Плохое зимнее утро

– Кстати, твоя мама вроде чуть-чуть выпившая, да?

– Да, сегодня у моего отца день рождение – вот они и начали с утреца по несколько бокалов вина. Не знаю, как ее это так быстро развеселило. – Давид сидел за компьютером и просматривал какой-то текст, параллельно общаясь с Ильей.

– Ясно. Так зачем тебе спирт, если не секрет?

– Неважно… Как там Диана твоя поживает?

Илья не стал допрашивать его насчет спирта – они оба прекрасно понимали для чего он был нужен, поэтому с удовольствием поддержал этот переход от темы и ответил про самочувствие Дианы:

– Она недавно заболела: лежит, весь день кашляет и горло сильно болит. Решил ей купить чего-нибудь и навестить – долго там задерживаться нерезонно, не хотелось бы от нее заразиться.

– Правильно, не надо.

По каким-то странным обстоятельствам Илья совершенно не заинтересовался текстом, который так внимательно читал Давид. Это была книжка, художественное литература семнадцатого, восемнадцатого века про запрещенные лекарства, благодаря которым человек мог на определенное количество времени уединиться с собственным „я“ и полностью отрешиться от серости и скуки нашей реальности. Он искал то „магическое средство которое дало бы ему возможность унестись, хотя бы на несколько часов, из этой юдоли праха и, как говорит автор «Лазаря» – мгновенно овладеть Раем“. Очевидным следующим шагом в литературе для него был бы переход к Кастанеде, но пока он самостоятельно отказывался от этой затеи, под предлогом по большей части сказочности его произведений и отсутствия фактической, материальной выгоды: «Мне кажется, он станет прекрасным катализатором моего процесса и движения к полному сумасшествию» – и, пожалуй, он был прав. За все это время морального и физического падения Давида, он успел изрядно поумнеть и при этом стать более эрудированным – из-за нехватки интеллектуальной активности в прошлом, теперь он с удовольствием пожирал всю информацию про интересующие его вещи и легко запоминал, жаль только, что области эти были связаны с алкоголем и другими веществами, не помогающие изменить в лучшую сторону реальное положение дел, а убегать от мира самыми легкими способами.

Илья просидел какое-то время в этой светлой комнате с сгорбившимся Давидом напротив экрана компьютера и с огромными мешками под глазами – и решил спустя минут двадцать покинуть эту квартиру. Давид проводил его со словами:

– Приходи почаще, поболтаем.

– Окей, посмотрим.

Илья не имел ни малейшего желания ходить к нему почаще и Давид, прекрасно видя это по его лицу, расстроился. После их прощания, день обоих прошел по-разному: Илья накупил разных сластей в супермаркете и с одним большим пакетом навестил Диану, некоторое время там задержался, даже больше чем рассчитывал; поиграл с младшей сестрой, поел вкусный борщ матери Дианы, которая заботливо ему предложила и последние часа два провел с Дианой, расспрашивая ее об самочувствие, шутя про биологические термины и объясняя новые темы, которые она успела пропустить. Ее длинные черные волосы были собраны в клубок, глаза и нос были красные. Она постоянно шмыгала и чихала в сторону – после каждого чиха Илья желал ей здоровье, наслаждаясь этой милой картиной, главной героиней которой была прекрасная, невинная девушка, с нежным, при этом громким чихом и красивыми глазами, ставшие еще более привлекательными и притягательными благодаря простуде. Уже у себя дома он лежал в постели, подложив обе руки под голову, и обрисовывал в голове чуть подзабытую сегодняшнею картину. Рот окаменел в счастливую, долгую улыбку – скулы, мышцы лица начинали уже слабеть и через какое-то время он все-таки забылся сладким сном, который на следующее утро был прерван громким, мерзким, дребезжащим будильником. Даже несмотря на это, Илья открыл глаза с все той же улыбкой, только чуть вялой.

После ухода Ильи, Давид вернулся к компьютеру и продолжил читать занимательный текст: «…то есть как бы сон наяву. Нереальность, чуждость происходящего очень и очень чувствуется…» – теперь это уже была статья, рассказывающая о действии определенных таблеток на психику и о том, как проходят последующие шесть часов после принятия. Давид уже понимал как их достать и правильно подготовить к употреблению – единственная проблема была деньги, которых сейчас у него не было. Все карманные средства от родителей были потрачены на алкоголь, средней ценовой категории, так что ему надо было ждать как минимум неделю. Зато был спирт, за который, кстати говоря, он не дал Илье денег – оба про это забыли. Он принес из ванны стакан с холодной водой и залил туда часть спирта – в этот момент ему тоже было противно от самого себя, но деваться уже было некуда:

«Вот бы энергетика сейчас, вообще любого – было бы классно.» – подумав об этом Давид стал вспоминать, мог ли он где-то спрятать хоть одну жестяную баночку и его осенило: он быстро пошел в гостиную, не ожидая удобного момента сразу придвинул к себе диван, заглянул за спинку сверкающими глазами и достал полулитровый энергетический напиток – самый дешевый из всех продающихся, но это даже было к лучшему: содержание кофеина было настолько мизерно, что после двух таких банок подросток все равно не ощущал прилива энергии.

«Ради вкуса разбавлю, отлично!» – он был искренне рад этой, такой необходимой, как оказалось, находке. Вечер обещал выдаться прекрасным: Давид выключил свет в комнате, вернулся за прежнее место и, немного качая головой взад и вперед, продолжил чтение, иногда делая глотки полученного напитка кислотного цвета. Ближе к часу ночи он был пьян и прямо в домашней одежде заснул на кровати. Его утро, в отличие от Ильи, было не таким приятным: он еле поднял раскалывающуюся голову, попытался устоять на ногах, но эта попытка не увенчалась успехом – он обратно тяжело упал на кровать, прогнув до конца пружины матраса, и с недовольным, полусонным выражением пробормотал под нос непонятные слова. Спустя минуту его белое лицо резко, как хамелеон, окрасилось в зеленое, после чего он вырвал прямо на пол. Светло-зеленая жижа, медленно разливающаяся по полу, быстро вернула Давида в порядок и он выбежал на кухню за тряпкой и рулоном салфеток. В дверях комнаты, он обратно побежал на кухню только теперь за пакетом. Пока он стоял в растерянности и не понимал, с чего начать; потом как ребенок начал разматывать весь рулон и покрыл им все рвоту – так ему пришлось проделать раза пять, после чего салфеток осталось совсем чуть-чуть. Пакет он положил под остальным мусором в ведре, чтобы не заметила мама. Такая утренняя процедура, которая впоследствии вошла ему в привычку, быстро отрезвляла и бодрила.

«Не знаю, как меня так угораздило… – подумал он и сразу заглянул под кровать: энергетик был пуст, а вот спирт еще остался. – Ну, на сегодняшний вечер хватит, а потом че-нибудь придумаю, надеюсь.»

Впоследствие он увидел сообщение Ильи, который звал его поиграть в игру и пошел как ни в чем не бывало стрелять по врагам.

IV

Оставалось ровно два дня до начала официальных экзаменов для абитуриентов. Илья, как это присуще всем отличникам и полностью подготовленным ученикам, успел уже раньше всех начать волноваться. В таком состоянии его можно было напугать чем угодно и вывести из себя любым способом, поэтому он предпочел эти дни просидеть дома, выходя только к репетиторам. Диана, казалось, была более спокойна, но и она чувствовала это тревожное, неприятное давление в груди и животе. Переписывался он по большей части только с ней, а остальным отвечал с задержкой, так как не желал иметь пока никакого другого общения – Давид это сразу понял, так как хорошо знал своего друга и решил его не беспокоить ничем, только вечером написал бы: „Тебе переживать реально нечего. Ты сто пудов сдашь.“ – Илья хоть и умел хорошо учиться, но никакой проницательностью или внимательностью не обладал, поэтому такое нежное, заботливое отношение друга он не заметил и достойно не оценил. Вся его голова была забита только предстоящими экзаменами – ничего туда больше не вошло бы, да и не очень ему хотелось.

