События описанного происходили при ротации занимаемых позиций, хотя даже больше не по замене, а при некой перегруппировке, когда одни подразделения переводились на смежный участок фронта, в то время как вновь пришедшие занимали их обустроенные позиции. В этот знойный месяц там оказался и я, когда попал в подчинение к одному командиру роты, с которым мне впоследствии необходимо было работать в эвакуационной группе.
По моему приезде в посёлок я сразу же обратил внимание, что солдаты из разных подразделений перемещались в каком-то разболтанном состоянии, а те же машины достаточно уверенно перемещались между разбитыми дорогами посёлка. Подобное спокойствие было обусловлено тем, что в те былые времена ещё не было в таких кромешных количествах дронов-камикадзе, как и не было в том же распространении артиллерии. Последняя, кстати, била, что называется, по расписанию, именно по загаданным часам, либо же по совсем уже обнаглевшим и заскучавшим водителям, которые не старались упрятывать свои машины.
Именно поэтому боевые бродяги, да и просто оставшиеся местные могли себе позволить проживать в домах, совсем не переживая о своей безопасности. Так было и у нас, однако мы, как и некоторые другие, всё равно высматривали дом именно по соседству с глубоким подвалом, чтобы при случае резко сорваться и переждать в нём артиллерийский обстрел. Такое же пристанище с соседствующим с ним заброшенным домом и разыскал мой капитан. Однако жилище это было не слишком вместительным, поэтому командир и указал на занятую мной кровать, добавив, что на ней уже размещается его товарищ, который временно отъехал по задаче. Тогда я не особо расстроился, а просто переместился на другое место в виде узкого дивана, на котором и стал перебирать свои вещи. Раскладываю, достаю то, что надобно бы уже выкинуть, как вдруг слышу грохот. Что-то отдалённое от нас ухнуло, однако слышно было так, словно бы это произошло совсем рядом. Так, в общем-то, и вышло, потому что когда мы выбежали из дома, то вдали от себя увидели развевающиеся клубы дыма. Заметно было прямо от нашего забора, только было не совсем понятно, что же там произошло, тем более на нашей территории. Капитан уже стал суетиться, выходить по связи на одних и других, однако никто не мог дать внятного ответа, почему на нашей же территории где-то в километре дымится кустарниковая зона. Только спустя некоторый десяток минут выяснилось, что наш гусеничный тягач подорвался на противотанковой мине. Причём сила взрыва была настолько чрезвычайна, что корпус машины перевернуло вверх дном, посередине которого виднелось раскалённой трещиной пробитое отверстие.
Однако о настолько подробных особенностях трагедии я бы так и не узнал, если бы меня не попросили запустить свой дрон. Нужно было произвести разведку местности, потому что выдвинувшиеся на поиск ребята не могли найти тела некоторых из наших солдат. Взрывная волна отбросила их настолько далеко, что в высокой траве вести поиски было очень проблематично, поэтому я и опускал квадрокоптер на несколько метров от земли и передавал по капитанской рации, чтобы поисковики двигались в сторону моего полёта.
Так уж вышло, что ушедшая на другие рубежи стрелковая бригада не оставила сменяющим подразделения карты минных заграждений. Поэтому было и неясно, где устанавливались мины, а где проводилось их разминирование. Ранее прибывшие с нами сапёры успели сделать то, что смогли обнаружить и нанести, до других же участков у инженерной разведки попросту не дошли руки. Таким участком и оказалась та кустарниковая зона, в которую забрёл гусеничный транспорт. Командира, который помчался на нём, предупреждали обождать, сетуя на абсолютную ненужность скоропостижной разведки местности, однако он, как и некоторые другие, не воспринял это всерьёз и отправился по своему усмотрению до ближайшей лесопосадки. В неё отправился и товарищ капитана, на кровати которого я так поспешно разместился. На ней мне, кстати, через два часа капитан и предложил разместиться, как-то с досадой в словах добавив, что теперь это уже может быть моим местом. Но спать на этой кровати я так и не стал, потому что мне казалось, что ещё несколько дней – она будет занята тем, кто ещё не успел от нас уйти.
Тяжелое, конечно, у меня было в тот день осмысление, хотя подобные случаи встречались и после ушедших событий. Причём рвались не только мы, потому что встречалось «дружественное» минирование и у противника. Одно из таких нам показывали вагнеровцы, когда вели аэросъёмку боя за одноимённый посёлок. Тогда они стремительной атакой вынудили противника отступить, однако с улыбкой негодовали, что не смогли зацепить гусеничную машину с вражеским десантом – тех пятнадцать человек, которые успели сняться с занимаемых позиций. Часть из них забралась в десантное отделение, а другая закрепилась на броне. Тогда рядом с машиной ложились плотные разрывы, однако прямых попаданий не было, поэтому за отходящей техникой вагнеровцы уже просто некоторое время наблюдали. Сопровождали кадром, пока она не разлетелась на какой-то очень мощной взрывчатке, причём разошлась на отдельные механизмы и части корпуса.
Что тогда было заложено под землю – неясно, однако из тех пятнадцати в живых не осталось никого, и даже не осталось того, что могло бы напоминать о человеческой сущности. И как раз примечательно то, что дорога была достаточно объезжена – и наших мин там по определению быть не могло. Видимо, в последующем наступлении противник просто забыл её снять, чем и поплатился. Так что те уходящие подорвались на своих же минах, чему и были удивлены те, которым в это было трудно поверить. Однако мы это уже проходили, мы верили в то, что может быть всякое. На войне бывает всё.
«Нарвались»
Четыре матери и один сын
В какой-то период войны мне довелось познакомиться с представителями одного из волонтёрских сообществ. Произошло это, можно сказать, внезапно, потому что мы встретились с ними по какой-то счастливой случайности, или, как это иногда говорят, – волею судеб. Тут даже начать нужно с того, что всё это произошло посреди тесноты наших рабочих будней. Дело в том, что летом двадцать второго года наш конечный путь эвакуации проходил через одноимённый приграничный посёлок, окраины которого выходили на самый въезд пропускного поста. Недалеко от него находился и фельдшерско-акушерский пункт, на который мы постоянно привозили раненых. Сами же поездки мы всегда старались совмещать с полезным, поэтому после выполненной работы мы практически всегда останавливались рядом с магазином, который находился по пути нашего возвращения. Кушая наскоро сделанные из колбасы и сыра бутерброды, мы параллельно заходили в интернет, высматривая в нём всякие новости. Зачастую мы останавливались именно из-за интернета, потому что хотелось посмотреть, что же происходит вне мира войны.
И вот в один из дней мы так же на обратном пути остановились у этого магазина. Купили себе тогда энергетиков, а к ним ещё чего-то из съестного. Нашу машину мы всегда прятали за здание магазина. В тот же день рядом с магазином стоял и припаркованный броневик, у которого было несколько гражданских. Последние переговаривались с военными и передавали им какие-то пакеты. В какой-то момент они подошли и к нам, их, вероятнее всего, завлёк наш грузовик, потому что на нём не было куска от лобового стекла. Да, это кажется несуразным, но тогда его выбило осколком, и мы на протяжении двух месяцев ездили с естественным проветриванием. Эта внешняя нелепость и завлекла двух женщин, которые захотели с нами познакомиться. О чём мы с ними тогда говорили? Сейчас уже трудно сказать, но точно припоминаю, что они стали спрашивать о наших нуждах, которые мы испытываем на фронте. А что мы могли тогда ответить? Мы никогда тесно не общались с волонтёрами, да и просить у них что-то было неудобно. В общем, сошлись на каких-то небольших условностях и попрощались, обменявшись с ними напоследок контактами.
В какой-то из дней эти женщины на нас вышли и попросили, чтобы мы приехали на то же место, чтобы передать нам сладости. Однако назначать время мы не могли, потому что возможность находиться рядом с магазином была, только когда мы вывозили раненых, других условий для той остановки у нас просто быть не могло. Тем не менее вырваться удалось, и мы встретились с людьми, которые, можно сказать, полностью заполнили кузов нашего грузовика; трудно даже перечислять, что там было, потому что проще будет сказать, чего там не было. От такой щедрости и радости мы аж воспряли духом, потому что мы это всё намеревались отвезти тем, до кого практически ничего не доходило. У нас ведь было не много потребностей, даже мой водитель понимал, что нужно всё отдать тем, кому это нужнее, поэтому мы так и поступили.
А после этого у нас с теми приезжими женщинами завязалось какое-то тёплое общение. Конечно, наши встречи были далеко не частыми, но эти женщины за нас всегда переживали, спрашивали о том, что нам нужно, а мы, в свою очередь, стеснялись и старались быть скромными. Тем не менее их забота всегда побеждала, и наша машина привозила окопным такое обилие съестного, от содержания которого они удивлялись. До них просто никогда не доходили посылки, а тут мы, с пирогами да фруктами. И всё это было благодаря двум женщинам, благодаря Ирине и Надежде, благодаря тем, которые стояли за их спинами. «Как две матери», – невольно выдавил один из ближних. «Да… А сколько у нас таких по всей стране?» – ответил ему один из тех же наших. Последний раз с этими матерями я виделся два года назад, сейчас уже и не знаю, на каких направлениях они трудятся, однако они периодически интересуются моим здоровьем, а я всё обещаю с ними увидеться, да только не всегда то время позволяет.
На этом можно было бы и закончить своё повествование, если бы не ещё одна женщина, которая спустя некоторое время появилась рядом. Тоже мать, потому что с такой же теплотой и любовью беспокоилась о нашем благополучии, она тоже состояла в одной волонтёрской группе. Познакомились мы с ней осенью, в одном из приграничных населённых пунктов. Тогда объятия нашей встречи были такими же, как и при встрече с теми женщинами, которые некогда наполнили наш грузовик, правда, на этот раз случились иные обстоятельства, при которых наша машина уже не могла вместить тот объём посылок, который в неё уже просто не влезал. Пришлось часть оставить до второго приезда, а скоропортящееся вывозить тем же днём. Так и поступили, доставив эти коробки в дальнейшем тем ребятам, которые находились на позициях. Помню даже, что некоторые из ближних ворчали, поговаривая, что мы совмещаем свою работу с какими-то сторонними обязанностями, и тем не менее под эти негодования мы всё равно привозили окопным посылки по мере своих возможностей. Привозили и сердечно благодарили тех, кто нам позволял это делать, в том числе и ту самую мать Наташу, которая для того и суетилась. В какой-то момент и она мне как-то сказала, что вроде бы мы и не кровные, но я для неё словно бы родной сын. И как бы это ни показалось схожим, но Надя с Ириной нас тоже так называли, говорили, что мы их сыночки, которых они очень ждут к себе в гости.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: