Вдруг я скажу что-то не то? Современный психоанализ в вопросах и ответах

Самим аналитикам это нужно не только для успешного разрешения нарциссических проблем идентичности (хотя для начинающих это тоже важно). Речь идет также о профессиональных и финансовых инвестициях, от которых зависит их дальнейшее благополучие.

Ферро предлагает устремленный в будущее перспективный подход. Своей мощью и кажущейся простотой его психоанализ порой напоминает темную сторону силы джедаев. Одни сразу вступают в его ряды, другие осторожничают, поскольку их опыт подсказывает, что психоанализ и яркие лозунги несовместимы, а крылья идеализации смазаны воском.

Что до меня, то я выбрал не самый быстрый путь – диалектический. Он заключается в сопоставлении разных теоретических концепций с собственным клиническим опытом, и в практике перехода от трансферентных насыщенных интерпретаций к увлекательной, хоть и непонятной игре нарративов.

Эта книга не оставит читателей равнодушными. Что-то в ней покажется весьма убедительным и встретит явное одобрение, а что-то – слишком простым, тенденциозным или даже радикальным до такой степени, что вызовет раздражение.

Ферро и вправду радикален! Его психоаналитическое становление происходило в посткляйнианский[3 - Мелани Кляйн – известный британский психоаналитик, создательница теории объектных отношений. – Прим. пер.] период, когда анализ характеризовался мгновенными и даже агрессивными интерпретациями переноса. Но после знакомства с трудами Биона Ферро изменился. Стал более раскрепощенным и перешел от работы над пациентом к работе с пациентом (как с «лучшим коллегой»). А далее, опираясь на принципы симметрии и сотрудничества, доводя свои идеи порой до чрезмерных, рискованных и даже бестактных степеней (взять, к примеру, критику фрейдизма), он создал постбионианскую теорию поля.

Ферро прекрасно осознает значимость своего вклада в психоанализ и при этом, как мне видится, готов в будущем разделить участь, которую сегодня пророчит Фрейду. Кануть в Лету! А пока Ферро готов послужить нам очередной ступенью вверх, а лучше сказать – стартовой площадкой для «космических кораблей», готовых продолжить исследование загадок человеческого разума.

– Я хочу понять…

– Что?

– Все, все это! – Я показал вокруг.

– Поймешь, когда забудешь то, что понимал раньше.

    Итало Кальвино.
    Происхождение птиц

1

О профессии

Все, что ты можешь, – это болтать и тыкать значком, болтать и тыкать значком, только болтать и тыкать значком!

    К/ф «Неприкасаемые»
    (The Untouchables, реж. Б. Де Пальма, США, 1987)

ЛУКА НИКОЛИ: Эта книга задумывалась как гид по выживанию для молодых, начинающих психоаналитиков, поэтому для начала я хочу вас спросить: какие сложности ожидают их в этой профессии?

АНТОНИНО ФЕРРО: Начнем с того, что независимо от реального возраста всем психоаналитикам предстоит отстаивать право быть молодыми. Недавно я читал интервью одного итальянского коллеги, часть которого была посвящена разбору поведения другого, 62-летнего, психоаналитика. Последнего критиковали за то, что, вместо того чтобы почтительно внимать докладчикам во время профильных конференций, он устраивал регулярные и жаркие дискуссии. Мне кажется, хороший пример проявления молодости в 62 года!

Я очень надеюсь, что когда-нибудь психоаналитические организации начнут учитывать нашу биологическую недолговечность и смягчат требования к аттестации новых членов таким образом, чтобы мы могли называть молодыми аналитиками людей в возрасте 30–40 лет. А пока «плата за вход» будет держаться на уровне четверти века, придется иметь дело с 50-летними «молодыми» кандидатами и 60-летними «молодыми» специалистами[4 - Кандидат, член, специалист – это разные статусы в психоаналитических организациях, между получением которых может пройти несколько лет. – Прим. пер.].

– Спасибо, но я имел в виду…

– Ортодоксальные тенденции в психоанализе – это большая проблема, поскольку избыточное стремление к сохранению традиций блокирует развитие новых идей. Отчасти такое положение дел вызвано уже упомянутым возрастным сдвигом. Давайте признаем, что 60-летний тренинговый аналитик, обучавшийся своему ремеслу в 1980 г., будет преподавать студентам в 2015 г. психоанализ 30-летней давности. Даже тот, кто старается идти в ногу со временем и много работает, подвластен его влиянию.

С другой стороны необходимо признать, что психоаналитическому сообществу свойственны те же процессы, что и сообществам религиозным, когда живые и наполненные идеи превращаются в статичные символы, своего рода «Господи, помилуй», основная ценность которых заключается в возможности идентифицироваться с группой с помощью регулярного совместного повторения. И речь не только о повсеместном цитировании Зигмунда Фрейда (надо сказать, Европа грешит этим больше, чем США), а вообще о привычке принимать все просто на веру. Возможен ли другой путь? К примеру, Уилфред Бион на одной из Тавистокских лекций предложил отказаться от дальнейшего использования концепций переноса и контрпереноса, сыгравших важнейшую роль в развитии психоанализа, чтобы полностью сосредоточиться на развитии созданного на их базе наследия.

Вы можете заметить противоречие. С одной стороны, я критикую ортодоксальность, а с другой – цитирую Биона. Что ж, это правда. Мне еще лишь предстоит избавиться от этой болезни.

Я думаю, что всем психоаналитикам (не только молодым) необходимо учиться противостоять натиску собственных знаний. Если вы принимаете идею существования бессознательного (или того, что сегодня называется этим термином) и планируете с ним взаимодействовать (то есть взаимодействовать с неизвестным), то необходимо забыть все, что вы узнаете во время сессии, сразу после ее окончания. Внимание, взгляд и слух аналитика должны быть устремлены вперед. К неизведанному.

Аналогичный подход справедлив и в отношении теорий. Лучше забыть их, чем пестовать или защищать от критики. Изученные теории – это пройденный путь. Ступень за ступенью мы поднимались с первого этажа на второй, со второго на третий, с третьего на четвертый, с четвертого на пятый и теперь, дойдя до седьмого этажа, имеем полное право с гордостью оглянуться назад и полюбоваться результатом, отдав дань уважения всем, кто помог достичь этого уровня! А после этого продолжить свое восхождение, чтобы открывать следующие этажи или даже создавать новые. Это естественный процесс!

Задумайтесь, какое пагубное влияние на развитие психоанализа оказывают похожие наставления. «Негативный перенос должен быть обязательно интерпретирован!», «Негативный перенос должен интерпретироваться таким образом!..». Вы наверняка не раз слышали нечто подобное во время обучения или профильных конференций. На мой взгляд, это крайне жесткие и ограничивающие директивы. Задача аналитика в том, чтобы каждую сессию открывать новые истины и перспективы в зависимости от того, каков сегодня пациент и каков аналитик.

Световое загрязнение[5 - Световое загрязнение (иначе – засветка) – засвечивание ночного неба искусственными источниками освещения, свет которых рассеивается в нижних слоях атмосферы, мешая астрономическим наблюдениям и изменяя биоритмы живых существ, порой приводя их к гибели. Иногда это явление называют световым смогом. – Прим. ред.] собственными знаниями – большая проблема. Вспомните мощные сгустки искусственного освещения при подлете к ночному Нью-Йорку, которые лишают его жителей возможности видеть небо, звезды и, конечно же, темноту. При этом, если городской житель окажется в менее освещенной местности, его зрение адаптируется и он начнет видеть во мраке. Тут может возникнуть вопрос: «Выходит, что молодые аналитики (или те, кто сражается за свою молодость) имеют преимущество в работе с неизвестным по сравнению с более опытными коллегами?» Что ж… недавно на супервизии начинающий аналитик одной фразой сформулировал интерпретацию, которая больше часа вертелась у меня на уме, но не находила четкого выражения.

Австрийский драматург Артур Шницлер, посвятивший психоанализу многие годы, однажды написал: «Эдипов комплекс настолько увлек аналитиков, что затмил прочие комплексы, которые буквально растворились в "световом загрязнении" Эдипа». Зацикленность на том, что знаешь, разрушительно влияет и на теорию, и на практику психоанализа.

– Чтобы увидеть новые звезды, нужно выполнить ряд условий. Во-первых, вспомнить, что небо находится над головой. Во-вторых, подобрать необходимую оптику, потому что в случае близорукости (как у меня) или астигматизма есть риск вообще ничего не увидеть. Думаю, это самое важное, хотя, вероятно, есть и другие требования. При выполнении каких условий психотерапия может называться психоанализом? Что самое важное?

– С тем, что небо находится над головой, не все так просто. Однажды во время путешествия по Южному полушарию я решил взглянуть на ночной небосвод и буквально оторопел, потому что совершенно его не узнал. На месте знакомой мне Полярной звезды сиял Южный Крест!

Если вы просверлите Землю насквозь (к счастью, психоанализ предоставляет нам такие возможности) и заглянете в полученное отверстие, то увидите совершенно другое небо. Этот пример, может, и не самый реалистичный, но я просто хочу показать, что все зависит от перспективы. Что касается главных условий… Не знаю, как будет выглядеть психоанализ в далеком будущем, но сегодня и в обозримой перспективе самое важное – это пациент, аналитик и сеттинг. Так выглядит необходимый минимум! Я убежден, что идентификация психоаналитика с профессией происходит исключительно в рамках сеттинга с тем, кто соглашается занять позицию пациента. Все остальное время мы обычные люди с хорошим образованием и определенным мировоззрением. Психоанализ, скорее всего, поможет вам лучше понять фильм или книгу, однако социология или антропология дадут ему в этом сильную фору.

На мой взгляд, психоаналитики выглядят смешно, когда пытаются казаться психоаналитиками, и единственная ситуация, в которой они выглядят серьезно, – это кабинет, пациент и сеттинг. Когда соблюдаются эти условия, происходит важная метаморфоза. У аналитика возникает способность чувствовать, мыслить и метаболизировать страдания пациента. Вносить ясность в чужое сознание своим присутствием, участием и желанием оказать помощь. Собственно, это и способствует исцелению, пусть всегда относительному, пусть с маленькой буквы «и». Но именно этот процесс происходит в анализе. В этом особенность нашей профессии.

– Я согласен, что исцеление – это главная функция психоанализа, но мы должны понимать, каков главный целительный фактор. Вопрос, который традиционно адресуется всем направлениями и инструментам терапии. Современным пациентам доступен широкий спектр психологической помощи: когнитивно-поведенческая терапия, конструктивистская терапия, системная терапия и так далее. Думаю, всем будет интересно узнать, в чем же состоит специфика психоанализа.

– Бессознательное, бессознательное и еще раз бессознательное… Психоанализ невозможен без принятия идеи бессознательного измерения. Не важно, как оно воспринимается, – с традиционных фрейдистских позиций как хронологически упорядоченная и вытесненная из сознательной области информация, которую в ходе анализа можно дешифровать и вернуть обратно, – самое раннее и наивное представление о феномене. Или как многоуровневая, инфраструктурная и непрерывно изменяющаяся формация. Совместное произведение аналитика и пациента в сессии, которое можно научиться делать более функциональным.

Сегодня мы более-менее понимаем, как выглядит инструментарий, позволяющий осуществляться этому процессу. Я специально говорю «сегодня», потому что через 20–30 лет все может измениться и мы будем говорить о более продвинутых вещах. На что я искренне надеюсь. Сегодня же все эти инструменты имеют онейрическую[6 - От греч. «онейрос» – сновидение; связанный со сном. – Прим. пер.] природу. Это феномен трансформации сенсорного восприятия реальности в визуальные картины; это механизм действия и фактические проявления ревери; это способность человека (аналитика) дриминговать[7 - От англ. dreaming – грезить, мечтать, сновидеть, воображать. – Прим. пер.] и демонтировать коммуникацию другого человека (пациента), создавая новые смыслы и не существовавшие раньше миры. Применение этих инструментов позволяет осуществлять интеллектуальную и чувственную трансформацию самых твердых психических блоков в эмоции, чувства и мышление. Аналитик «сновидит» необработанный (и ставший симптомом) материал пациента, делая его мыслимым, выдерживаемым, наполненным. Он трансформирует разрозненные нарративы в новые устойчивые смыслы. Превращается в еще один источник сенсорных данных, который поставляет в мир снов и бессознательного пациента уже переработанные психические элементы. Аналитик – это соавтор бессознательного.

Я думаю, что из всех возможных ролей самая важная для аналитика – это роль волшебника, который с помощью магии слов, звуков и метафор изгоняет демонов и укрощает драконов. Преобразует внутреннюю реальность пациента, создавая пространство для творчества, воображения и абсурда.

Однажды Толстой, рассказывая о своем детстве, вспомнил, как они с товарищем придумали игру в «паровоз из стульев». Они сильно радовались этой затее, пока не пришел старший брат и не разломал конструкцию со словами: «Дурацкая игра, это ведь просто стулья».

Аналитик должен действовать прямо противоположным образом – видеть вместо обычных стульев поезд, дворец, фрегат… да что угодно! Он должен вдыхать жизнь в персонажей и истории пациента, не забывая при этом, что он соавтор, а не режиссер сессии, и что созданный в ходе совместного творчества нарратив нужно будет забыть сразу после ее окончания, потому что психоанализ происходит только здесь и сейчас, в присутствии всего двух очевидцев.

– Я долгое время увлекался фэнтези, поэтому не могу пройти мимо метафоры с магией и драконами. Как психоанализ превращается в магию?

– Интересный вопрос. Сложно представить, например, что диспетчер пожарной части в ответ на ваш звонок вдруг скажет, что «пожар – это ваши невыносимые эмоции…». Диспетчер пожарной части должен действовать адекватно. Не менее странно будет, если в ответ на историю друга о растущих на его теле родинках я не посоветую ему незамедлительно обратиться к дерматологу. Но что мне делать, если на родинки пожалуется пациент в сессии? Все, конечно, зависит от обстоятельств, но я могу обратить внимание, скажем, на плед с темными пятнами, которым он прикрыл ноги. На то, что плед похож на овечью шкуру, из которой клочьями вырвали шерсть, на месте которой теперь виднеется темная кожа. Как будто овца начала превращаться в леопарда. И если бы пациент продолжил говорить о растущих родинках, то темные пятна на шкуре могли бы расползаться до тех пор, пока овца не превратилась в черную пантеру.

Таким образом, рассказ о родинках, превращается в историю о преображении пациента в овцу, леопарда и, наконец, черную пантеру! Заметьте, магия уже началась, хотя пока обходится без драконов. На месте аналитика я бы подумал, что кушетка должна быть достаточно прочной, чтобы выдержать все флуктуации пациента. Разумеется, нет никакой прямой связи между историей о родинках и «Книгой джунглей». В сессиях могут спонтанно рождаться самые разные нарративы, открывая путь к бессознательному и пациента, и аналитика.

У диспетчера пожарной части и аналитика принципиально разные задачи. Первый должен реалистично воспринимать поступающую информацию, а второй – пропускать ее через «магический фильтр», базирующийся на способности играть и грезить во время сессии.

– Если попросить знакомого аналитика порекомендовать специалиста для личной терапии, то, скорее всего, он задаст вопрос: «Мужчину или женщину?» Влияет ли пол аналитика на репертуар историй, которые будут появляться в сессиях?