А что Давид? Давид решил никуда не поступать: теперь он поставил перед собой задачу устроится работать в казино на место крупье – раздавать карты, выдавать выигрыши и забирать проигранные фишки, а также следить за разными реакциями игроков. Эта работа его очень заинтересовала, ему хотелось видеть эти эмоциональные карусели: подъемы победителей и падение проигравших, особенно тех, которые ставили все, что у них было – интерес может и лицемерный, недостаточно гуманный, однако вполне обоснованный и понятный. Отец Давида, который так желал видеть своего сына врачом, в конце концов опустил руки и убедился в том, что вряд ли из него выйдет хороший специалист, а судя по его изменившемуся состоянию и интересам, отец надеялся хотя бы на его здоровое будущее, без вмешательства алкоголя и наркотических веществ. Вообще за последние месяцы общение между сыном и отцом достаточно быстро переросло в более взрослое: теперь Давида совершенно не волновало мнение отца по поводу его будущей карьеры и он спокойно участвовал с ним в спорах, иногда даже специально, ради забавы, занимая позицию, которой он на самом деле не придерживался. С матерью же отношения остались теми же: она за него искренне переживала, он же старался часто не злиться на нее из-за излишнего внимания и заботы к себе. За этот учебный год его жизнь кардинально изменилась: из депрессивного, нервного состояния он перешел в более спокойное, умиротворенное, правда с одним прицепом в виде зависимости при том алкоголической и наркотической. Его день не проходил без таблеток либо же алкоголя, а лучше их микс. К сожалению, денег на обычные психоактивные вещества у него не хватало, поэтому он предпочитал алкоголь и прибегал к аптечной наркомании, которая намного опаснее любого настоящего наркотика. Первоначально, он покупал лекарства продающиеся без рецепта, но впоследствии достаточно быстро смог научиться делать поддельные рецепты. С таким стилем жизни, конечно, ему оставалось недолго и он прекрасно это осознавал; Давид смог достичь того, на что у многих уходят десятилетия – он больше не боялся, вообще. Для него все это стало игрой и последний уровень с каждым днем становился все ближе. Его чувства по отношению к самому себе были полностью атрофированы, себя он ни капли не жалел и целеустремленно опускал тело прямо в ад, при этом к своим друзьям, а точнее к другу Илье, и к родителям он относился хорошо, по-настоящему заботился о них. На пути полного самоуничтожения он показал свою настоящую натуру и в глазах бога полностью себя оправдал. Как он сам однажды утверждал:

«В бога я все же не верю, но очень хочется, чтобы он был. Не хочу в конце жизни встретить пустоту, ничего. Хочу попасть в рай, в ад, в чистилище – да, господи, куда угодно, только не скучная пустота, пожалуйста! Исключительно ради этого я готов стать верующим, но пока мое внутреннее „я“ шепотом мне говорит: „Хватит заниматься сумасшествием. После смерти ничего нет и не будет“ – так что пока я останусь в стане атеистов, но постою на краешке, в надежде быстро и безболезненно уйти когда-то к верующим.»

Еще один день был позади. Накануне перед экзаменами учителя посоветовали ему ничего не повторять и просто отдыхать, очистить голову от мусора, прогуляться на свежем воздухе – отчасти он прислушался к их советам и правда вышел погулять в одиночестве, но голова все равно автоматически повторяла все темы, в надежде полностью убедиться в отсутствии забытых, утерянных знаний. Илья сам признавал всю тяжесть этого бесконечного процесса повторения и решил позвать выйти Диану. У них отношения развивались достаточно медлительно, они давно уже начали общаться тесно, однако это еще не перешло в романтические отношения – обе стороны были к этому готовы, но ни Илья, ни Диана не собирались делать дальнейших шагов в более личную близость. Возможно подсознательно они еще не были готовы из-за предстоящих важных событий в их жизни, поэтому так оттягивали этот момент окончательного их сближения. Диана отказалась от приглашения Ильи, чему он ни капельки не расстроился, так как прекрасно понимал причину и ее состояние. Он задумался над Давидом и ему захотелось его позвать. Тот в ту же секунду ответил ему согласием, чего Илья не ожидал и начал уточнять место их встречи:

„У главного входа в центральный парк, рядом со старой кафешкой. Буду тебя там ждать“ – написал ему Илья и пошел в сторону этого кафе и по пути купил для себя и Давида две бутылки газировки.

В это время Давид рылся в куче своих немногих вещей, ради одной длинной, белой, уличной кофты. Найдя ее и осмотрев, он заметил несколько непонятных линий, но все равно решил пойти в такой мятой: «Просить маму погладить не хочу, а самому лень. Без разницы, так надену» – на самом деле тут он лукавил, так как толком как правильно гладить вещи он не знал и после его экспериментальных попыток глаженья вещи становились более мятыми с дополнительными длинными линиями, перекрывающие все остальные. Он никуда не спешил и размеренными движениями одевался. Транквилизаторы делали свое дело – его ничего не торопило и он умеренно наслаждался моментом, без какой-либо эйфории. Давид любил потом еще подвыпить, находясь в таком состоянии, но сейчас как назло ни грамма алкоголя дома не было. Надежда все равно не умерла, так как была вероятность, что сам Илья купит хотя бы пиво – он не знал, к сожалению, как его ожидали уже с газировкой, от чего он бы тоже не отказался на самом-то деле.

На улице было ясно. Облаков практически не было, только редкие еле видные, полупрозрачные хлопья вырисовывались на голубом небе. Давид часто смотрел вверх и наслаждался этим чистым, светлым небосклоном, который при долгом просмотре, казалось, начинал опускаться все ниже и ниже – в основном после этой иллюзии он опускал голову и продолжал идти своим путем. Дороги были свободны, машин проезжало мало, пешеходов же было достаточно. Давид перед каждым встречающимся красным человечком смирно стоял у бордюра и ставил стопу на зебру исключительно при появлении зеленого цвета, при том даже тогда, когда машин не было от слова совсем. Дисциплина безусловно важна, но и до таких крайностей доводить ее, думаю, не стоит; Давид же это делал, не особо задумываясь в принципе над своими движениями и намерениями. Только спустя полчаса они встретились, пожали друг другу руки, будто виделись час назад:

– На, пей. – протянул Илья ему бутылку.

Давид поблагодарил его за газировку и сделал несколько глотков: шипучая вода немного привела его в бодрость, но сонные, неполностью раскрытые веки говорили сами за себя. Илья ничего не заметил. Давид, идя по правую сторону от своего друга и, стараясь не отставать от его быстрого шага, поинтересовался самочувствием абитуриента:

– Завтра экзамены, скоро весь этот долгий ад подготовки закончится. Ты, наверно, сильно переживаешь, да? – спросил он с настоящим сожалением.

– Да. – сказал сухо Илья и не собирался ничего добавлять к этому исчерпывающему ответу, но через несколько мгновений все-таки продолжил. – Все переживают – это нормально, главное на самом экзамене быть максимально сосредоточенным и спокойным, насколько у меня это получится.

– Правильно. Только думаю ты все-таки будешь волноваться, но ничего, может даже это и к лучшему.

Илья, спустя некоторое молчание, с экзаменов перевел тему на Давида и его будущее:

– Зря ты решил не поступать. Мне кажется, было бы…

– Смысла нет, уверяю. – он не дал ему договорить. – Я миллион раз проговаривал все возможные варианты, но убедился в том, что нет никакого смысла мне сдавать экзамены. Во-первых, вероятность того, что я сдам мала; во-вторых, даже если я и наберу достаточно баллов смысл мне поступать на факультет, который мне совсем неинтересен; в третьих, через силу, с трудом закончив этот университет, я буду все равно посредственным специалистом, поэтому лучше всего не терять времени и сразу начать работать, как я тебе уже говорил, в казино. Я надеюсь, что меня примут на место крупье – вот это мне правда интересно. Я даже карты купил, при том не дешевые: сижу у себя в комнате перед компом, смотрю ролики, читаю и постоянно мешаю карты. Жаль, я их не взял с собой, а то показал бы чему научился за это время.

Илья выслушал своего друга и принял его позицию достаточно спокойно:

«В принципе, он прав. – думал он позднее у себя дома. – Ему незачем сдавать эти экзамены. Рад, что он хотя бы смог найти для себя занятие, кроме алкоголя и этих ужасных таблеток! Господи, как он так опустился… Это очень страшно, такими темпами он не в казино будет работать, а лежать трупом в земле! А поделать с этим я ничего не могу – он давно уже смирился с этой участью и заставить его отказаться от всех этих вредных вещей, дающих ему смысл жить, невозможно. Вообще никак, все, это конец…»

Эти мысли довели его до невероятного эмоционального срыва – Илья, сам не понимая как это произошло, начал плакать, слезинки текли по его щекам и они не останавливались, сколько бы он не вытирал глаза. Очевидно на фоне предстоящих экзаменов и ситуации вокруг Давида, Илья не выдержал и впал в безудержную тоску пока лежал в постели – ему уже стоило заснуть, а он не мог никак остановиться и это еще больше его раздражало. Такое предэкзаменационное настроение далеко не было хорошим знаком, предвосхищающим отличные результаты – нет, все старания за этот год могли пойти под откос только за одну ночь. Илье повезло: в этих эмоциональных метаниях за такой коротенький отрезок времени он быстро изнурился и уснул, иссякнув все свои силы, которые сон ему смог возобновить, поэтому к экзамену он был в нехорошем настрое, но голова функционировала как надо.

Я сделаю одолжение двум друзьям и остальную часть их прогулки оставлю без описания. Если вкратце, темы крутились вокруг этих ключевых слов: экзамены, будущее, Диана, отношения… Первые три понятны, – Давид знал о влюбленности Ильи – а вот про последнее интересно услышать Давида, мальчика, ни разу не побывавшего в отношениях и по его заверению никогда не чувствовавшего настоящей любви к девушке. Илья в это не верил и счел эти слова за сокрытие внутренних его переживаний. К сожалению, Илья был не прав – Давид ни разу не чувствовал той завораживающей любовной теплоты на душе и более того так и не почувствовал до конца своей смерти.

– Ну, сам я полностью уверен, что пока ни в кого не влюблялся. Не знаю, для меня это не так просто, как остальным, наверное. Мне кажется, примерно я могу понять, что это за чувство, все эти бабочки в животе и все такое, не пережить такое мне еще не удавалось. В принципе, я не против, если удастся, но в ближайшее время маловероятно.

– Все равно не верю: как за всю жизнь ты не влюблялся? Для меня это вообще невозможно, ну ладно. На самом деле жаль, если это правда так.

– Так смысл мне обманывать? – спросил спокойно Давид. – Я даже рад буду тому, если я ошибаюсь. А может я один из тех, у которых любовь появляется раз в жизни и мне нельзя упускать этот шанс, когда он наступит. Или я вообще навсегда отдален от романтических отношений. За все это время, пока, я не чувствовал нужды в девушке, обнимашках, внимании и т.д. Посмотрим, че будет со мной дальше, надеюсь еще холоднее не стану.

Вскоре они разошлись по домам. Давид пожелал удачи другу на предстоящих важных экзаменах, а сам пошел домой, продолжая мысль о любви, которая в его жизни была мертва. Заниматься самоанализом и копаться в своих задворках головы ему не доставляло ни малейшего удовольствия и не получалось. Результатом этих коротких размышлений в основном было принятие определенного факта, которого он вначале придерживался, и забытие всей этой ситуации, переход на другую тему, не имеющую ничего общего с его персоной.

У себя дома он надеялся на чудесное появление алкоголя или хотя бы спирта. Открыв дверцу холодильника, его глаза резко упали на несколько бутылок пива с запечатанными крышками. Всего он насчитал пять штук и без промедления взял с собой в комнату одну. Давид осознавал, что родители знают об его увлечённости к алкогольным напиткам, поэтому одна бутылочка пива не была бы проблемой, однако они не могли себе представить, что их сын больше не может жить без алкоголя. Про таблетки они не догадывались, Давид их всегда тщательно скрывал у себя в комнате, то под матрасом и каркасом кровати, то в пачках от игральных карт, которые порой были заполнены несколькими листами таблеток.

Одна бутылка полностью удовлетворить потребности Давида не смогла, но часть жгучего желания чего-нибудь тяпнуть все же сумела погасить. Выкинув бутылку в урну, уже ни от кого не пряча, он вернулся в комнату, выпил с водой еще три таблетки и крепко уснул.

V

Давид проснулся в своей грязной комнате, посидел на кровати какое-то время с закрытыми глазами, опустив ноги на пол посреди разбросанной одежды и непонятных разорванных бумажек, и взглянул через окно: на улице большими хлопьями медленно падал снег, увеличивая снежный слой на внешнем подоконнике. Так его встретил первый день декабря и лучше представить себе невозможно. Давид же особо не обратил внимания на первый снег и первые минуты осматривал свою каморку, которая однозначно нуждалась в тщательной уборке. Судя по состоянию комнаты тогда, казалось в этих четырех стенах жило не менее пяти человек – буквально везде был мусор. Найти хоть что-то чистое в этой комнате было большим испытанием и, вполне возможно, нереальным. Давида совершенно не волновало, что из себя представляет его комната и вероятно это из-за того, что она уже давно находится в таком небрежном состоянии.

За эти полгода, если вкратце, случилось несколько важных происшествий: Илья и Диана попали на свои факультеты, при этом с очень высокими баллами, а также обьявили себя парой, про что я чуть поподробнее расскажу попозже; в жизни Давида изменения были намного хуже, в конце августа он потерял маму – ее сбила машина и после этой страшной трагедии его и так шаткое физическое и душевное положение стало с каждым днем только ухудшаться, что выразилось практически на всем. Безусловно и по отцу сильно ударила эта внезапная утрата. До сих пор никто из них полностью не восстановился да вряд ли это когда-нибудь произошло бы. Его отец искал разные подработки и до сих пор не смог найти для себя постоянное место работы. Отношения между ним и Давидом теперь были окончательно мертвы; ни тот, ни другой не горели желанием обмениваться хоть какими-то словами, кроме стандартных и обыденных: „доброе утро“, „спокойной ночи“, „привет“, „пока“, „спасибо“, „не за что“ – эти слова занимали 90 процентов всех их общений и оба были довольны таким положением дел. Решение вот так отдалится друг от друга было принято без физического обсуждения; на интуитивном уровне они осознали, что не могут более откровенно общаться.

Стиль жизни Давида изменился в худшую сторону, только теперь это происходило огромными шагами и остановить полную личностную деградацию уже не представлялось возможным. Раньше, как мы отмечали, он совершенно не был самовлюблен и порой делал вещи целенаправленно в ущерб себе, теперь же такое пренебрежительное отношение к самому себе достигло пика: намеренно самоувечьем он не занимался, но тело свое перестал как-либо беречь; про здоровье забыл окончательно и количество употребляемых ежедневно таблеток увеличилось до смертельной дозы. Он понимал, что ходит по краю жизни и ничего не собирался с этим делать – наоборот, с каждым днем ставил перед собой новые задачи, искал тот предел своих возможностей, которые ему так хотелось выразить наружу. В общем, смерть была близка и это понимали все.

Поток его мыслей, облекающийся в понятные слова стали для него редкостью – теперь большинство его мысленных процессов были просто выражены ассоциациями и картинками. Но иногда, во время близкого к трезвости – к трезвости для Давида – состояния, он позволял себе прямо о чем-нибудь рассуждать и один из таких редких моментов мы оставим тут. Мысли его шли в основном обрывочно, с небольшими, нужными для него паузами, которые он использовал для разных физических потребностей, из которых самым популярным было сделать глоток алкоголя:

«А какой же прекрасный был сон. – рассуждал он в один из дней, ходя по своей комнате от стенки к окну и обратно с приоткрытым ртом и глупым, бессмысленным взглядом постоянно устремленным куда-то вперед. – Такой простой и такой классный… – слова произносились достаточно медленно как у пожилого человека, но в его случае это было обусловлено не устоявшимся моральным состоянием, ну и как обойтись без влияния седативных препаратов. – Сидел себе спокойно на скамеечке, вокруг никого, только пение птиц и шелест листьев. Слабый, прохладный ветерок дул прямо мне в лицо и помогал уточкам быстрее плыть по озеру. Мама была впереди, сзади много утят. Сколько их было вообще? Ну вроде где-то 5, может 6. – он остановился у столика и сделал глоток самого дешевого коньяка из магазина. – И все. Реально, больше не было ни-че-го… Скучный сон, даже не очень красочный, но такой добрый, эх… – он опять выпил, но поменьше чем до этого. – Кхм, кхм… Уже с утра чувствую в горле че-то застряло и никак не могу избавиться. Кхм, от этого кома. И че дальше-то было? Вроде ничего, ха-ха, максимально тупой сон, но… Ладно, не буду больше. Потом я просто проснулся. Пошел в туалет, сделал свои дела. Вернулся в комнату, сел за комп. Че-то посмотрел, что-то прочитал. Купил это говно в магазине, теперь сижу, ой, хожу, попиваю. Ладно, грубо сказал, не такой плохой коньяк, видал и хуже. – он выпил до конца и начал наполнять опустошенной стакан. – Хотя, может и этот самый худший… Не знаю, короче, я давно уже ничего не знаю. Надо проблеваться, хоть и с утра, как всегда, я уже все сделал, но хочется еще, что-то осталось внутри, неприятно. Сегодня утром думал вырву вместе со рвотой еще орган какой-нибудь. Фу! Ужасно было! Жаль, что только благодаря этому мерзкому процессу я могу жить. – Давид опрокинул залпом весь стакан с коньяком и упал устало на кровать, уснув меньше чем за пять минут, хоть и этот сон оказался непродолжительным: он проснулся через полчаса и сразу сел за компьютер, дабы посмотреть фильм про девяностые года в Америке с обязательным атрибутом, в виде темы наркотиков.»

Пока Давид переживал самый сложный и болезненный период своей жизни, Илья глубоко окунулся в студенчество, правда для будущего врача оно было не таким веселым и легким. Он полностью погряз в учебе, при этом это было только начало. Ректор обещал ему, что уже со второго семестра все будет намного сложнее: