Выжившие

– Мы еще на земле! – возразил Дэниел на повышенных тонах.

– Уже взлетаем, – безапелляционно заявила стюардесса.

Взревели двигатели, самолет устремился вперед. Сердце забилось, в животе похолодело от страха. Сила притяжения вдавила Лори в сиденье, и она стала нащупывать ремень безопасности. Впереди плакал ребенок.

Самолет зашел в клубящиеся тучи, стекла иллюминатора окропило дождем.

«Не к добру это, – думала Лори. – Ох, не к добру…»

Чета американцев на соседнем ряду молилась:

– Отче наш, иже еси на небесех…

Лори защелкнула пряжку ремня и почувствовала отрыв от земли. Вот и все. Они в воздухе. Теперь никуда не деться.

Глава 8

Теперь | ЭРИН

Горящий самолет стремительно падает, из хвоста валит дым.

«Лори! Лооориии!» – кричу я, глядя в небо.

Самолет близко, в иллюминаторе белое от ужаса лицо сестры. Снова ее зову, но она меня не слышит. Не знает, что я там.

Поднимаю руки, словно хочу вырвать ее оттуда.

Но не могу.

Самолет врезается в землю – взрыв пламени…

Вскакиваю в холодном поту, судорожно хватая воздух – мое обычное пробуждение…

Из дома выхожу рано. Налегая на педали, еду по серому утреннему Лондону. Пролетаю мимо строителей, бурящих асфальт: пыль оседает в горле. Мои мысли мчатся со мной, скачут по зияющим пробелам в стенограмме пилота.

Мчу на всех парах, икры налились кровью. Я поглощена мыслями, не слышу коротких гудков сдающего назад грузовика. Железный бок кузова толкает переднее колесо велосипеда – лязг металла! – и я улетаю вперед, раскинув руки…

Все вверх тормашками: лобовые стекла машин накренились под неестественным углом, яркий свет уличных фонарей бьет в глаза. Кажется, я лечу бесконечно медленно, все дальше от велосипеда, земли, дороги.

Думаю о Лори. Что она видела, когда самолет стремился к земле? Возможно, мимо нее промчалась тележка с едой, все гудело…

Удар! С грохотом приземляюсь на тротуар, бездыханная пустота в груди.

Я не двигаюсь: при падении хрустнул шлем, наверное, сотрясение мозга…

Дверца грузовика открывается. Ко мне топает человек в тяжелых ботинках.

– Ох ты ж! Жива, дорогая?

Набрав в легкие воздуха, отвечаю:

– Да…

Тротуарная плитка обжигает холодом. Подходят зеваки: вижу чьи-то кожаные туфли, запачканные белые кроссовки с трениками, черные колготки и высокие шпильки.

– Куда ж ты смотрела? Куда смотрела, говорю? – водитель грузовика явно паникует. – Не слышала, я сигналил, назад сдавал?

– Извините, – к горлу подкатил ком.

Кто-то присел рядом: серьезный, узкое лицо.

– Вам помощь нужна? Я фельдшер.

Понятия не имею, насколько сильно я пострадала. К глазам подступили слезы. Слишком много людей. Не хочу здесь оставаться. Нужно уходить.

Поднимаюсь, меня пошатывает, не знаю, куда идти. Где велосипед?.. Вон он, далеко позади: неужели меня отбросило в такую даль? Прикидываю, сколько метров я летела по воздуху, и… не выдерживаю: из глаз брызгают слезы.

– Давайте помогу, – предлагает фельдшер.

– Извините, – похоже, других слов у меня не осталось. Прихрамывая, иду к велосипеду, поднимаю с земли: колесо не погнуто, хоть бы поехал! Быстрее сажусь и жму на педали.

Локоть прожигает болью, на коленке – липкая сырость. Водитель грузовика кричит вслед:

– Доедешь, не сильно расшиблась?

– Подождите! – кричит кто-то.

Но я сильнее кручу педали, уезжая прочь. Подальше отсюда.

На работе иду прямо в туалет и, как могу, привожу себя в порядок, счищаю песок с пореза на подбородке. Любимые черные джинсы порваны у колена. Закатываю рукав: локоть кровоточит. Прикладываю к ране скомканную салфетку и опускаю рукав: надеюсь, будет держаться. Где-то в офисе есть аптечка, но, чтобы взять ее, потребуется найти человека с ключом от кладовки, а, значит, разговора об опасностях езды на велосипеде в Лондоне не избежать. Лучше выпью кофе.

Утреннее собрание в девять, на офисной кухне толкутся те, кто пришел пораньше. Незаметно вхожу, достаю из сушилки треснутую кружку с надписью «Сохраняй спокойствие и двигайся вперед». Пока закипает чайник, рассматриваю кофейные потеки внутри ее. Интересно, можно ли определить возраст кружки, сосчитав потеки, словно кольца на стволе дерева?

– Как тот случай, помните? Пара исчезла в Панаме, – Талия рассказывает что-то остальным. – Ради страховки притворились мертвыми перед собственными детьми! Ради каких-то ста тысяч.

– Вот эгоисты, – вмешивается в разговор кто-то другой.

– Может, пилот тоже хотел, чтобы жена получила страховку?

Кто-то оборачивается и замечает меня. Все переглядываются, замолкают.

Коллеги знают, что тем самолетом летела моя сестра. Знают, но я с ними это не обсуждала. Я устроилась помощником редактора три года назад, потом какая-то журналистка ушла в декрет, и мне дали ее место. Она так и не вернулась, а я все еще здесь: гоняюсь за историями и до сих пор гадаю, мое ли это предназначение. Каждый месяц в офис прибывают новые, голодные до работы стажеры. Каждый раз, видя их рвение получить у нас работу, чувствую себя мошенницей: словно украла чужую роль.

– Что с подбородком? – спрашивает Даррен, мой единственный друг на работе.

– С велосипеда упала, – трогаю саднящую царапину рукой.

– Выглядит не очень. В целом-то как, нормально?