Д'Арманьяки

Не успели отзвучать эти слова, как на их глазах облик де Миран преобразился. Вместо насмешливого и равнодушного человека, перед ними предстал другой.

Глаза его горели столь мрачным огнём, что свидетели этой сцены невольно содрогнулись. Весь облик пылал гневом и ненавистью, но едва он снова вступил в бой одновременно, против двоих и его облик и движения стали похоже на дьявольский огонь. Который то вспыхивает, то гаснет, но лишь потому, что должен вспыхнуть ещё ярче.

Его шпага замелькала с такой быстротой и он показал столь безумную скорость движений. Что меньше чем, через минуту, спутник Лануа пал мёртвый от прямого удара в грудь, который пронзил его сердце. Ещё через мгновение, острие шпаги де Мирана вошла в горло Лануа. А вышла из шеи. Он выдернул шпагу и достав из кармана платок, вытер её, а затем уже чистую вложил в ножны.

– Бог ты мой – прошептал потрясённый герцог Барский, – да в этом человеке воплощены все силы ада. Кроме великолепного мастерства и безумной отваги у него есть нечто… которое даже меня приводит в ужас.

– Сеньор! – окликнул де Мирана, герцог.

Де Мирана, уже с обычным выражением лица подошёл к герцогу.

– После того, что я видел, мне остаётся попросить прощения за свои слова!

– Это излишне! – отозвался де Миран.

– И всё же, почему вы не приняли мой вызов?

– А разве вы не пытались помочь вашей кузине? – негромко спросил де Миран, – разве вы не пытались, как вам казалось сделать меня счастливым? Возвысить безвестного дворянина до герцогини?

– Хотел! – признался герцог, – но у меня ничего не вышло.

– Не потому, что герцогиня не заслуживает любви! – Де Миран бросил красноречивый взгляд в сторону Мирианду. – Она прекрасна и лишь безумец, или глупец откажется от счастья назвать ее своей супругой.

– Но вы ни тот и ни другой?!

– Нет! Будьте любезны передать её величеству мою самую искреннюю благодарность и заодно позвольте откланяться!

Де Миран отвесил лёгкий поклон герцогу Барскому и два более глубоких Мирианде Мендос и Марии Анжуйской, затем повернулся и не оглядываясь зашагал прочь.

– Он меня не любит, он меня не любит, – Мирианда закрыла руками лицо и уткнулась лицом в плечо Марии Анжуйской, которая как могла пыталась утешить её.

– Разве? – вопрос герцог Барского был направлен Мирианде, – я услышал другое.

– И что же ты услышал? – спросила Мария Анжуйского у брата.

– Что он полюбил бы если смог! – негромко ответил герцог барский. – Впрочем, для меня ясно одно, вернее две вещи. Первое – он мог принять мой вызов, а судя по тому, что мы видели, он мог не сомневаться в победе. Человек способный вызвать на дуэль, одновременно двоих, к тому же военных, то есть людей, которые всю жизнь проводят в сражениях… и он же выносит оскорбления в свой адрес, – герцога Барского словно озарило, он так посмотрел на своих кузин, что они невольно попятились от него назад.

– Он не хотел меня убивать! – воскликнул герцог Барский, – и желание сохранить мою жизнь было столь велико, что он вынес оскорбления. Вот тебе святой Педро! И что же из этого следует? Что я у него в долгу, раз, – герцог загнул один палец, потом поскрёб затылок, – проклятье, что же ещё…ах да…мы ему вовсе не безразличны и… он оставил множество вопросов на которых, увы у меня нет ответа.

– Бедный брат – засмеялась Мария Анжуйская, – судьба Санито де Мирана, занимает вас едва ли не больше, чем дражайшую кузину. Берегитесь! Ещё немного и она начнёт вас ревновать!

Все трое расхохотались над словами Марии.

Вскоре после этого разговора, они отправились в гостиницу, где провели ночь. На утро, в сопровождении слуг и небольшой охраны, они выехали по направлению в Париж.

Глава 15

Запыленный всадник натянул поводья у деревянной калитки, служившей малым входом в женский монастырь. Клюни, что находился в Бургундии, являлся не одной лишь обителью, которая принимала в своё лоно страждущие души девушек и женщин, жаждущих посвятить свою жизнь господу богу. В монастыре так же жили воспитанницы, девочки в основном от шести до семнадцати лет. Девочки в основном являлись детьми знатных семей, составляющих основу бургундского дома. Здесь они получали воспитание и знания до достижения ими совершеннолетия, или же достижения брачного возраста, что чаще всего случалось раньше достижения совершеннолетия. После этого они покидали стены монастыря и дальнейшая их жизнь протекала соответственно положению, которое занимала семья при дворе, или же семья будущего супруга.

В монастыре Клюни, обитали около тридцати воспитанниц и почти четыреста монахинь, включая и тех, кто нашёл временный приют в монастырских стенах. Сам монастырь занимал довольное, большое по территории пространство. Он был расположен у подножья горы на небольшой возвышенности. К нему вела всего лишь одна дорога, не считая узкой тропинки, которая спускалась с горы, прямиком к монастырю. Таким образом, любой, кто появлялся возле монастырской двери, бывал заблаговременно замечен. И прежде чем рука тянулась к молотку.

На сей раз, возле двери спешился запыленный всадник. Дверь монастыря открылась и оттуда показалась монахиня со сложенными руками.

Всадник приблизился к монахине и после того, как почтительно приветствовал сестру, сообщил, что у него неотложное дело к настоятельнице. Без лишних вопросов монахиня проводила его до часовни монастыря, где благочестивая мать-настоятельница возносила молитвы господу богу.

Пришедший дождался, пока настоятельница закончит молитву, а затем молча протянул запечатанный свиток. Настоятельница приняла послание и распорядившись накормить гонца, отправилась в свою келью, где со всей внимательностью прочитала его. Письмо расстроило настоятельницу. Глаза были полны слез, когда она закончила читать. По этой причине, мать-настоятельница некоторое время просидела в келье, а затем лишь успокоившись, отправилась в монастырский сад, где чаще всего проводили время монастырские воспитанницы.

Внезапное появление настоятельницы, которое отнюдь не имела привычки появляться в саду, застало врасплох воспитанниц. Около пятнадцати девочек, совершенно разного возраста, разбившись на группы щебетали в саду. Иначе не скажешь. Настолько гармонично они выглядели на фоне цветников и деревьев, с веток которых перелетали маленькие птички, чем то напоминающие их самих. В стороне от всех, две совершенно разные девочки, которым едва минуло шестнадцать лет, кружились в непонятном танце. Обе были облачены в платье с незатейливыми узорами. Первая была высокая, черноволосая девушка 17 с довольно выразительным лицом. Вторая белокурая, с ангельским лицом и мягкой улыбкой. Зеленоватые глаза сверкали, словно две чарующие звёздочки. Луизе напоминала бутон дивного цветка, который вот-вот должен раскрыться и поразить всех вокруг своей красотой. Все её движения были легки и плавны. Она словно порхала в танце. Девушки постоянно выдавали различные «па» и при этом так заливисто смеялись, что и настоятельница не сдержала улыбки. Некоторое время она, замеченная всеми остальными воспитанницами, кроме этих двоих наблюдала за ними, а потом, прервала веселье девушек.

– Шарлота! Луиза!

Девушки едва не упали, внезапно услышав голос настоятельницы. Они перестали танцевать и встав рядом, приседая в реверансе, одновременно ответили;

– Да матушка!

– Герцог Бургундский, твой почтенный отец прислал письмо! – мягко произнесла настоятельница.

В голосе настоятельницы прозвучала лёгкая грусть, но девочки не заметили этого. Они переглянулись между собой и столько надежды было в их взглядах, что настоятельница не стала оттягивать разговор, а коротко сообщила.

– Дитя моё, твоё воспитание в монастыре закончилось! Отец призывает тебя в Париж!

– Матушка! – Луиза бросилась на шею настоятельницы от радости.

Отстранив от себя Луизу, настоятельница с укором взглянула на неё.

– А я и не думала, что жизнь в нашей обители настолько тяготит тебя.

– Что вы матушка? – Луиза покраснела, чувствуя стыд за своё поведение, – ближе вас и Шарлоты у меня никого нет. Все эти годы, вы были рядом со мной.

– Знаю дитя мое! – мягко ответила настоятельница, – знаю и понимаю твои чувства. Мирская суета притягивает многих, однако, я не всё сказала. Меньше, чем через два месяца в Париже состояться празднества в честь 18-летия Дофина. Во время этих празднеств, состоится твоя свадьба Луиза. Герцог Бургундский отдал твою руку герцогу Бедфорду. Джон Ланкастер приходится кузеном королю Англии и занимает высокое положение при дворе. Ты станешь одной из первых дам Англии, после королевы разумеется. Завтра тебе надлежит отправиться в Дижон. Оттуда ты отправишься в Париж, где и состоится твоя свадьба. Позже я навещу тебя в келье и мы поговорим перед твоим отъездом, дитя моё.

После ухода настоятельницы, девушки обнялись весело хохоча. У Луизы кружилась голова от такого количества новостей. Воспитанницы, с нескрываемой завистью смотрели на неё. Все, за исключением Шарлоты, которая радовалась переменам в жизни Луизы, едва ли не больше, чем она сама.

После вечерней молитвы, настоятельница монастыря, почтенная аббатиса пришла в келью Луизы. Справедливости ради, надо заметить, что комната Луизы отличалась богатым убранством в сравнении с остальными кельями монастыря, в которых обитали монахини и послушницы. Здесь имелась кое-какая мебель, включая шкаф для одежды. Аббатиса села на единственную кровать, стоявшую под маленьким, четырёхугольным окошечком, а Луиза сразу же примостилась у её ног. Неторопливыми движениями, аббатиса начала расчёсывать длинные, белокурые пряди, время от времени поглаживая их рукой. Аббатиса испытывала грусть от мысли, что придётся расстаться с Луизой. Но она всегда знала, что такой день наступит. Луизу привели к ней шестилетней девочкой. Все эти десять лет, аббатиса лично следила за воспитанием Луизы. Наставляла, поддерживала, сидела по ночам у изголовья постели, когда девочка болела. За эти годы, аббатиса привязалась к ней, и не могла, не замечать, что Луиза платит взаимностью. Аббатиса так же понимала, что несмотря на привязанность, Луиза стремиться к новой жизни. И её долг дать последние наставление Луизы перед расставанием.

– Дитя мое! – негромко заговорила аббатиса.

– Да матушка! – сразу откликнулась Луиза.

– Тебя впереди ждёт жизнь, совершенно отличная от той, что ты видела в обители. В мирной суете много соблазнов. Искушения бывают иногда слишком велики. Не всегда удаётся выстоять, не поддаться ему. Человек так слаб, дитя моё. И вера – единственное, что может защитить нас от греха.

– Я не понимаю вас матушка!

– Запомни, дитя моё, твоя душа принадлежит господу, а тело супругу, предназначенного тебе отцом.

– Я знаю, матушка!

– И никто не должен помешать тебе, выполнить свой долг – стать хорошей супругой и хорошей матерью. Твоя честь принадлежит супругу. Поступишься ею – оскорбишь и супруга, и отца своего, лишишь их чести.