
Семь сестер. Семейная сага от Люсинды Райли. Комплект из 4 книг (часть 5–8)
– А ты ведь это сделала, Мария, – сказала она себе. – Одна добралась до Барселоны. Самостоятельно. А теперь ты должна найти свою семью.
* * *Возвратившись в домик Терезы, Мария обнаружила там кучу народа какие-то незнакомые мужчины, женщины, наверняка приходящиеся ей родней. Все толпились на улице, желая поприветствовать ее. Кто-то принес с собой анисовой водки, кто-то прихватил бутылку портвейна, чтобы помянуть ее усопшего сына. Между тем уже опустился вечер, откуда-то вдруг возник гитарист. И тут до Марии дошло, что она невольно принимает участие в импровизированном поминальном обеде по ее сыну, который устроили люди, доселе ей совершенно не знакомые. Но так уж заведено у цыган, и сегодня она была несказанно рада тому, что тоже принадлежит к этому племени.
– А нам еще не пора? – шепотом спросила она у Жоакина.
– О, в Чайнатауне жизнь начинается только за полночь. Так что мы еще успеем.
Но вот он подал ей условный знак, а собравшихся гостей, число которых неуклонно возрастало по мере того, как длилось застолье, уведомил, что забирает с собой Марию и они отправляются на поиски ее мужа. И лишь когда они вышли из дома и двинулись в путь, Марию внезапно осенило: как ни странно, но никто из собравшихся не сказал ей за весь вечер, что видел или слышал хоть что-то о Хозе и Лусии.
Не привыкшая к спиртному, Мария уже сто раз пожалела о том, что позволила себе стакан вина, так сказать, за компанию. Сейчас она с трудом волочилась за Жоакином, едва успевая переставлять ноги по песку. Откуда-то с противоположной стороны улицы раздались гитарные переборы: кто-то наигрывал знакомую мелодию фламенко. А у Марии вдруг все в животе перевернулось от одной только мысли, что совсем скоро она увидит своего Хозе.
Но вот вдали показались призывные огни витрин, а вереница людей, спешащих в том же направлении, безошибочно подсказывала, что они на правильном пути. Жоакин почти всю дорогу молчал, да и его каталанский акцент был намного сильнее, чем у матери. Они пересекли дорогу, и Жоакин повел Марию по узеньким улочкам, мощенным булыжником. По обе стороны всех улиц расположились многочисленные бары и кафе. Стулья в большинстве из них были вынесены на тротуары, а женщины в тесно облегающих платьях с жаром рекламировали меню и ту музыку, которую предлагает сегодня посетителям их заведение. Звуки гитар становились все сильнее, все призывнее. Наконец они вышли на небольшую площадь, на которой тоже было полно баров.
– Вот бар «Манкуэт», – указал Жоакин на одно кафе, из которого вывалила на тротуар толпа народа. Изнутри долетал голос какого-то певца, исполняющего меланхоличную песню под аккомпанемент гитары. Мария сразу же своим наметанным глазом определила, что публика вокруг самая обычная. Ничего изысканного. Такие же цыгане, как и она, или работяги, привыкшие попивать вечерами дешевое вино и бренди. Однако народу перед входом толклось много, много больше, чем перед другими кафе и барами, мимо которых они уже успели пройти.
– Ну что, войдем в бар? – спросил у нее Жоакин.
– Да, – кивнула головой Мария, пожалев на мгновение, что не одна и не может затеряться в толпе или даже взять и ненароком потерять в ней своего спутника.
В помещении кафе стоял невообразимый шум, люди сидели за столами, торчали у стойки бара, все было забито посетителями так, что яблоку негде было упасть.
– А ты случайно не знаешь, кто здесь всем заправляет? – спросила Мария у Жоакина, выхватив взглядом небольшую сцену в дальнем углу зала, на которой сидел cantaor. Две молоденькие девчушки, облаченные в платье фламенко, курили, сидя за стойкой бара и ведя неторопливую беседу с какими-то испанцами.
– Купи мне рюмку водки, а я пока все разузнаю, – пообещал Жоакин.
Мария достала пару песет из своего скудного запаса и купила ему бренди. Он тут же начал о чем-то быстро тарахтеть на каталанском с барменом, но в это время за спиной Марии поднялся еще больший шум. Она повернула голову и увидела, как на сцену эффектно выплыла танцовщица.
– Он сказал, что управляющий появится тут попозже! – прокричал на ухо Марии Жоакин и поставил перед ней стакан с водой.
– Хорошо. Спасибо, – коротко поблагодарила его Мария. Она приподнялась на цыпочках, чтобы получше разглядеть через головы посетителей выступление танцовщицы. Снова раздались аплодисменты, и на сцену вышел ее партнер.
– Сеньоры и сеньориты! – крикнул мужчина, обращаясь к залу. – Хлопайте в ладоши, не жалея сил, подбадривая Ромериту и Эль Гато.
Публика взорвалась одобрительным ревом и аплодисментами, а Эль Гато слегка коснулся рукой щеки своей партнерши. Она улыбнулась, и они оба кивнули гитаристу, давая знак начинать.
Как только они сделали первое па, по телу Марии пробежала легкая дрожь. Ножки танцовщицы стали уверенно отбивать чечетку, она грациозно вскинула свои руки над головой, а Эль Гато положил ей руку на спину, словно слегка придерживая ее.
А Мария, глядя на танцующую пару, вдруг вспомнила, как они когда-то танцевали с Хозе, еще тогда, когда были совсем молодыми, и глаза сами собой наполнились слезами. Как же давно все это было! Несмотря на в общем-то затрапезный вид самого кафе и на то, что собравшаяся публика была очень пестрой по своему составу, пара на сцене была, безусловно, из лучших танцоров, что Марии доводилось видеть в своей жизни. В течение нескольких минут она, как и все остальные зрители, была буквально заворожена их танцем, тем, с каким искусством и вдохновением артисты изливали перед ними всю свою страсть. Но вот танцоры отвесили поклон и удалились со сцены, освобождая место для других исполнителей, а Мария присоединилась к громогласным аплодисментам, которыми публика проводила артистов.
– Замечательная пара! – взволнованно воскликнула Мария, обращаясь к Жоакину, но, к своему удивлению, обнаружила, что молодой человек уже куда-то исчез. Она испуганно обвела глазами зал и облегченно вздохнула. Жоакин курил в дальнем углу бара, весело болтая о чем-то со своим приятелем. Потом она глянула на Ромериту. Девушка, кажется, буквально купалась в лучах своей славы, явно наслаждаясь тем восхищением, которое бурно выражала ей мужская часть аудитории. Мария снова перевела взгляд на сцену. Там уже появилась следующая красавица с огромными сверкающими глазами и принялась темпераментно исполнять zambra, разновидность фламенко, но уже мавританского происхождения, имеющее некоторое сходство с танцами живота. И снова Мария восхитилась мастерству артистки. Как и Ромерита, молодая женщина танцевала безупречно. Мария невольно подалась вперед, уловив что-то смутно знакомое в облике танцовщицы…
– Хуана ла Фараона! – негромко воскликнула Мария. Кузина Хозе, которая переехала в Барселону много лет тому назад. Когда-то именно она организовала для своего двоюродного брата первый в его жизни контракт. Что ж, если кто в Барселоне и знает, где именно сейчас находятся муж и дочь Марии, так это только она, Хуана. Как-никак, а они ведь одна семья.
После того, как Хуана сошла со сцены, провожаемая бурными овациями, Мария кое-как протиснулась к ней через восхищенную толпу поклонников.
– Pardon, Хуана, – робко обратилась к танцовщице Мария. – Меня зовут Мария Амайя Альбейсин. Я – жена Хозе и мать Лусии.
Хуана внимательно обозрела ее своими прекрасными глазами. Еще никогда в своей жизни Мария не чувствовала себя такой жалкой и ничтожной, как сейчас, рядом с этой экзотической красавицей. В своих туфлях фламенко на высоченных каблуках Хуана буквально нависла над ней, словно крепостная башня, а черный завиток кудрей, несмотря на капельки пота, выступившие на гладкой мраморной коже лица, покоился безупречно прямо посреди лба.
– Hola, Мария, – обронила красавица после некоторой паузы. – Выпить хочешь? – Она кивнула на бутылку с портвейном, которая стояла на стойке бара в уголке, отведенном для артистов.
– Нет, спасибо. Я специально приехала в Барселону, чтобы отыскать Хозе и Лусию. У меня для них есть кое-какие новости. А Хозе мне в свое время сказал, что они с дочерью будут выступать именно в этом баре.
– Да, это правда, какое-то время они здесь работали, но потом ушли.
– И куда, не знаешь?
– В бар «Вилла Роза». Тамошний управляющий Мигель Борель предложил им больше денег.
– Далеко это отсюда? – спросила у девушки Мария, чувствуя облегчение во всем теле.
– Не так далеко, но… – Хуана мельком глянула на часы. – Но вряд ли ты их там сейчас застанешь. Девочку выпускают на сцену в самом начале вечера, чтобы избежать неприятностей с полицией нравов, которая время от времени устраивает тут облавы.
– А ты не знаешь случайно, где они живут?
– Si! По соседству со мной, буквально через три двери.
Хуана принялась объяснять Марии во всех подробностях, как ей найти мужа и дочь.
– Gracias! – прочувствованно поблагодарила ее Мария и повернулась, чтобы уйти.
– Почему бы тебе не отправиться туда с самого утра? – В глазах Хуаны читалось явное предупреждение. – Сейчас ведь очень поздно. Они наверняка уже спят.
– Нет, я не могу ждать. Я проделала сюда такой долгий путь, чтобы найти их.
Хуана молча пожала плечами и предложила родственнице сигарету, но та отказалась.
– Твоя дочь очень талантлива, Мария, – сказала Хуана, немного помолчав. – Она может пойти очень далеко, но только если отец не успеет высосать из нее все жизненные соки, пока она еще ребенок. Всего тебе доброго. Удачи! – напутствовала она Марию.
Мария еще раз окинула взором бар в поисках Жоакина, чтобы попрощаться с ним, но тот снова куда-то исчез, на сей раз уже бесследно. Она вышла из бара.
Несмотря на то что уже было далеко за полночь, улицы были полны пьяными мужчинами, которые откровенно пялились на нее, попутно выкрикивая вслед всякие непристойности. Мария старательно следовала указаниям Хуаны, ведь та сказала ей, что живет в пяти минутах ходьбы от бара, но все же в какой-то момент она свернула в темноте не в ту сторону и очутилась в узком переулке, судя по всему, тупиковом. Она повернулась, чтобы пойти назад, но тут увидела, как из темноты на нее наступает массивная фигура какого-то мужчины, который решительно перегородил ей дорогу.
– Привет, подруга! – хищно ухмыльнулся он. – Сколько берешь за follar? – За то, чтобы трахнуться, поняла Мария и в ужасе отшатнулась от него, когда он попытался схватить ее за руку. Мужчина пошатнулся и тяжело рухнул на стену, а Мария бросилась бежать со всех ног.
– Dios mio! Dios mio! – повторяла она всю дорогу. – И как только Хозе поселил свою дочь в таком непотребном месте?!
Дом, который ей был нужен, оказался на противоположной стороне проезжей части, еще за одним узким переулком. Тяжело дыша, все еще не оправившись от только что пережитого потрясения, она принялась стучать в парадную дверь, и тут же была остановлена криком из окна.
– Убирайся прочь! Здесь все спят!
Тогда Мария принялась дергать за ручку двери, пытаясь проникнуть внутрь, и, к своему удивлению, обнаружила, что дверь не заперта.
