Онанизм у мужчины и женщины

Я считаю подобный приём крайне опасным, притом к нему едва ли когда-нибудь и придётся прибегнуть, так как трудно встретить среди пациентов юношу или даже мальчика, не запуганного последствиями онанизма. Марциновскому приходилось иметь дело с такими больными, которые в течение целого ряда лет страдали от воображаемой негодности или нечистоты их существа до полного уничтожения их душевных сил и которые потом метались во все стороны и каждым своим словом и выражение лица как будто просили извинить их в том, что они ещё осмеливаются существовать. Это – кандидаты на самоубийство на основании недоразумения в понятии о грехе и ложной ответственности, люди, которые влачат своё существование под игом чудовищной идеи о наказании за такие действия, устранение которых было вне их власти. "Нужно самому видеть ликование, которое прорывается в душе такого человека, когда ему можно доказать, что это вовсе не было грехом, когда ему оказывают доверие и уважение и таким образом поддерживают его на первых трудных шагах, которые он пытается сделать в жизни и тем сравниться с другими людьми".

Всякий знает, говорит Бехтерев, какое магическое, оздоровительное действие может приобрести одно утешительное слово со стороны врача и, наоборот, как иногда убийственно в буквальном смысле слова действует на больного суровый, холодный приговор врача, не знающего или не желающего знать силы внушения.

И Робинзон рекомендует держаться такой же тактики в тех случаях, когда пациент сильно потрясён и угнетён, когда он начитался шарлатанской литературы, которая изображает даже умеренный онанизм как злейший из пороков, как смертный грех и самую вредную привычку, неизбежно приводящую к параличу и сумасшествию, когда пациент смотрит на себя, как на самого низкого негодяя и грешника, недостойного быть в обществе приличных людей. Тогда, говорит Робинзон, мы должны объяснить пациенту, что тут нет ничего порочного, что онанизм есть только дурная привычка, ослабляющая организм, подобно алкоголизму – не больше и не меньше. Мы должны также указать такому пациенту на распространённость онанизма. Мы укажем ему, что вред онанизма заключается не в самом акте, а в его частоте. Далее, что онанизм вредит не каждому: десятки тысяч людей, онанировавших в раннем детстве и затем оставивших эту привычку, совершенно здоровы. Всё зависит от конституции человека, от возраста, в котором он начал онанировать, от частоты онанизма и проч. У этой группы людей подобный разговор производит прекрасный эффект: у них усиливается воля, вера в себя и они перестают онанировать. Улучшение в этих случаях может быть достигнуто в 2-3 месяца.

Попутно укажем, что ещё Тиссо считал необходимым предупредить больного о том, что "подобное заболевание, существующее годами, не может пройти в несколько дней. Необходимо продолжительное, неприятное лечение, необходимо тщательно придерживаться определённого образа жизни, назначенного врачом. Не следует унывать по поводу продолжительности лечения" (Тиссо). Знаменитый врач Аретей, живший во II веке нашей эры, сказал: "Больной не должен терять мужества, но должен вступить в союз с врачом против болезни".

Впрочем, далеко не во всех случаях лечение бывает продолжительным. Нередко встречаются случаи, где удаётся довольно скоро добиться прекращения онанизма.

Возвращаясь к вопросу о психотерапии онанизма, считаем необходимым коснуться здесь возникшего в последние годы учения о персеверации, поскольку может быть использовано при лечении онанизма.

Мюллер и Пилцеккер установили, что всякое представление обладает после своего возникновения в сознании тенденция к персеверации, т.е. тенденцией всплывать в сознании. Эта тенденция тем сильнее, чем интенсивнее внимание было направлено на данное представление, и усиливается, когда данное представление или ряд представлений повторяется через небольшой промежуток времени. При частом повторении эти представления могут появляться в сознании исключительно вследствие их тенденции к персеверации, именно, в такие моменты, когда другие факторы, осаждающие сознание, не отличаются особенной силой и устойчивостью.

Для обоснования этих положений вышеупомянутые авторы приводят следующие психологические наблюдения. Некоторые учёные, например, Фехнер и Хенле, не раз наблюдали, что, когда им приходилось в течение нескольких часов кряду напряжённо работать с микроскопом, в последующие часы отдыха или перед засыпанием в тёмном поле зрения появлялся часто с чрезвычайной отчётливостью зрительный образ наблюдавшегося препарата.

Аналогичное наблюдение сделал над собою Гёте, в бытность студентом. Во время пребывания в Дрездене, после осмотра знаменитой картинной галереи: "Вернувшись к своему сапожнику для обеда, я остолбенел от изумления. Мне казалось, что я вижу перед собою в действительности картину Остаде (знаменитый художник XVII века), до такой степени совершенную, что настоящее место её было на стенах галереи. Расстановка предметов, свет, тени, коричневый общий тон, словом всё, чему я удивлялся в картинах этого художника, – было перед моими глазами". (Гёте. Собрание сочинений в переводе русских писателей. Второе издание под редакцией Петра Вейнберга. "Из моей жизни. Правда и поэзия". Том 8. Спб, 1895).

Далее, из повседневного опыта известно, с какой отчётливостью припоминаются иногда, помимо нашей воли, некоторые мелодии или отрывки музыкальных пьес непосредственно вслед за концертом или после случайной встречи с шарманкой.

Существование персеверации, как совершенно самостоятельного факта психической жизни, было подтверждено дальнейшими экспериментальными работами, причём было выяснено, что персеверация действует рядом с ассоциациями и более или менее зависима от них. Тенденция к персеверации или тенденция к самостоятельному возникновению в сознании представлений имеет настолько важное значение, что ей обязана непрерывность и последовательность мышления и деятельности, потому что прерванный поток ассоциаций снова продолжается лишь благодаря персеверации. Ход мысли, таким образом, может быть всегда доведен до конца (Эфрусси).

Каким образом явление персеверации может быть использовано в терапевтическом отношении? Срезневский следующим образом суммирует вкратце всё, что нам дало учение о персеверации:

1. каждое представление, после своего возникновения, обладает тенденцией свободно всплывать в сознании;

2. эта тенденция тем сильнее, чем интенсивнее внимание было направлено на данное представление;

3. тенденция эта усиливается, когда данное представление или ряд представлений повторяется через небольшой промежуток времени.

По моему мнению, знакомство с явлением персеверации чрезвычайно важно при лечении онанизма. Оно показывает, как именно необходимо вести беседу с лицом, которое мы желаем отучить от онанизма. Оно показывает, далее, в какой мере врачу необходимо целиком овладеть вниманием пациента во время беседы с ним. Наконец, из учения о персеверации вытекает и то, на первый взгляд как будто несущественное, но в действительности чрезвычайно важное обстоятельство, что во время беседы с пациентом мы должны по несколько раз возвращаться к своим аргументам для того, чтобы они поглубже запали в душу больного.

Чрезвычайно важное значение имеет при психотерапии у онанистов отвлечение их внимания от половой сферы в иную область. На этой точке зрения стоит и Бехтерев. Нередко, говорит он, болезненное влечение, укоренившись, поддерживается и вызывается невольным сосредоточением или направлением внимания на предмет влечения, что усиливает это последнее и делает его непреодолимым. Сколько раз онанист или желающий отвыкнуть от табака курильщик, сознавая ясно вред этой привычки, решает бросить, наконец, пагубную привычку, как бы сильна она ни была. Он даёт себе зарок никогда не обращаться к ней, а между тем наступает время, когда потребность нарастает с каждым часом всё сильнее и сильнее. Больной ей противодействует по мере сил и возможности, но его внимание всё более и более направляется в сторону сложившегося влечения, усиливая его до высшей степени, и вместо того, чтобы отвлечься от влечения, больной вновь поддаётся ему вопреки своему желанию. Если бы влечение не усиливалось невольным сосредоточением, соответственно направлением внимания на предмет влечения, то больной, конечно, удержался бы от влечения. В том же случае, если оно, постоянно возбуждаемое сосредоточением внимания, достигает наивысшей степени, очевидно, воля больного не выдерживает, и он, в бессилии совладать со своим влечением, вновь отдаётся ему, после чего терзается бесконечным раскаянием.

Очевидно, что при таком болезненном влечении необходимо, прежде всего, озаботиться о том, чтобы всемерно ослабить болезненное влечение, причём в этом отношении одним из наиболее действенных средств является устранение сосредоточения или отвлечение внимания больного от предмета его болезненных влечений.

В таких случаях необходимо путём убеждения уверить больного, что он не находится во власти болезненного влечения, но что до сих пор он шёл по наклонной плоскости, не оглядываясь и не отдавая себе в том достаточно ясного отчёта, и что с применением психотерапии он получит возможность противодействовать влечению.

В этом заключается подготовка больного к лечению, которая вытекает из того, что больные, обращаясь к врачу, нередко сами не сознают в достаточной мере как вред ненормального болезненного влечения, так и возможность от него освободиться. Неуверенность в последнем особенно тяжела для больных, и, пока она не устранена, она существенно мешает лечению. Поэтому первым делом врача должно быть не только укрепление иных взглядов, исключающих какое либо оправдание для болезненного влечения, но и вселение в больного полной уверенности в том, что данное болезненное влечение устранимо и будет излечено.

Эта уверенность сразу облегчает состояние больных и поддерживает их бодрость в течение всего лечения, устраняя безнадёжность, которая действует не только угнетающим образом на общее состояние, но и часто служит препятствием к тому, чтобы своевременно обратиться к врачу и заняться лечением.

После такой предварительной подготовки следует приступить к самому лечению, которое Бехтерев называет отвлекающей психотерапией. Для этого, с целью устранения посторонних впечатлений, он предлагает больному закрыть глаза и вместе с тем сосредоточиться на счёте или, ещё лучше, на мысли о сне, причём больной тут же предупреждается, что вовсе не нужно, чтобы он спал, что, напротив, он будет всё слышать и помнить самый предмет беседы, что он будет всё соображать; что думать о сне необходимо лишь для того, чтобы отвлечься от всех посторонних мыслей и от всего окружающего, для чего больному предлагается оставаться спокойным на своём месте и не производить никаких вообще движений, хотя бы даже пальцами рук.

В это время врач должен веси с больным беседу, говоря ему, что его болезнь вполне излечима, что теперь он будет избавлен от неё, что он отныне не должен вовсе сосредотачиваться на болезненном влечении, а, напротив того, всегда должен отвлекаться не только от мыслей, сопровождающих болезненное влечение, но и от всех воспоминаний и впечатлений, которые с ним связаны, что он будет в то же время избегать всего того, что может возбуждать болезненное влечение, что он будет чувствовать большое удовлетворение при воздержании от бывшего до сих пор влечения, и что вместе с отвлечение от своего болезненного влечения он будет чувствовать всегда прекрасно, спокойно, уверенно, жизнерадостно, и что у него всё в отношении здоровья пойдёт к лучшему.

Такие беседы должны вестись сеансами по несколько раз в различные сроки, причём, в зависимости от случая, беседа повторяется с некоторыми видоизменениями, но общее направление бесед всегда должно преследовать главным образом отвлечение внимания больного от предмета болезненного влечения или от болезненного состояния и направления внимания в сторону здоровых влечений.

Количество сеансов отвлекающей психотерапии колеблется, смотря по случаю. В более лёгких случаях достаточно бывает 2-3-х бесед, тогда как в более упорных случаях их приходится повторять многократно, распределяя их во времени так, чтобы эффект их не ослабевал в промежутках между беседами.

Сами по себе такие беседы, как действующие всегда и без всякого исключения благотворно на больных, никогда не могут оказаться излишними. Они могут и должны быть продолжаемы до окончательного излечения больного (Бехтерев).

Я при лечении онанистов, никогда не прибегаю к запугиванию в какой бы то ни было форме, а спокойно описываю возможный вред от неумеренного онанизма, а также подчёркиваю противоестественность и не эстетичность этой привычки. Далее, я разъясняю пациенту, что его страхи имеют чисто психогенный характер, и указываю ему, что отныне его здоровье будет уже зависеть исключительно от него. Я часто и с большим успехом достигаю отказа от онанизма тем, что заставляю больного обязаться передо мною честным словом, не онанировать в течение совместно устанавливаемого с ним срока, для начала – небольшого. По истечении этого срока пациент должен явиться мо мне, и тут я его обязываю не онанировать в течение несколько большего срока. Если пациенту не удаётся сдержать своё слово, я его слегка журю и опять беру с него слово, что он в течение определённого срока не будет онанировать. Обыкновенно помогает призыв к чувству чести у пациента. Если пациент не решается связать себя честным словом, то я вывожу отсюда заключение, что он относится к моему предложению серьёзно, но недостаточно себе доверяет, может быть и справедливо. В подобных случаях я никогда не настаиваю на честном слове, а просто рекомендую пациенту в течение определяемого нами совместно срока приложить все усилия к тому, чтобы не поддаться влечению к онанизму. И эта система в большинстве случаев оказывается вполне действенной.

Людям, которым очень трудно отказаться от онанизма, я разрешаю изредка – раза два в месяц – поддаваться их влечению, если они лишены возможности иметь нормальные половые сношения. Но и таким людям я настоятельно рекомендую совершенно отказаться от онанизма, и нередко они, сначала разредив онанистические акты, постепенно отказываются от них совершенно.

Во время беседы с пациентом я стараюсь выяснить себе его образ жизни, круг интересов и т.д., для того, чтобы по возможности видоизменить их в желательном для нас смысле. Так, лицам, избегающим общества, я настоятельно рекомендую бывать почаще в обществе, не держаться в стороне от людей, а сближаться с ними, принимать посильное участие в их жизни, развлекаться и т.д. Пациентам, которые склонны копаться в своей душе и которые читают по преимуществу произведения, посвященные детальному анализу человеческой души[37 - Многие онанисты и импотенты особенно охотно читают Достоевского, сочинения которого производят особенно сильное впечатление на таких людей. Всецело признавая, вместе со всем цивилизованным миром, огромный талант Достоевского, я прилагаю, однако, все усилия к тому, чтобы побудить моих пациентов отказаться от этого, на мой взгляд, безусловно, вредного для них чтения.], я убедительно советую читать исторические и научные сочинения, а также описания путешествий. Трудно оценить тот подъём настроения, который получается у читателя, например, от сочинения знаменитого путешественника Фритьофа Нансена «Во мраке ночи и во льдах!» Бодрый, здоровый дух, которым проникнута эта и подобные книги, не может не оказывать благотворного влияния на юных читателей.

Во время беседы с больным я постоянно помню о склонности наших пациентов преувеличивать значение их болезни или страдания. Ещё знаменитый римский философ Сенека в 68-м письме к Луцилию отмечает вред от преувеличения своего страдания: "Берегитесь сами отягощать свои страдания, ухудшать свое положение своими сетованиями. Скорбь легка, когда мы мысленно её не увеличиваем; если мы ободряем себя, говоря: "Это – пустяки", или хотя бы: "Это неважно, научимся переносить её, ей придёт конец" – мы делаем её легче, считая её таковой".

Попутно считаю необходимым отметить, что подростки в годы полового созревания с жадностью набрасываются на беллетристику. Чтение беллетристических произведений, бесспорно, содействует умственному и нравственному развитию читателей и, разумеется, заслуживает поощрения. К сожалению, романисты нередко чрезмерно прочёркивают половую сторону жизни, на которую особенно сильно реагируют именно юные читатели. В противовес таким произведениям следовало бы приучить, по крайней мере, студенческую молодежь к чтению произведений древних философов. Среди последних одно из первых мест я отвожу Марку Аврелию.

Необходимо развивать в наших пациентах стремление к самоусовершенствованию, к идеализму. Я всецело присоединяюсь к утверждению А.И. Яроцкого, что человек живёт столько, сколько у него имеется в запасе идеализма и сколько ему хватит сил в борьбе его с окружающим.

Необходимо развивать и культивировать оптимизм, притом не только в обычном смысле этого слова, но оптимизм идейный, интеллектуальный, о котором Д.Н. Овсянников-Куликовский[38 - Д.Н. Овсянников-Куликовский. «Ценность жизни» («Вестник Европы», 1915, май).] высказывался следующим образом: «Способность видеть разнообразие вещей, улавливать их отличие в пространстве и времени, слышать не один, а множество мотивов, созерцать всё человеческое, всё историческое в развитии, в движении, быть убеждённым в том, что „всё ново“, что жизнь и история никогда не повторяются, – вот именно эта способность является симптомом и продуктом психологического оптимизма и служит, в свою очередь, основой оптимизма интеллектуального, идейного».

Могучее средство борьбы с онанизмом мы имеем, далее, в воспитании в детях и подростках воли и твёрдого характера. Затем надо развивать любовь к активности, к правде и состраданию. "Порок не проникает в мозг, чем-нибудь занятый. Напротив, праздность способствует понижению нравственности. Привычка оставлять молодым людям много досуга и свободы делает их неспособными к контролю над самими собою" (Фере).

Надо, однако, помнить, что, как справедливо указывает Кершенштейнер, сила воли в большой степени зависит от физических элементов и физического общего состояния. Подобно тому, как равномерно весёлое настроение ребёнка, как и взрослого, даёт большую возможность для проявления силы воли, чем настроение печальное и угнетённое, а оптимизм больше таковых же возможностей, чем пессимизм, – точно также нормальное, здоровое, хорошо питающееся и пользующееся отдыхом тело способно к большему волевому напряжению, чем тело ненормальное, болезненное, истощённое и усталое. Каждое повышение растительного чувства жизни повышает произвольную и непроизвольную активность.

Имея среди онанистов значительный процент неврастеников и невротиков, мы должны помнить авторитетное указание Дюбуа, что в значительном числе случаев при неврозах в основе всей картины болезни лежит бедность и узость душевной жизни больного. В таких случаях можно надеяться на выздоровление больного, только перевоспитав его. Задача врача, далее, заключается в том, чтобы внушить больным чувство мужества, развить в них веру в себя, уничтожить слабодушие, словом, довести их до возможности владеть собою.

Иногда больной говорит: "Это сильнее меня. Я делаю много бесплодных попыток исправиться, хотя вполне признаю значение моральных причин, на которые вы указываете". "На это мы ему укажем, – говорит Дюбуа, – что о будущем нельзя судить по прошедшему". "Каждый имеет право говорить: это было сильнее меня; но нельзя говорить: это будет сильнее меня. Конечно, прошлое может вселить опасение за будущее; но не забывайте, что оно нам не принадлежит. Не сегодня, так завтра, со временем могут произойти события, которые обусловят для вас совсем иное поведение. Предположим, вы не раз, не два, а многократно будете падать. Каждый раз, когда вы будете приходить ко мне с сознанием своей вины, вы встретите всё то же снисходительное отношение к прошлому, которого никто не в силах изменить". "Всякий возврат относится к исчерпанному периоду жизни; о будущем ни вы, ни я ещё ничего не знаем. Заблуждения вашей жизни напоминают собою железнодорожное несчастье: поезд сошёл с рельсов, это – прошлое, но из него не вытекает, что то же самое случится со следующим поездом. Вероятнее предположить, что стрелочник, уличённый в небрежности, в будущем будет осмотрительнее" (Дюбуа).

Считаю полезным привести здесь также выдержку из превосходного сочинения Дежерина и Гауклера: "Жизнь ежедневно показывает, что заботам, печалям, различным превратностям судьбы лучше всего могут противостоять те, кто сумел объективировать вне себя какой бы то ни было идеал, постепенная реализация которого наполняет их существование. Наоборот, люди, жизнь которых, так сказать, злободневна и без линии направления, очень плохо вооружены. Они – люди без определённых убеждений; у них нет ясных поводов идти куда бы то ни было, и малейшее препятствие на их пути останавливает их. Если верно, как мы думаем, что нравственное здоровье есть результат свободного развития личности, то, как же не понять, насколько важно опознать её на пути, который по самой своей природе представляет больше всего прочности и полную гарантию против травматических влияний жизни?"

Среди средств, отвлекающих от онанизма, видное место принадлежит всякого рода спорту. С точки зрения половой гигиены я считаю целесообразными видами спорта плавание, греблю, ходьбу, бегание на коньках и на лыжах.

Увлечение спортом, как и наукой, искусством и т.д., действует отвлекающим образом на половое влечение и тем уменьшает стремление к самоудовлетворению.

По своеобразному выражению Фрейда, "современное культурное воспитание пользуется в широких размерах спортом, именно, чтобы отвлечь молодёжь от половых увлечений. Правильнее было бы сказать, что спорт заменяет половое наслаждение наслаждением, испытываемым при движениях, возвращая половую деятельность к одному из прежних аутоэротических компонентов полового влечения".

Подобно спорту, полезны также игры вроде лаун-тенниса, футбола, крокета и т.д.

