Природа зверя

Он описал рукой круг, но Гамаш увидел лишь более густую, чем в других местах, лесную чащу.

– Ни хрена себе, – раздалось за спиной у Гамаша.

Он подумал, что это, наверное, Клара, но не стал поворачиваться. Вместо этого Арман Гамаш остановился. Потом сделал шаг назад. И еще один.

И поднял голову.

– Merde, – услышал он шепот Жана Ги.

Теперь он посмотрел туда, куда указывал месье Беливо. Там, в переплетении вьющихся стеблей, было небольшое отверстие. А за ним – чернота.

– Фонарик у тебя с собой? – спросил он у Жана Ги, протягивая руку.

– С собой, только я пойду первым, patron.

Бовуар надел перчатки, опустился на колени, включил фонарик и сунул в дыру голову. Он напомнил Гамашу (хотя Гамаш ни за что не сказал бы ему это) Винни-Пуха, чья голова застряла в горшке с медом.

– Что там? – спросил Гамаш.

– Не уверен. Вы должны взглянуть сами.

Сказав это, Бовуар залез в дыру целиком и исчез из виду. Арман последовал за ним, предварительно приказав всем оставаться на своих местах. Уговаривать никого не пришлось. Протискиваясь в отверстие, Гамаш увидел куски порванной камуфляжной сетки.

А потом он оказался в мире без солнца. Здесь царили темнота и тишина. Даже грызуны не копошились. Ничего. Кроме луча фонарика Бовуара.

Он почувствовал крепкую хватку Жана Ги – зять ухватил его за руку и помог подняться.

Никто не произнес ни слова.

Гамаш двинулся вперед и почувствовал на лице паутину. Смел ее, сделал еще один осторожный шаг вперед.

– Что это за место такое? – спросил Жан Ги.

– Не знаю.

Оба говорили шепотом, опасаясь потревожить то, что может здесь оказаться. Но интуиция Гамаша говорила ему, что здесь ничего нет. По крайней мере, ничего живого.

Жан Ги порыскал вокруг лучом фонарика, чтобы оценить ситуацию. Потом круговые движения луча замедлились.

Луч останавливался то тут, то там. Внезапно он замер, и Бовуар отпрыгнул назад, столкнулся с Гамашем и выронил фонарик.

– Что там? – спросил Арман.

Жан Ги быстро нагнулся за фонариком:

– Не знаю.

Но он знал, что здесь с ними есть что-то еще.

Бовуар повел лучом вверх. Вверх. Еще выше. И у Армана отвисла челюсть.

– Боже мой, – прошептал он.

Это было невероятно. Немыслимо.

Камуфляжная сетка и старые вьющиеся стебли образовали громадное пространство. Полое пространство. Но не пустое. Внутри находилась пушка. Огромное артиллерийское орудие. В десять, в сто раз больше, чем все, что видел когда-либо Гамаш. Или о чем слышал. Или считал возможным.

А от основания лафета, словно из земли, тянулась вверх фигура.

Крылатый монстр. Извивающийся.

Гамаш шагнул вперед, но остановился, почувствовав, что наступил на что-то.

– Жан Ги, – сказал он, показывая на землю.

Бовуар направил туда луч фонарика, и в круге света они увидели палку.

Слух распространился быстро. Через несколько минут уже вся деревня знала: в лесу что-то найдено.

Ал и Иви Лепаж не пропускали ни одной смены, разыскивая в лесу палку сына, а отдыхали, только когда сырость и холод пронизывали их до костей и лишали сил.

Они сидели в бистро в минуты редкого отдыха, когда Жан Ги Бовуар быстрым шагом прошел в дом Гамашей. Лепажи последовали за ним и в дверях услышали, как он разговаривает с кем-то в местном отделении Квебекской полиции.

Потом он сделал еще один звонок – в свой отдел в Монреале. Просил прислать криминалистов.

– Что вы нашли? – спросила Иви от дверей кабинета.

За ней стоял Ал, полный решимости не выпускать Бовуара, пока тот не ответит.

– Мы нашли палку Лорана, – сказал Жан Ги.

Он говорил тихим, мягким голосом. Подтверждая их худшие страхи. О том, что на чердаке обитает призрак, под кроватью прячется монстр, а в подвале – вампир.

Монстры существовали. И один из них убил их сына.

– Я хочу увидеть это сам, – сказал Ал.

Они с Иви последовали за Бовуаром в лес, где их встретил Гамаш. Бовуар снова пролез внутрь сквозь дыру и начал проводить предварительное следствие, а Армана оставил снаружи, чтобы тот никого не пускал внутрь.

Габри и Оливье вернулись в деревню, чтобы встретить полицию и провести по лесу.

– Я не могу вас впустить туда, – сказал Арман Алу и Иви. – Извините. Пока не могу.

Ал Лепаж, и без того крупный, раздулся от ярости, даже его борода как будто стала гуще.

Если Арман надеялся, что Ивлин станет голосом разума, то он ошибался. Хотя она и уступала мужу в размерах, ее ярость была не меньше.

– Прочь с дороги! – рявкнула она, наступая на него и пытаясь оттеснить плечом в сторону.