В тусклом свете единственной керосиновой лампы, освещавшей все пространство, Мария поняла, что попала в коридор. Прямо перед собой она увидела крутую деревянную лестницу, ведущую на второй этаж.
– Хуана так ведь и сказала: второй этаж, вторая дверь налево, – задыхаясь от волнения, пробормотала Мария и стала тихонько карабкаться по ступенькам наверх. Чем выше, тем скуднее был свет от лампы, горевшей внизу. Можно сказать, уже в полной темноте Мария кое-как сориентировалась, нашла нужную дверь и осторожно постучала. Ответа не последовало. Стучать громче Мария боялась – вдруг разбудит остальных жильцов? А потому снова дернула за дверную ручку, и дверь легко отворилась.
Свет от уличного фонаря вливался через незашторенные окна, освещая крохотную каморку. На матрасе, брошенном прямо на пол, Мария сразу же узнала очертания тела своей любимой, своей ненаглядной дочери. Лусия крепко спала.
Мария нервно сглотнула слезы, подступившие к горлу. Она на цыпочках подошла к матрасу и опустилась перед ним на колени.
– Лусия, это я, твоя мама, – прошептала она едва слышно, стараясь не напугать ребенка, хотя и понимала, что уставшая девочка спала как убитая. Ласково погладила ее спутавшиеся волосы, потом обвила руками худенькое тельце. От Лусии пахнуло запахом давно не мытого тела, матрас пах еще хуже, но Мария даже не обратила на это внимания. Одна в чужом, огромном городе, приехав сюда из далекого Сакромонте, она, словно ведомая за руку самим божественным провидением, все же сумела отыскать в этом городе свою дочь. И это главное.
– Лусия! – Мария легонько потрясла девочку за плечо, пытаясь разбудить ее. – Это я, твоя мама. И я здесь, рядом с тобой.
Лусия слегка пошевелилась во сне и открыла глаза.
– Мамочка? – воскликнула она сонным голосом, разглядывая Марию, потом с сомнением покачала головой и снова закрыла глаза. – Я, наверное, сплю, и ты мне снишься.
– Нет! Это действительно я. Вот приехала проведать вас с папой.
Лусия тут же подхватилась на своей постели и села.
– Так ты мне не снишься?
– Нет. Я здесь. – Мария взяла пальцы дочери и приложила их к своей щеке. – Чувствуешь, я живая?
– Мамочка! – Лусия с готовностью бросилась в ее объятия. – Я так по тебе соскучилась, так соскучилась…
– И я по тебе очень скучала, голубка моя. Потому и приехала сюда, чтобы отыскать тебя. С тобой все в порядке?
– О да! Все очень хорошо! – энергично закивала головой Лусия. – Мы с папой работаем в самом лучшем баре Барселоны. Его все здесь называют главным храмом фламенко! Представляешь?
– А твой отец… Как он? И, кстати, где он? – Мария обвела глазами крохотную комнатку. Места для еще одного матраса на полу в этом чулане попросту не было.
– Так он, может, еще в «Вилла Роза». Привел меня домой, уложил спать, а сам снова ушел работать. Здесь же недалеко.
– И он оставил тебя тут одну? – в ужасе воскликнула Мария. – Но сюда же может зайти любой человек с улицы и утащить тебя куда угодно.
– Да нет же, мама. Такого никогда не случится. За мной присматривает папина подруга, когда его нет дома. Она спит в соседней комнате. Очень милая женщина. И красивая, – добавила Лусия.
– А где же спит папа? – поинтересовалась у дочери Мария.
– Да там же, – не совсем уверенно ответила девочка и махнула рукой на дверь. – Где-то за дверью.
– Хорошо, – обронила Мария, чувствуя подступивший к горлу комок. – Раз я уж сюда приехала, проделав такой долгий путь, пойду и поищу его.
– Ах, нет, мамочка! Не уходи! Может, он еще не скоро вернется. Останься лучше со мной. Ведь уже поздно. Ложись рядом на матрас, свернись калачиком, мы обнимемся и заснем.
Но Мария уже поднялась с пола.
– Так мы и сделаем, но только чуть позже, – сказала она дочери. – Ты пока спи, а я скоро вернусь.
Закрыв за собой дверь, она издала сокрушенный вздох. Конечно, Лусия могла что-то и перепутать или не так все понять своим детским умом, но в глубине души Мария знала: все, о чем поведала ей дочь, правда. Приготовившись к худшему, она на цыпочках подошла к соседней двери и осторожно, стараясь не шуметь, повернула дверную ручку, чтобы войти в комнату. Тот же самый уличный фонарь освещал и эту каморку. Свет падал на железную кровать, на которой лежал ее муж, а рядом с ним – какая-то девушка, еще совсем юная. На вид лет восемнадцать, не более. Она лежала на матрасе совсем голой. Рука мужа была перекинута через ее упругий живот и покоилась прямо над темным волосяным островком, прикрывшим ее женское естество.
– Хозе, просыпайся. Это я, Мария, твоя жена. Вот приехала в Барселону, чтобы навестить тебя.
Она говорила громко, как обычно разговаривают люди днем, ничуть не заботясь о том, что какой-нибудь прохожий с улицы снова станет орать на нее, призывая к тишине.
Первой проснулась девушка. Открыла глаза и села на постели, ошеломленно уставившись на Марию. Слегка поморгала, чтобы различить ее контуры в темноте.
– Hola! – поздоровалась Мария, направляясь к кровати. – Кто такая будешь?
– Долорес, – испуганно пролепетала девушка, пытаясь прикрыть свои обнаженные формы куском простыни.
Мария с трудом сдержала смех. Вообще-то картина была очень комичной.
– Хозе! – Долорес принялась трясти своего любовника. – Просыпайся! Твоя жена приехала!
Как только Хозе слегка пошевелился, девушка тут же спрыгнула с кровати и схватила свою ночную сорочку. Слегка приподнялась на цыпочках, чтобы натянуть ее на себя, но, прежде чем муслин спрятал от посторонних взоров ее фигуру, Мария успела разглядеть пышную грудь, стройные бедра и гладкую, упругую попу.
– Оставляю вас тут наедине друг с другом, – пристыженно проговорила девушка и все так же на цыпочках скользнула к дверям, проскочив мимо Марии, словно испуганная лань.
Мария не стала мешать ей. В конце концов, что взять с этой девчонки? Она же, в сущности, совсем еще ребенок.
– Он говорил мне, что вдовец, – выпалила Долорес, прежде чем захлопнуть за собой дверь.
– Итак? – Мария приблизилась к кровати и, встав в ногах у мужа, скрестила руки на груди. – Так ты, оказывается, уже вдовец? Тогда, должно быть, я дух, который преследует тебя.
Хозе к этому моменту уже полностью проснулся. Он уставился на жену в полном замешательстве.
– Что ты здесь делаешь?
– Вот вопрос, который я могу задать и тебе. – Мария жестом указала на свободное пространство в постели рядом с ним.
– Это совсем не то, что ты подумала, Мия. Клянусь! Комнатка, в которой мы сейчас квартируем с Лусией, слишком мала для нас обоих. Вот Долорес любезно предложила мне разделить…
– Перестань! И не смей мне больше лгать, мерзавец! Или ты совсем принимаешь меня за дурочку? За жену, которой можно изменять направо и налево? Да я всегда знала о всех твоих похождениях и о всех твоих женщинах, но, как всякая приличная жена цыгана, имеющая детей, предпочитала закрывать глаза на все твои фокусы. Да! – Мария почувствовала, что злость, копившаяся на мужа столько лет, все те обиды, которые она старательно загоняла вглубь себя, все это вдруг вырвалось наружу. – Валяешься тут с этой девочкой, не стесняясь того, что за соседней дверью спит твоя родная дочь! Грязная свинья! Это же надо так не уважать свою жену! Да ты обесчестил меня, подонок! – Мария смачно плюнула в мужа. – Подлец и ничтожество! Впрочем, мои родители с самого начала предупреждали меня и были правы. Ты всегда был грязным ничтожеством, и только!
У Хозе хватило ума выслушать яростные нападки жены молча, не перебивая ее. Но вот наконец он раскрыл рот.
– Прости меня, Мария. Я знаю, что я никчемный, слабый человек… Меня так легко сбить с пути… Но я люблю тебя и всегда буду любить.
– Заткнись! – озлобленно выкрикнула Мария. – Ты и понятия не имеешь, что это такое – любовь. Всю жизнь заботился только о себе. Ты и Лусию приволок сюда, чтобы снова заявить о себе самом. И вот моя дочь валяется сейчас на грязном матрасе, одна, в какой-то жалкой каморке, в этом грязном, развратном городе, а все лишь для того, чтобы удовлетворить, видите ли, твое честолюбие!
– Ты не права, Мария. Лусии здесь очень нравится! У нее уже появилась собственная публика. Они приходят в кафе каждый день, чтобы посмотреть, как она танцует. И число ее поклонников постоянно растет. К тому же здесь она учится мастерству фламенко у лучших танцовщиц «Вилла Роза». Нет! – Хозе выразительно помахал пальцем. – Ты не можешь обвинить меня в том, что я не забочусь о ее карьере. Сама спроси у Лусии, и она тебе все расскажет. – Некое подобие улыбки скользнуло по его губам. – Словом, ты меня все же выследила. И чего же ты хочешь?
Развода… Это первое, что пришло в голову Марии, но она тут же отмела эту мысль прочь. У цыган не принято разводиться. Никогда! Ни при каких обстоятельствах… Она сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться.
– Я приехала сюда, чтобы сообщить тебе, что семнадцатого июля Филипе умер от болезни легких, буквально на следующий день после того, как его выпустили из тюрьмы.
Мария впилась глазами в лицо мужа, стараясь прочитать его реакцию. Что-то, похожее на раскаяние, мелькнуло в его налитых кровью глазах, мелькнуло и тут же исчезло.
– Я просила всех, кто отправлялся в Барселону, только об одном: отыскать вас с Лусией и сообщить вам о том, чтобы вы немедленно возвращались домой. Но вы так и не приехали. В конце концов, – Мария громко всхлипнула, – наш мальчик стал уже смердеть, и мне пришлось упокоить сына, устроить похороны, на которых не присутствовали ни его отец, ни его сестра.
Наконец она сообщила эту ужасную новость о смерти Филипе тому, кто зачал его, и в тот же миг вся ее злость угасла сама собой. На смену негодованию снова пришло ощущение безутешного горя, и она разрыдалась, а слезы градом покатились по ее щекам. Она опустилась на пол и закрыла лицо руками, заново переживая потерю своего дорогого мальчика.
Загрубевшие руки обхватили ее за плечи и на каких-то пару минут она припала к этим рукам, все же они хоть как-то поддерживали ее.
– Мия, мне очень, очень жаль Филипе. Наш маленький сын… ушел…
В той круговерти эмоций, которые нахлынули на нее, она тем не менее неожиданно для себя самой снова вспомнила то раскаяние, которое мелькнуло в глазах Хозе, когда она сообщила ему эту страшную новость. Так неужели? Мария с силой оттолкнула от себя мужа и посмотрела ему прямо в лицо.
– Так ты ведь уже знал, да?
– Я…
– Dios mio! Хватит лжи, Хозе. Наш сын уже лежит в могиле! Ты знал?
– Да, знал. Но я узнал только на пятый день после его смерти. К тому времени ты уже похоронила его.
Мария тяжело сглотнула слюну и сделала глубокий вдох.
– Пусть так! Пусть даже ты не смог приехать на похороны. Но разве тебе не пришло в голову, что в такой момент тебе следует немедленно вернуться домой, чтобы быть рядом с безутешной женой и детьми?
– Мария, я узнал о смерти Филипе в тот самый день, когда мы с Лусией должны были начать работать в «Вилла Роза». Ты и представить себе не можешь, какая это честь для нашей дочери и для меня – выступать на подмостках такого знаменитого бара. Если бы мы бросили все и уехали, то страшно подвели бы своих хозяев. Ведь они возлагали на нас большие надежды. И тогда все! Пиши пропало! Ставь крест на будущем Лусии.
– Что значит пропало? Ведь у тебя умер твой младший сын, и тебе нужно было вернуться домой! Неужели не отпустили бы? – Мария отказывалась верить своим ушам.
– Может, и не отпустили бы. Ты же не хуже меня знаешь, какая у нас репутация. Всех цыган считают людьми ненадежными. Вот они бы и решили, что я попросту лгу.
– Хозе, но они ведь тоже цыгане. Уверена, они все поняли бы правильно. – Мария сокрушенно покачала головой. – Один ты ничего не понял.
– Прости меня, Мария. Да, я совершил ошибку. Я побоялся бросить Барселону и уехать. После стольких лет ожидания мы наконец получили место в храме фламенко. Какие деньги мы заработаем для нашей семьи! А какая слава ждет нашу Лусию…
– Нет тебе прощения, Хозе, на этой грешной земле, и ты сам прекрасно понимаешь это. – Мария медленно поднялась с пола и глянула на него сверху вниз. – Быть может, я и смогла бы простить тебе супружескую неверность, эту последнюю твою интрижку, но Филипе я тебе никогда не прощу. Моли Господа, чтобы твой усопший сын простил тебя.
Хозе невольно содрогнулся от этих слов и тут же перекрестился.
– Ты сообщил Лусии? – спросила она.
– Нет. Я же говорил тебе, я узнал о смерти Филипе в самый первый день нашей работы в «Вилла Роза». Решил не огорчать дочь такой страшной новостью. Не волновать ее понапрасну…
– Хорошо! Сейчас я отправляюсь спать в комнату своей дочери, а утром я расскажу ей о том, что ее брат умер. – Мария направилась к дверям. – Скажи своей подружке, пусть возвращается к себе в постель, пусть ложится рядом с тобой… Если она захочет…
Мария кивнула на прощание и вышла из комнаты.
* * *– Филипе больше нет? – Лусия глянула на мать с недоверием. – А где он?
– Он превратился в ангела, Лусия. У него выросли крылышки, и он улетел на небо, чтобы быть рядом с Девой Марией.
– И сейчас он такой, как те ангелы в Аббатстве Сакромонте?
– Именно так.
– Но они же каменные, мама. Наш Филипе не такой.
– Нет, он не каменный. Думаю, он сейчас порхает где-то высоко в небесах. Возможно, он даже прилетал сюда, чтобы посмотреть на то, как ты танцуешь в «Вилла Роза».
– Может, он, мамочка, превратился в голубя? Там на площади рядом с «Вилла Роза» очень много голубей. Или стал каким-нибудь деревом, – продолжала размышлять вслух девочка. – Наша гадалка Микаэла говорит, что мы можем превратиться в кого угодно, когда снова вернемся на землю. Лично мне не хотелось бы становиться деревом. Ведь тогда я смогу только махать руками, а притопывать ногами – уже нет.
Мария осторожно расчесывала влажные волосы Лусии, пока девочка болтала без умолку. Мария набрала воды из фонтана, что на площади, и вымыла дочери волосы, предварительно вычесав всех вшей. Слушая разглагольствования девочки, Мария невольно вздохнула. Представления о загробном мире у Лусии были весьма смутными, изрядно разбавленные традиционными верованиями цыган. Что и понятно. Хотя испанских цыган силой вынудили принять католичество много сотен лет тому назад, их народные верования и предрассудки оказались живучими и благополучно сохранились до наших дней.

