Дом на краю земли

– Согласен… – быстро охладел Труский. – Просто рулетка, 50 на 50.

Флидерин смотрел на эти обсуждения, как на воображаемые игры, не имеющие ничего общего с реальностью. Он не верил в существовании такого мира, в котором все так сложно и порой алогично. Его желание придерживаться когнитивной простаты во всех аспектах жизни не могло никак позволить ему углубиться в эти дебри финансовых, рыночных манипуляций, да и не только в эти – это касалось всех областей, начиная от анализа исторических событий и заканчивая использованием уже давно распространенных технологий, для него только появившихся на свет и обретающих первые позитивные, полезные стороны.

Не прошло и получаса шумной езды автобуса по извилистым дорогам, как Флидерин уже сидел за партой на уроке информатики, вводил текст и разные сопровождающие формулы. Учитель обходил медленно учеников и следил за примерно одинаковым развитием событий на экранах. Последним был Флидерин, который отставал от предпоследнего тремя полными строками.

Здание школы было спроектировано по форме буквы „Н“ и из крайнего правого угла, где находился кабинет информатики, Флидерину надо было добраться вместе с классом до верхней части левой полоски, только на втором этаже. Проходя по центральной балке, соединяющей два продолговатых здания, его внимание зацепила уложенная на стене мозаика, распростертая по всей стене от начала до конца. Его всегда удивляло удивительное разнообразие выбранных красок – перед его глазами разыгрывался самый настоящий сюжет восхитительных, сюрреалистических снов с отличающимися друг от друга историями, которые были отделаны невидимым барьером смены общего тона картины. „Прям как в той рекламе, только не раздражает.“ – подумал он, жадно вкушая все эмоции и чувства, издающиеся от мозаики, даже несмотря на ее обшарпанность и отсутствие деталей в некоторых местах. К его сожалению, этот спектакль закончился слишком быстро и вплоть до окончания школьного дня мозаика была единственным воспоминаниям, греющим всю его душу.

Труский опять попросил разрешения остаться у Флидерина еще на одну ночь. Он ему не отказал, чему был очень рад Труский и не мог удерживать в себе эти эмоции:

– Спасибо! Не знаю почему – я вот серьезно – но именно у тебя дома мне лучше всего спиться. Даже в своей комнате мне не так комфортно, как у тебя, хоть и в последнюю ночь я мало спал… Только, пожалуйста, пообещай мне одно – если я тебе надоем, прямо так и скажи, я не обижусь, честно. – подозрение это вставало не на пустом месте, так как Труский до сих пор, спустя долгое время дружбы, не мог порой понять где Флидерина съедала стеснительность, а где он правда не противился его предложениям, несмотря на неуверенность в его положительных ответах.

Они прошли тот же самый путь от крайней остановки до дома Флидерина. Труский на протяжении этого пути пытался всячески подбодрить друга и провоцировал на занимательные беседы. Он ненавидел тишину, находясь с кем-то в компании, поэтому всеми возможными способами старался ее заполнить.

Худо-бедно они дошли до деревянной, тяжелой входной двери и вошли внутрь с посиневшими, морозными лицами, где на контрасте блистал красный нос. Не успели они разуться и снять с себя всю верхнюю одежду, как к ним подбежал в бешенстве отец и нервно, громко начал им что-то рассказывать невнятное. Труский бросал испуганный взгляд на своего друга, в надежде услышать нормальную интерпретацию слов дяди Гены, но тот пристально смотрел на своего отца и казалось все прекрасно понимал, однако это предположение было полностью ложным – он искренне желал понять отца и, к сожалению, никак не мог вникнуть в саму суть истории, при том иногда исходили знакомые, понятные слова, правда их было недостаточно для прорисовки полной картины.

– Пап, подожди, успокойся! – успокаивал Флидерин бедного старика, когда по его резко постаревшему на сто лет лицу градом стекали капли пота. – Отдышись и только потом медленно начни рассказывать. – у него получилось усадить отца на его любимое кресло рядом с обогревателем.

На усмирение его дыхания ушла минута, после чего он, под внимательным присмотром обоих ребят, начал говорить:

– Фух… Кхм, кхм! – он громко откашлялся в сторону вместе со слюнями. – Я опять видел эти глаза. Яркие глаза полностью черного человека, скорее даже черта, я ниче не понял… Наверное да, это был черт с горящими глазками. И это не был сон! Он бегал вокруг нашего дома, я собственными ушами слышал быстрый топот его ног! А потом и видел его глаза! Пока, – голос его становился все тревожнее и громче вместе с рассказом. – я выглянул из окна моей спальни и там были эти два огонька, эти два глазка этого черного урода. Естественно, я думал мне пока показалось, но потом я спустился на кухню и встретил его взгляд прям в нашем окне – он смотрел прямо на меня и я быстро побежал наверх к себе. Закрыл на ключ дверь и решил отсидеть несколько минут в комнате. Мне очень хотелось отодвинуть занавеску и посмотреть на улицу и когда я это сделал – там никого не оказалось, представляете?! Никаких огоньков, просто чистый снег, без следов, прошу заметить! – поднял он палец вверх и продолжал. – Я отошел от подоконника, потом опять решил проверить и снова никого! Потом, я как-то успокоился и спустился обратно в гостиную, но все равно ожидал чего угодно. Я аккуратно сел на диван, медленно осматриваясь по сторонам и в один из поворотов головы увидел прямо перед собой эти глаза! – закричал отец и в испуге сразу снизил тон, дальше уже шепча. – Он… он тут, в нашем доме, он где-то здесь…

Голос отца был на грани срыва и готов был вот-вот перейти в неконтролируемое рыдание – и дабы избежать этакого конфуза он принял решение замолчать и дальше отвечать на расспросы сына без слов либо же с минимальным использованием своего лексического запаса.

– Что значит он здесь? Ты уверен? – спрашивал Флидерин, желая прояснить полностью для себя всю ситуацию.

Отец просто кивнул головой, убедительно закрыв при этом веки. Труский уже обрисовал всю сложившуюся ситуацию и думал, что пришел к истине, но пока не решался встревать в их разговор, который уже был скорее допросом, на котором допрашиваемый отказывался произносить слова и только отвечал кивками головы.

– Что с тобой?! Почему ты молчишь, отвечай нормально! – не выдержал Флидерин немоты от отца.

– Чу… – дядя Гена криво приложил к губам указательный палец. – Он меня слышит. Вас не знаю, но меня точно… – впредь он говорил только шепотом и беглым, жидким взглядом осматривал всю комнату, не останавливаясь ни на каком предмете.

Тогда Флидерин сдался и повернулся за помощью к Трускому, который только и ждал этого сигнала поддержки. Он отвел его в сторону и тихо сказал, посматривая на дядю Гену краем глаза:

– Я не хочу тебя пугать, но, кажется, мы должны его отвезти в больницу, желательно к психиатру. Просто я думаю, это, типо, паранойя уже, при том серьезная. Давай реально вызовем скорую, не?

– Ну, не знаю… Такое с ним первый раз, честно говоря. Чтоб прям вот так сидеть и переживать сильно – никогда его таким не видел. Ммм… – Флидерин подумал некоторое время и все же отказался от идеи Труского, толком не взвешивая вся „за“ и „против“, а опираясь на внутреннюю интуицию. – Нет, я думаю пока не надо, посмотрим как он будет себя чувствовать завтра, а там уже решим.

– Окей, как знаешь.

Они пробыли с отцом вплоть до самого утра. Зевая, уже смыкая веки, оба не могли пойти спать. Несмотря на уговоры Флидерина подняться на второй этаж в комнату и уснуть, Труский не мог оставить друга в таком положении. Сам отец не позволял им уснуть и просил их никуда не уходить. Встретив теплый рассвет, лучи которого отсвечивались от снега и через окно попали на кухню, Флидерин, из зала смотря на эти лучины и видя состояние отца, которое оставалось прежним, принял тяжелое решение отвезти его в больницу. Труский был готов к этому и принял эту информацию с пониманием. Однако они не учли одного важного аспекта для успешного проведения этой задачи – это согласие отца поехать в госпиталь (скорее всего прямо к психиатру). Подозрение в этом пришло к Флидерину только после решения отвезти его – теперь стояла проблема посложнее.

– Нет, прямо ему об этом сказать нельзя. – советовал Труский, после обращения за помощью от Флидерина. – Надо что-нибудь придумать. Конечно придется обманывать…

Он размышлял над лучшим выходом из этой ситуации и без предупреждения, оговора с Флидерином сам подошел к дядя Гене с наигранной улыбкой, скрывающей за собой накопленную за ночь невероятную усталость:

– Дядь Гена! – Флидерин стоял рядом и следил за ходом действий. – Давайте сделаем так: покинем этот дом временно и найдем более безопасное место, например, мое жилище. Окей?