Нам остаётся ещё рассмотреть значение психоанализа в лечении онанизма. По мнению школы Фрейда, мы имеем в психоанализе надежный путь для лечения онанизма. Задгер считает даже, что во всех тяжёлых случаях онанизма невозможно обойтись без психоанализа. Он мотивирует это следующим образом: "Привычный онанизм есть психоневроз, наиболее частая форма действительно навязчивого действия. Привычное самоудовлетворение, безусловно, имеет характер, сходный с навязчивостью, и, как всякий навязчивый невроз, может быть искоренено только при помощи психоанализа. Само по себе оно никогда не излечивается. Его не удаётся устранить ни доводами разума, ни просто регулярным коитусом, к которому всё-таки следует также прибегнуть для излечения. В лучшем случае люди с очень сильной волей могут отказаться от физического онанизма, но никогда (?) от умственного. При нормальном совокуплении у них, может быть бывает незначительное наслаждение при эякуляции, но никогда у них не бывает полного удовлетворения; ведь все люди с половой анестезией, мужского и особенно женского пола – по меньшей мере, бывшие онанисты. В большинстве же случаев они продолжают онанировать. И здесь психоанализ должен дать возможность испытать наслаждение при нормальном половом акте".

"При психоаналитическом лечении не следует пациентам решительно запрещать онанировать. Помимо того, что такое запрещение не приносит никакой пользы до тех пор, пока не устранены представления, оно непосредственно вредит, так как часто значительно усиливает сознание виновности у больного. Поэтому лучше врачу держаться совершенно пассивно, и даже на прямой вопрос пациента следует ему посоветовать, чтобы он старался избегать онанизма, но если это ему не удастся, то это тоже не страшно. Надо объяснить больному, что когда анализ подойдет к концу, то он сам по себе попадёт на нормальные рельсы. В менее тяжёлых случаях, где наряду с онанизмом, который не удаётся подавить, практикуется также, притом с удовольствием, нормальный коитус, в течение психоанализа отпадают тягостные сопутствующие явления. Больные, которые вследствие онанизма потеряли чувство собственного достоинства или, по крайней мере, в присутствии других людей чувствуют себя стесненными, робкими, благодаря разговору с врачом делаются опять непринуждёнными, решаются высказывать своё мнение и выступать публично. Часто они также замечают, что онанизм им уже не доставляет прежнего чувственного удовлетворения, что у них уже нет прежнего чувство наслаждения при эякуляции".

В виде иллюстрации Задгер приводит два случая из своей практики.

Один из его больных, который при онанистическом акте ощущал туман в голове, избавился от этого ощущения тотчас же, как только ему было доказано, что его сопутствующие фантазии при онанизме были направлены на рано умершую сестру.

Другой пациент, который продолжал онанировать почти до самого конца психоаналитического лечения, несмотря на то, что имел полный наслаждения коитус со своей женой, наконец, заявил, что ему кажется, что он может побороть появляющееся у него желание онанировать. По окончании лечения он, по собственному почину, отказался от онанизма и объяснил это тем, что онанизм показался ему "слишком глупым".

В очень тяжёлых случаях, где онанизм делает невозможною нормальную половую деятельность или, если акт с трудом удаётся, но лишён всякого наслаждения, поворот к улучшению происходит в большинстве случаев таким образом, что сначала онанистические фантазии делаются опять нормальными, направляются на нормальный половой акт, пока он, наконец, удаётся при постоянном "подстёгивании" со стороны врача.

Может быть, труднее всего бороться с умственным онанизмом психоневротиков, которые уже отказались от физического онанизма. У них следует считать, по Задгеру, известным успехом лечения, если они опять начинают онанировать. Это наступает не раньше, чем когда удаётся установить ядро их фантазии. Тогда переход от онанизма с нормальными представлениями к регулярному коитусу обыкновенно происходит очень быстро.

"При борьбе с онанизмом надо стремиться к тому, чтобы не только начались нормальные половые сношения, но и чтобы они происходили с обычными интервалами. Этого нельзя сказать о женщинах, ввиду чего лечение онанизма у них гораздо труднее, а нередко и совершенно невозможно. Ведь совет вступить в брак для многих женщин неисполним в силу социальных условий".