Золотой Агнец. Продолжение. Серафима Винтер – русская немка – 100 рассказов и стихов из её дневника

11.

Что, сами себя стали поглаживать!?

3.

Неужели не у кого фотографии даже нет этого самородка, с названием «Золотой Агнец»?..

12.

Да… и сколько же на Земле золота, и где оно? А так же сколько золотых запасов, драгоценных камнях и на чьей шее повис «Золотой Агнец»?

Сегодня эта тема у многих умных людей на уме и на языке и не только в Европе, в Америке, в других местах планеты, но и в России – здесь особенно. Тема хорошая, понятно, что никому ничего не надо, но ведь интересно, если работает умная голова, почему бы и здесь не задуматься на тему: где Агнец, и к тому же Золотой? И почему, говорят, что когда он проявится, все сегодняшние ценности потеряют Смысл в Жизни – может быть в этом что-то есть и не только мифическое? Если человек живет, чтобы поесть, потом опорожниться и не хочет думать – просто не о чем током, что напрягает, а особенно о Смысле Жизни, то человек ли он вообще во Вселенском понятии? А не этим ли человек отличается от человекоподобного?..

5 том

Германские пасквили о России

К слабой трусливой мысли

Трус не играет в хоккей и, он же, никогда не достигнет высоты Божественной мысли. Он будет ползать у её подножья, завидовать, ненавидеть, предавать, злословить, стращать, не понимая, что на нём стоит Смелость.

Смелость топчет труса и смеётся над ним. А разве не смешён трус в своей физической и умственной слабости? А разве может сравниться Трус с Орлом, ползая по падали червяком? Трус, даже Вороне не товарищ. И он может только на земле обгладывать падшие мысли, выбирая из обретённого на смерть то, что по своему качеству ещё пригодно для времени. А крылья? Разве бывают крылья у Труса? Трусливая мысль всегда добирается ползком к цели. А цели-то у них какие! Из книг А.Д.КАМЕНЬ

Вероника Штифман

«Серафима, я сейчас к тебе приеду», – сказала мне взволнованно Вероника по телефону и положила трубку, не поздоровавшись, не объяснив, зачем. Я уже привыкла к её странностям, но всё равно появилась мысль: не случилось ли чего? Приехать на машине «сейчас» из Регенсбурга – 60 километров, не через дорогу перейти. Но, может быть, она уже где-то рядом? Когда мне готовить на стол – сейчас, или через час? Приехала Вероника через сорок минут. Зайдя в дом, сказала с порога:

– Привет! Ты представляешь, написали мне письмо, которое вывело меня из равновесия. Ты же знаешь, какая я спокойная, как удав, но здесь не стерпела и психанула, да так, что написала им свой ответ, но вот думаю: отправлять его им, или нет? Решила с тобой посоветоваться.

– На кого ты психанула?

– Да на, сначала, вот это почитай, потом я тебе дам свой ответ.

Я начала читать письмо вслух: – «Здравствуйте, уважаемая Вероника Штифман! Меня зовут Ольга Бешер. Я занимаюсь журналистикой и сотрудничаю с газетой «Соединение» (издается в Германии на русском языке). На книжной ярмарке в Майнце мне посчастливилось познакомиться с Анастасией Вольф – сотрудницей издательства из Франкфурта. И у нас возникла идея сделать статью об авторах, приехавших из России и издавших свои книги в известном Вам издательстве. Такой материал, как мне кажется, будет интересен читателю (ведь многие, приехав в Германию, «берутся за перо», а потом не знают, что делать с написанным произведением), а также и Вам послужит своеобразной рекламой (газета издается большим тиражом, и у читателей будет возможность познакомиться с Вами). Если Вы не возражаете, ответьте, пожалуйста, на некоторые вопросы.

*Представьтесь: кто Вы, откуда, и когда приехали? Где проживаете в Германии? *Занимались ли Вы раньше писательской деятельностью или такой дар открылся у Вас в Германии?

*Вам, как я понимаю, больше близка тема русских немцев. Также Вы пишите о молодежи. Расскажите, если можно, об этом немного подробней. Например, Вы затрагиваете тему наркомании. Главный герой умирает от передозировки наркотиков, оставляя матери прощальное письмо. В нем он размышляет, описывает свое падение, пытается найти выход. Но судьба распоряжается иначе. Писать об этом Вам было, наверное, нелегко? Откуда у Вас такие хорошие знания темы? Возможно, Вы, или кто-то из Ваших близких, столкнулся с проблемой наркомании? И как (почему) Вы решились написать об этом?

*Как, по-вашему, интересуются ли местные немцы темой, затронутой в Вашей книге?

*Вы решили донести Ваши произведения до широкого круга читателей. Как Вы связались с издательством во Франкфурте? Что принесла Вам такая совместная работа?

*Над чем Вы работаете в настоящее время? Ваши планы на будущее? Желательно, было бы для статьи, получить вашу фотографию (можно переслать по Интернету, если у вас есть такая возможность). Буду рада, если Вы поддержите нашу идею и в ближайшее время (в течение одной-двух недель) дадите о себе знать. С пожеланием творческих успехов Ольга Бешер».

– Ну, и чем ты не довольна? Нормальное письмо, нормального журналиста. Радуйся.

– Чему? – Ну, что на тебя, время от времени, взор средств массовой информации «натыкается». Я вот сижу со своим дневником, хотя бы кто глянул и всё потому, что вшей нет и денег нет.

– А у меня были свои? Нашлись добрые люди, помогли, а я сейчас им в глаза смотреть не могу: ни денег, ни нормальной книги. Обложку сделали не ту, ошибки не проверили и не исправили. Я за свою книгу сегодня, кроме стыда, ничего не имею. Все знакомые спрашивают: «Почему книга написана о наших местах, где мы живём, а в продаже её нигде нет?» Ну, я их тоже спросила: где продаёте? Они мне столько адресов выслали, что, вроде бы, не должно хватить того количества книг, что они издали. А вот о деньгах молчат ни гу-гу. Ну, я им тоже написала, на, читай. Я снова начала читать вслух:

«Оля, здравствуйте. Я очень рада Вашему письму и тому, что русско-германская пресса вновь обратила на меня свой взор. Чтобы о чём-то писать, надо это очень хорошо знать – это мой принцип. А Ваш, Оля, такой же? И совершенно не обязательно иметь родственников наркоманов, тем более, иметь горе в семье подобного рода. Если мне надо будет по сценарию описать жизнь проститутки, что её обязательно заводить где-то рядом или в доме своём пригреть? Дилетантство, в попытке дотронуться до сознания – это непросто дилетантство – это очень большая ответственность, и прежде всего, перед самим собой, ведь нет строже судьи, чем собственное Я. А он тогда справедлив к себе самому, если чист. Вы согласны со мной? Думаю, что да. Но, а если это так, то скажите, пожалуйста, как можно что-то написать о книге и ещё, в придачу к ней, о написавшем эту книгу, если прочитана только одна глава из нескольких томов? Так, если что-то и кое-что выхватить из целого. Но не дилетантство ли это? Ваши братья и сёстры по перу неоднократно пытались поднять ту мысль, которой я работаю, но, увы… никто не поднял. Один мой знакомый признался однажды мне: когда я читаю или слышу что-то мне неприятное, перемешанное с непонятным, у меня начинает расстраиваться желудок, начинаются сильные потуги, хочется в туалет: такое состояние, будто проходная кишка лопнула от натуги. Точно так же чувствую себя, если надорвался, не взял большой вес. Надо отдать должное, Оля, Вашим коллегам: никто в мою сторону, пока ещё не запоносил. Но происходит, совсем другое явление: они проглатывают свой собственный язык, и перестают разговаривать. Представляете, ни по-русски, ни по-немецки, ни на каком другом языке, даже белорусский и украинский не слышно. Вы сталкивались когда-нибудь с таким явлением? Я нет! Но раньше, ещё в древние времена, это называлось «козья ножка», в позе козьей рожи-рожки. Когда к козлу обращаешься, он поворачивается задом и, уткнув в землю рога, отставив ножку, задрав хвост, начинает вонять. Вроде бы, делает вид: отвяжись, не стоишь ты моего внимания, занят я. Пока он это делает, зарывает в землю морду, заодно с рогами. Может земля и козий язык заглатывает, как вы думаете? Говорят, Лев Николаевич Толстой, часто смеясь, заглядывал козлам под хвост. Может быть, он хотел показать, что ждёт сегодняшнее время? А может быть, надорвались некоторые, да виду не кажут? Может быть заняты очень, и не стою я их внимания? Бездельник всегда жалуется, что у него нет времени, а другим, наверное, просто недосуг. Но, так надо понимать и то: не всё всем по плечу – сюртуки разные, так и плечи разные. Будем надеяться: то, что не подняла Настя, поднимет Оля. Но я очень рада, что Настя жива и здорова, чего и вам, Оля, желаю. О Вашем здоровье я узнаю сразу же, как только Вы мне позвоните. Как узнаю? Очень просто, древним дедуктивным способом. Первое: у меня неплохой слух, и я сразу же определю, к кому вернулся голос, а он вернётся к тому, кто вытащил свои рога, морду и язык из дерьма. Второе: я узнаю позу стоявшего у телефона – только в здоровом теле здоровый дух. А какой дух у проглотившего собственный язык? Третье: чтобы определить цель звонящего, кстати, и писавшего, не надо дедуктивного метода, и даже детективного представления, он сам скажет. Например: Хотим мы, «появилась у нас идея», с известным Вам издательством, совместно написать об этом издательстве: как Вы туда умудрились попасть и как там издаются книги Ваши? И хотим спросить у вас: как там идут дела и пользуются ли спросом книги, которые известное Вам издательство за определённую – немаленькую, энную сумму, взялось издать, распространить и довести до широкого круга читателей тему затронутую в книгах?

Отвечаю, Оля и Настя, на ваш вопрос ко мне: «Ответьте, пожалуйста, как, по-Вашему, интересуются ли местные немцы темой, затронутой в Вашей книге?» Как идут дела в известном мне и теперь вам издательстве с моими книгами, я не знаю. Они мне такие секретные сведения не докладывают, и уже скоро будет два года, как они, надеюсь в поте лица, работают с одной моей книгой. Сколько продали, не говорят; когда заплатят гонорар, умалчивают; когда вернут мне средства, затраченные на рекламу, на издание, на выяснение интереса местного населения к моей теме, держат в строгой секретности. Поэтому только так могу ответить на поставленный вами, такой вопрос. Да, вот такие дела, Оля и Настя, вот такие результаты совместной работы, моей, с, известным вам и мне, издательством во Франкфурте, и вот это оно мне принесло, и вот такое яичко оно мне снесло. Очень надеюсь, что оно снесёт мне ещё больше, так как некоторые сотрудники этого издательства загорелись, скоро будет уже, как год, огромным желанием перевести все мои работы на немецкий язык, а служащие издать их в полном объёме на всех языках мира, и даже по-китайски. Ничего не могу понять: сама слышала, что вспыхнули, но почему угасли, неясно. Не хочется верить, что слаба их мысль оказалась, и, в результате сильной вспышки, в искре хватило огня только осветить свой интерес к этой теме. А обещали выяснить и освятить интересы местного населения, и даже затронуть население всего Мира, то есть охватить весь мировой и широкий читательский круг. Учитывая, опять-таки, результат и свои доходы от совместной работы, я допускаю свою мысль к их интересам и она, почему-то, пытается убедить меня, что эти интересы оказались очень сырыми и (даже не хочется об этом думать), наверное, с запашком, и гнилыми. Но, а что так потухли-то?! Неужели, совсем нет сухих дровишек? Спонсоры уже все глаза просмотрели, когда свет в окне вашем появится. Очень надеюсь, что в ближайшее время известное нам с вами издательство создаст в своих мозгах такое топливо, что загорится снова, и уже не потухнет её искра и не прогорит его костёр. Это Вам мой ответ, Оля, на Ваш вопрос: «Что принесла Вам такая совместная работа?» Но я сказала Вам ещё и то, что надеюсь оправдать не только возлагаемые на известное нам издательство надежды, а надеюсь ещё хотя бы вернуть вложенные в совместное предприятие средства. Сейчас я дам ответ на ещё три Ваших вопроса. Представиться, извините, я не могу, хотелось бы ещё поработать. Имя, фамилию Вы написали правильно, и моя мысль сразу засуетилась: что ещё-то от меня хотят, не преставиться ли? Приехала я в Германию из Сибири. Оля, вот, совсем оттуда я, откуда и Женя Евшенко. Представляете, из одной деревни с названием Зима. Не знаю, кому из нас больше повезло, но родились мы, хоть и в разное время, но на одной территории и выросли почти в одной деревне. Когда-то я считала, что мне повезло… Но, после того, как прочитала о нём в известных нам с Вами русскоязычных немецких изданиях, которые пытаются сейчас послужить и мне своеобразной рекламой, то решила, что не очень мне повезло, потому как, похоже, старик зарылся в дерьмо по самые уши. Решила проверить: передала ему привет. Точно знаю, что взял он его, но ни слова не промемекал. А ведь, как нас в деревне-то нашей учили: поздоровайся, если ты даже этого человека впервые видишь; скажи спасибо, если тебе передали привет; если получил письмо, тут же садись писать ответ. Если Вы, Оля, увидите его где-нибудь, или, может быть, услышите, спросите: что он, под старость лет, козликом что ли стал? А, может быть, таким был, да мы не разглядели? Мне всегда казалось, что можно разглядеть по произведениям, а вот, гляди-кась, осечка вышла. Может и с Вами, Оля, у меня осечка? Вот уж, действительно, в чём мне бы хотелось промахнуться. Но, поживём, увидим.

Родилась я, по гороскопу, Лошадью, и не какой-нибудь простой, которая тянет одну упряжку. Впрягли меня сразу не в одни сани: работать головой, работать физически и работать душой. Я, наверное, сильно пахала, потому что, когда приехала в Германию и резко меня выпрягли, уложив на диван, то, что я наработала, внутри меня, зашевелилось, задергалось, завопило и заныло, стало проситься наружу. Так ныло и вопило, что я вынуждена была схватиться за перо и выложить эти ноющие внутренности на бумагу. В этот момент, наверное, и нагрянул ко мне этот самый – писательский дар. Так он же ещё непросто один свалился на мою голову, он же ещё двоих за собой притащил – поэта и художника. Вот и работаю снова, уже три с лишним года, по 24 часа с пером на голове и по 15—17 часов за компьютером. В отличие от тех моих собратьев по перу, которые не знают, что делать со своими трудами, я, Оля, знаю. В отличие от тех моих собратьев, что планируют свою работу, я её не планирую, я строю планы. Объяснять, в чём здесь разница-долго, да и понять трудно тому, кто прочитал всего одну главу из моих книг. Возможно, мы и поговорим с Вами когда-нибудь на эту тему, а, возможно, и нет. Вот и ответила я Вам, Оля, на Ваши вопросы. Как говорится, извините, если что не так. Один журналист, однажды, сказал мне: «Я знаю такого журналиста, который хорошо правит тексты. Он их так хорошо правит, что может сократить и урезать самого Чехова». Я тоже ему сказала: «Так бедному Чехову хорошо, он хоть и гений, но уже мертвый, и ему всё равно; узнает он свою работу, или нет, а как живому?.. Наверное, как по живому?..» Как это – я почувствовала, когда меня не только украли, но и так обкромсали, что я сама себя не узнала. Есть случай, когда вырезали душу. Мне что-то, так неприятно, когда меня режут, неспросясь, хочу я этого, или нет. Конечно, я понимаю, Оля и Настя, что не то сказала, что от меня хотели бы услышать, но не резать же меня за это? Лучше уж оставьте это для удовлетворения своих личных интересов и не показывайте широкому кругу читателей, не выясняйте, интересует ли это местное население.

Я желаю вам Оля и Настя успехов в совместном предприятии и надеюсь на его успех. Как это ни печально, но от моего совместного… с известным нам с вами издательством во Франкфурте, осталась только надежда, а остальное, увы… Наверное, плакало. Хорошо, хоть есть за что зацепиться. До чего Жизнь щедра и прекрасна, всегда оставит глупости, на чём-нибудь выплыть!»

– Вероника, у меня нет слов! – сказала я смеясь, закончив читать. – Насколько я тебя знаю: письмо ты отправила, да? А психа- нуть, – ты точно психанула. Но, стоит ли всё это твоих нервов? Такая мелочь! Конечно, не считая твою крупную сумму, потраченную на все эти дела. Пошли пить чай.

– Пошли! Есть хочу, можно я у вас останусь ночевать? – Да хоть жить оставайся. – Нет, жить не останусь, завтра мужа надо забирать со стройки, а в субботу дочь приедет. Нам хватит с тобой ночи поболтать.

– Я в этом очень сомневаюсь.

– А куда нам спешить? У нас с тобой столько впереди времени!

Германские пасквили о России или прозрение Андрея Эрнста

Чтоб быть личностью яркой:

Не достаточно умной быть,

Не достаточно лисицей прослыть,

Для этого надо сильной духом быть

И жизнь очень любить.

Однажды, поздно вечером, когда дети и муж спали, а я писала дневник, мне позвонила женщина, назвалась Ольгой. По голосу можно было понять, что она была взволнованна, и плакала. Ольга попросила меня о встрече, и если можно, то быстрее. «Через три дня, я уезжаю из Германии – навсегда», – сказала она.

Я предложила приехать, на следующий день вечером, и она приехала, на машине одна.

Это была не молодая, но очень симпатичная женщина с большими карими, печальными глазами.

– Серафима, мне сказали, что Вы хотите написать книгу о том, как мы переселенцы здесь живем, это правда? – спросила Ольга.

– Да, ну, что Вы, я даже не мечтаю, так пишу дневник, – удивилась я и стала быстро соображать о том, кто же мог выдать мою тайну, которую знают не более четырёх человек-то всего.

– Не переживайте и не гадайте – мне сказал о Вас Виктор.

– Да?.. Но я действительно, имею не большие надежды издать книгу, – попыталась я возражать.

– Он, почему-то, уверен, что Вы это сделайте. У меня нет сейчас времени найти кого-то другого и передать, то, что, на мой взгляд, должна сделать – оставить здесь в Германии, – глубоко вздохнув и с трудом сдерживая слезы, она добавила, – я просто обязана сделать это и уехать.

– Хотите чаю? Давайте, будем пить чай и беседовать, – предложила я ей, видя, что Оля так начала волноваться, что достала носовой платочек, а на её глазах появились слёзы.

– Да-да – не возражаю, чаю можно.