После этих слов отец с энтузиазмом и неожиданной ловкостью, скоростью движений подскочил со своего места и рукой поторапливал их быстрее осуществить слова Труского в реальность – план сработал идеально и Флидерин с восторгом и благодарностью смотрел на своего друга, который тем временем с гордостью улыбался, радуясь успешному исходу его слов.

Они вылетели из своей лачуги: дядя Гена и Труский буквально бежали к остановке, немного отставал Флидерин, задержавшийся закрытием входной двери.

– Все, все, дядь Ген, теперь просто ждем автобуса! – еле бормотал Труский с тяжелой отдышкой.

Того же нельзя было сказать об отце, чувствующему себя отлично после пробежки по глубокому слою снегу с широко распахнутой курткой, оголяя его домашнюю серую с оранжевым пятном от сока майку. В таком-то возрасте не только опередить молодого парня, но и остаться в лучшей форме, без чувства сильной изнуренности – это многого стоит, при этом, как и большинство глав семей мужчин, он не занимался никаким спортом и совершенно не следил за собой, о чем говорит круглый, волосатый живот, выпирающий из под майки. Труский искренне был поражен его энергичности, непонятно откуда взявшейся. Он смотрел на старика, на его быстрые, острые глазенки и только хотел улыбнуться, умиляясь увиденным, как сразу ему вдарила в голову мысль о возможном клиническом сумасшествии такого замечательного, жизнерадостного человека, переживающего в последнее время не самый лучший период своей жизни и теперь открывшийся перед ним кардинально другой стороной.

Флидерин еле ковылял ножками и с трудом добрался до остановки:

– Все, отец, не волнуйся, теперь мы в безопасности. Щас поедем к нему домой и там уже посмотрим че да как.

– Нет! Сынок, дорогой мой, ты даже представить себе не можешь как сильно ошибаешься-я-я! – он его по-отцовски схватил ладошками за лицо и, растягивая последнюю гласную, тряс его вперед и назад. – Да, спорить не буду, братец, сейчас их с нами нет. Вот прям щас, рядом с нами его – этого черта! – нет, тут я спорить не буду, солнышко. Но! Ты же не будешь отрицать, что он в любой момент может нагнать наши жалкие души и сделать ужасные вещи. Инфернальные вещи, во!

Флидерин и Труский смотрели на разыгрывающийся страшный спектакль, инкрустированный неожиданными речевыми поворотами отца и преобразованием тональности его голоса, сопровождающийся также сменой одной за другим различных говоров, наречий, которые в основном проявляли себя изменением произношение определенных букв. Оба друга не могли более следить с улыбкой за резкой сменой личности – даже вековечное ухмылка Труского не могла пробиться сквозь его тяжкие эмоции.

Отец не собирался и, казалось, не мог остановить своего монолога. Он не давал себя перебивать и, как порой делают самые скабрезные, хитрые дебатеры, покрывал своими бесконечными, порой бессмысленными, предложениями любые попытки людей вставить и свое слово. Даже выкрики Флидерина, который не мог уже переносить эту белиберду, не помогали, а Труский даже не лелеял наивных надежд каким-то чудом остановить льющийся поток мыслей дяди Гены.

– …и бах! Бах-бах-бах! Ну, ты же помнишь, как я тогда их пристрелил, а? – спрашивал он у своего сына и, не ожидая ответа, сразу же продолжал. – Прекрасное было время, замечательное! Эх… Ну-с, здесь мои полномочия всё, кирдык, я, ваши высочества, всеми силами устраивал шоу для вашей услады. Теперь вижу, как вы, бояре, цените мою высококачественную клоунаду, поэтому сейчас извольте и меня веселить – я подожду, можете не торопиться. – он сел на железную (непонятно почему не деревянную, так как это более эффективно и полезнее для здоровья в таких суровых погодных условиях) скамью при остановке, положил ногу на ногу и с чужой улыбкой на лице бросал то на одного, то на другого свой расплывчатый взгляд.

Флидерин и Труский в недоумении переглянулись и не знали, как поступить в данной ситуации – их спасло заблаговременное прибытие автобуса. Они втроем взобрались внутрь и заняли последние сиденья. Удивительно, на протяжении всего маршрута отец Флидерина не издал ни одного звука. Так они доехали до нужной остановки, вышли, затем пересели на другой общественный вид транспорта и спустя полчаса приближались к больнице. Вызвать скорую на месте было невозможно, так как и так с трудом ловило связь да и кроме этого им было безопаснее отвезти его самостоятельно. Уже подходил час, когда стоило перейти дорогу и они оказались бы рядом с больницей. Флидерин замедлил шаг Труского, позволив отцу отойти вперед, и прошептал:

– И что сейчас будем делать?

– Честно, я без понятия. Я, пока мы ехали, искал в инете вообще что будет, если обратиться за помощью к психиатру и, походу, твой отец должен дать личное согласие на обследование либо же мы должны убедить сан… – Труский пытался подобрать наиболее корректное слово, взамен первого пришедшего в голову. – врачей, что он невменяемый и создает опасность для окружающих – тогда его насильно заберут, но сразу в диспансер, чего не хотелось бы… Короче я не знаю пока, надо думать и быстро.

В голове Флидерина спокойно путешествовало перекати поле – оставалась надежда только на уверенность и смышленость Труского.

– Ребята, что-то вы отстаете, давайте догоняйте. Чем раньше достигнем намеченной цели, тем легче переживем эти сложные времена! – кричал он отстающим, горделиво ведя своих людей для выполнения высшей миссии, во всяком случае так он себе представлял.

Труский бился головой об эту проблему и спустя долгое время размышлений, пришел к выводу, что единственно верным выходом будет поведать отцу всю правду. Он осознавал, что пока дядя Гена находился в более или менее вменяемом состоянии, он мог здраво оценить ситуацию и логически выверить, к чему идет весь этот обман, поэтому Труский не решился продолжать лгать и для начала посоветовался с Флидерином, который с глупым и бессмысленным выражением лица слушал своего друга, надеясь только на него.

– Знаешь, мне кажется сейчас самое время все ему рассказать. Может и есть другие варианты как его заманить в больницу, но я никак не смог до них додуматься. Что скажешь, рассказываем?

Флидерин ничего не ответил и пожал плечами. Труский боялся потерять и своего друга, поэтому не стал выуживать ответа, скорее всего состоящего и так из невразумительных словосочетаний, которые только ухудшили бы сложившееся положение. Труский собрал волю в кулак и, потерпев неудачу при преждевременном обдумывании своих слов, решил довериться своей харизме и умению склонять людей на нужные действия.

– Дядя Гена, подождите! Мне нужно с вами переговорить насчет одной вещи важной… – отец остановился и молча ожидал дальнейших слов от Труского. – Даже не знаю, как вам об этом сказать… – сам Флидерин стоял рядом с Труским, как бы занимая уже правую позицию. – В общем, мы не идем ко мне домой.

– А к кому же?

– Да, тут дело вот в чем… – Труский пока занимался наиболее выгодной формулировкой мысли был удивлен такой спокойной реакции от дяди Гены и его дальнейшего внимательного слушания. – Мы правда вам верим, что вы видели каких-то чертиков, но все-таки, нам кажется, вам стоит пройти хотя бы начальную консультацию у доктора. Я думаю, вам станет только от этого лучше, правда. И еще, – не дал себя прервать Труский повысив голос и продолжал убеждать дядю Гену. – может быть, он вам поможет лучше справиться с этими чертами, мы все-таки пока дети, неопытные, а вас будет слушать явно умный человек. Ну я на это надеюсь.

Дядя Гена недоуменно смотрел на Труского, ища скрытые хитросплетения под его словами, но через мгновение он поменялся в лице и с жаром выпалил:

– А пойдем! И вправду, че я с вами тут слоняюсь по улицам, может там я найду нормальную помощь. Давайте, товарищи, ведите меня в вашу лечебницу. Там-то, надеюсь, все устроится как надо.

– Так далеко идти не надо, мы уже на месте. – показал Труский через дорогу, обрадованный такой легкой реакции от дяди Гены.

Спустя полчаса Флидерин и Труский сидели в коридоре, рядом с кабинетом психиатра и молча ожидали дядю Гену с врачом. Коридор пятого этажа был пуст, только порой проходили медсестры и врачи, провожая подозрительным взглядом двух молодых человек, сидящих у психиатрического кабинета. Никогда бы они не подумали, что жизнь доведет их до такого сюра. Флидерин с Труским нехотя взяли на себя роль заботливых родителей с нетерпением ожидающих выхода своего ребенка, а самое главное мнение врача.

Как только дверь громко распахнулась и из нее пока вышел счастливый дядя Гена, двое молодых людей подпрыгнули со своего места и вопросительно смотрели на психиатра. Тот же не преминул утолить их любопытство: