Выжившие

Слышу позади стук ботинок.

– Эй!

Поворачиваюсь – парень догнал меня: плечистый, шорты цвета хаки и рабочие ботинки.

– Какого черта? – у парня австралийский акцент. – Кто ты? – требует он ответа, глядя мне в глаза.

Расправляю плечи, поднимаю подбородок.

– Эрин Холм. Моя сестра летела на борту самолета, который разбил твой отец.

Парень сбит с толку.

– И что ты здесь делаешь?

– У меня есть вопросы.

Я смотрю на парня. Мне кое-что о нем известно: он плакал, когда его старшая сестра уехала из дома; играл в регби за национальную сборную, пока не получил травму плеча; не разговаривал с отцом восемнадцать месяцев после смерти сестры. Женился в двадцать три года и развелся в двадцать пять. Живет в Перте, в двадцати минутах от дома матери. Работает на верфи.

– Мой отец умирает, – говорит он как о чем-то обыденном.

– Вот почему я должна поговорить с ним лично. Я не куплюсь на какую-то дерьмовую расшифровку, состряпанную властями. Мне нужна правда! – Адреналин взбудоражил во мне поток неукротимой ярости. Я готова дать отпор, если надо, даже учитывая, что парень на голову выше. – Мне нужно знать, почему с тех пор, как Лори села в этот самолет, ее никто не видел. И как это твой отец, черт возьми, еще жив. Почему он не сдался полиции? Я спросила его, где этот остров и что случилось, а он отказался говорить. Признался, что бросил трупы пассажиров в море, и сказал: «У нас не было выбора». «У нас», не «у меня».

Смутившись, Натан чуть отступил назад и уставился на меня.

– Он всем лжет, – заканчиваю я.

Мы оба молчим. Затем Натан говорит:

– Я знаю.

Надо же, я думала, парень будет отпираться.

– Почему? Что он скрывает?

– Думаешь, я знаю? Он подстроил так, чтобы я считал его мертвым. Мы по нему поминки справили, скорбели. Мама начала пить: по бутылке вина каждый вечер, полгода после падения самолета. Журналисты караулили за дверью. Она потеряла работу. Переехала ко мне. И только все начало налаживаться – звонят из полиции, говорят, отец жив. Все время жил на Фиджи. Мы снова приехали сюда, остановились в каком-то отеле, и чертовы журналисты тут как тут – дежурят под дверью.

– Вы правда не знали, что он жив?

– Конечно, не знали! – возмутился Натан.

Мы стоим молча под палящим солнцем, мимо бредет, шаркая тапочками, какой-то пациент. В ослепительной синеве неба белеет самолет.

– Ему не следовало лететь в тот день, – говорю я, чеканя каждое слово.

Натан внимательно на меня смотрит.

– Это еще что значит?

– Ничего, – осекаюсь я.

Он все еще смотрит на меня.

– Ты о чем?

Молчу.

– Он ведь был очень хорошим пилотом. Все полеты – без нареканий. Летал по всему миру. – На краткий миг представляю Натана мальчишкой, сидящим в кабине с радостным выражением лица, пока отец демонстрирует циферблаты и переключатели.

– Пилот он, может, и хороший. Но только не в тот день.

– Наверное, самолет дал сбой, – неуверенно говорит Натан.

– Тогда зачем было два года прятаться на Фиджи? Почему он не вернулся к семье? – Я умолкаю на мгновенье. – Знаешь, когда люди так поступают?

Он смотрит на меня, сузив глаза.

– Когда виноваты.

Тяжелая фраза повисла между нами, как занесенный меч.

– Натан? – окликает кто-то сзади.

В нескольких метрах от нас жена Майка: тонкие, сухие руки сцеплены в замок, во взгляде вопрос и недоумение.

– Нас доктор ждет, хочет поговорить.

Парень кивает.

Они уходят, он оглядывается, будто хочет сказать что-то еще. Но тут же идет дальше, и оба заходят в здание хосписа.

Я смотрю, как раскачивается впустившая их дверь.

У нас не было выбора.

Слова крутятся в голове. Представляю, как выбираются из-под обломков самолета пилот и пассажиры.

В рассказе Майка многое не сходится. Я знаю – он лжет. Но почему?

Глава 15

Тогда | ЛОРИ

Лори заставила себя войти в самолет. Заглянула в салон: горло сдавило от ужаса. С потолка безжизненно свисали кислородные маски, пахло гарью. В хвостовой части чернели обугленные стены, блестело влажное месиво пены огнетушителя.

Ее волнение передалось младенцу, тот заерзал на руках. Она попробовала взять его по-другому, успокоить – и шею тут же пронзила боль.

Его нужно покормить.