонила, – сказала Клара, глядя на тарелку, хотя и не испытывала голода. – Говорила с Софи. Хейзел слишком расстроена, чтобы говорить.

– Хейзел и Мадлен были близки? – спросил Гамаш.

– Лучшие друзья, – ответил Оливье. – Еще со школы. Они жили вместе.

– Но не как любовницы, – сказал Габри и добавил: – Насколько мне известно.

– Не говори глупостей, конечно, они не были любовницами, – сказала Мирна. – Ох уж эти мужчины! Они думают, что если две взрослые женщины живут одним домом и привязаны друг к другу, то они обязательно лесбиянки.

– Это верно, – заметил Габри. – Все делают про нас подобные допущения. – Он похлопал Оливье по колену. – Но мы вас прощаем.

– Мадам Фавро когда-нибудь была полной?

Вопрос Гамаша оказался таким неожиданным, что на него устремились недоуменные взгляды, словно он вдруг заговорил по-русски.

– Вы имеете в виду, толстой? – спросил Габри. – Нет, не думаю.

Остальные отрицательно покачали головой.

– Но знаете, она ведь здесь не так долго прожила, – сказал Питер. – Сколько? Лет пять?

– Около того, – кивнула Клара. – Но она как-то сразу вписалась в местное общество. Вступила вместе с Хейзел в Общество женщин англиканского вероисповедания…

Габри застонал:

– Merde![33 - Дерьмо! (фр.)] Она этим летом должна была возглавить общество. Что я теперь буду делать?

Его надули, хотя, надо признать, и не в такой мере, как Мадлен.

– Pauvre Gabri[34 - Бедный Габри (фр.).], – сказал Оливье. – Личная трагедия.

– Попробуйте-ка поруководить Обществом женщин-англиканок. Это к разговору об убийстве, – сказал он Гамашу. – Может, Хейзел возьмет на себя эти обязанности? Как ты считаешь?

– Нет, я не «читаю». А тебе сейчас не рекомендую задавать ей этот вопрос.

– Возможно ли, что в доме присутствовал кто-то еще? – спросил Гамаш. – Большинство из вас слышали какие-то звуки.

Клара, Мирна и Габри хранили молчание, вспоминая нечестивые звуки.

– Что вы думаете, Клара? – спросил Гамаш.

«Что я думаю? – спросила она у себя самой. – Что Мадлен была убита дьяволом? Что, возможно, мы сами и поселили зло в этом доме?» Вероятно, экстрасенс была права и все недобрые, все злобные мысли, когда-либо порожденные их идиллической деревней, поглощались этим домом-чудовищем. И чудовище было ненасытно. Злые мысли сродни наркотику. Попробовав раз, дом подсел на них.

Но все ли выпускали на свободу свои злые мысли? Может быть, кто-то копил их в себе, собирал? Поглощал их, глотал, пока злоба не переполнила его и он не стал ходячей, дышащей разновидностью этого дома на холме?

Существует ли человеческая ипостась этого проклятого места, не ходит ли она среди них?

«Что я думаю?» – еще раз спросила себя Клара. Ответа у нее не было.

Минуту спустя Гамаш встал:

– Где я могу найти мадам Шове, экстрасенса?

Он достал деньги, чтобы расплатиться за сэндвичи и выпивку.

– Она остановилась в гостинице, – сказал Оливье. – Хотите, чтобы я ее позвал?

– Нет, мы прогуляемся туда. Merci, patron.

– Я не ходил на этот сеанс, – прошептал Оливье Гамашу, протягивая ему сдачу возле кассы на длинной деревянной стойке бара. – Потому что мне было страшно.

– Я вас не виню. В этом доме есть что-то такое.