В поисках Гипербореи

– Ага.

Я еще раз посмотрел на расхристанного Шама и его кое-как набитые всяким хламом сумки. Сложно было представить, как этот адепт хаоса мог хоть что-нибудь привести в исправность.

Пока Шам копошился, мне на глаза попался армейские жетоны, висевшие у него на груди.

– Ты служил? – искренне удивился я.

– Было дело.

– Ирак? – возраст казался подходящим.

– Угум-с, – нехотя промычал он, перехватил мой взгляд и спрятал жетоны под майку. Настроение у него явно испортилось. Он нахмурился.

– Пойдем на улицу. Здесь дышать нечем, – нарушил он повисшее молчание.

Мы вышли на палубу. Яркий свет утреннего солнца разлился по безоблачной синеве. Мы повисли на поручнях и наблюдали, как золотистые лучи разделяют изумрудные воды и сапфировый небосвод. Раскинувшаяся безбрежность уходила далеко за горизонт, вызывая ощущение покоя.

На нижнюю палубу вышли Джордан и Сергей. Они обсуждали очередную загадку вселенной, а мне не хотелось ни говорить, ни слушать. Мне просто нравилось находится в этом моменте. Хотелось чувствовать и переживать величественное спокойствие природы, а не рассуждать об этом.

– Опять бубнят о чем-то, – недовольно пробурчал Шам. – Такое утро. Нет, чтоб помолчать. А они все бухтят, и бухтят.

Я разочаровано выдохнул.

– Вот о чем можно тарахтеть там, я не понимаю? – повысил он голос.

Вся магия раннего утра вдруг безвозвратно рассеялась.

– Пойду послушаю, что они там обсуждают, – бросил мне Шам и направился к лестнице.

Он окончательно вырвал меня из состояния покоя. И вдруг, будто молния, вспыхнула мысль:

«Господи, хоть бы успеть заснять! Где моя камера!»

Сбежав по лестнице вниз, стремглав направился к своей каюте. Раздался шум голосов. Я замер и прислонился к стене. За углом слышался какой-то шорох. Заглянул, а там Андрей Вениаминович и Юля.

Он прижал ее к стене, навалился, и стал тискать. Все внутри меня вскипело. Я готов был бежать на помощь бедной девушке и спасать ее от похотливого чудовища, но она не сопротивлялась. Андрей Вениаминович облепил ее и принялся целовать. Она стояла и не двигалась.

Руки мои дрожали, то ли от негодования, то ли от отвращения. Сложное неприятное чувство распирало изнутри. Я хотел было подойти, и оторвать его от нее, но что-то мешало сделать шаг.

Они стояли посреди темного коридора, ведущего к каютам. Я притаился за углом и нехотя наблюдал.

С другой стороны коридора послышались шаги. Юля едва успела отодвинуть нависшего Андрея Вениамоновича, когда из-за угла вышла Алена Константиновна.

Она заметила их, кажется догадалась обо всем, побледнела и вытянулась в струну. Губы ее задрожали, и, резко развернувшись на каблуках, она засеменила прочь. Андрей Вениаминович разгладил рубашку и поспешил за ней. Юля оправилась и ушла в другую сторону.

Я проскользнул в свою каюту. Сердце учащенно билось. Из каюты Андрея Вениаминовича раздались крики. Точно разобрать сказанное мне не удавалось, но судя по интонации, Алена Константиновна не выбирала выражения. Я схватил камеру и поспешил удалиться.

Из соседней каюты вся в чувствах вылетела бледная и растрепанная Алена Константиновна.

– Еще в дом приведи свою шлюху! – закричала она, хлопнула дверью, и мелкими шагами убежала по коридору.

– Истеричка! Мы даже не расписаны! – раздался возглас Андрея Вениаминовича из каюты.

Не знаю, что именно заставило меня зайти к нему. Я был уверен в пагубности этой идеи, когда переступал порог, но не мог остановиться. Это был странный сплав злорадного торжества и любопытства.

Он сидел на кровати, уставившись в стену. Пунцовое лицо, порванная рубаха, взъерошенные редкие волосы.

– Андрей Вениаминович, извините, что беспокою, – начал я, бесцеремонно разглядывая перевернутую вверх дном каюту и ее хозяина, – делать все равно нечего, может, мне начать работу над фильмом?

Он медленно перевел отупленный взгляд на меня и замер, совершенно потерянный. Затем тряхнул головой, вскочил, и направился к двери.

– Не сейчас! – хлопнул он меня по плечу и вихрем унесся по коридору.

«Так тебе и надо!» – ехидно ухмыльнулся я.

Не успел выйти в коридор, как налетел на Юлю

– А Вениаминович где? – растеряно пробормотала она.

– Убежал. У него тут была свара.

– Опять старая мегера скандалила, – улыбнулась она.

Я даже расстроился. С такой легкостью она произнесла эти слова.

– Идем, отдам тебе флешку, – махнула она рукой. – Мы, кстати, причалили. Пойдем на берег, хоть развеемся.

Мы вышли на палубу и увидели небольшой пестрый норвежский городок. Маленькие, словно игрушечные, домики у подножия массивных лысых холмов. Разномастные, красные, желтые, серые, бежевые, будто грибы, они усеяли припорошенный снегом берег.

– Не больше часа, – прикрикнул нам капитан.

Городок был совсем крошечный, и мы решили просто прогуляться по бетонному пирсу и небольшой набережной.

Я по привычке достал камеру и начал снимать все вокруг. В один из кадров попала Юля. Она улыбалась. Заметив камеру – принялась позировать. Сперва на фоне городка, затем темного норвежского моря, а затем фон совсем исчез, и я наконец-то смог разглядеть ее.

Милое курносое овальное личико, усыпанное веснушками, и серо-зеленые глаза. Желтые зимние ботинки, облегающие темно-синие джинсы на тонких ногах, темно-зеленая куртка. Из-под вязаной зеленой шапки вырвались ярко-рыжие кудри.

Она показалась мне симпатичной еще дома, но только сейчас я смог рассмотреть ее красоту. Будто линза камеры устраняла весь назойливый шум окружающего мира, помогая сфокусироваться на важном. Все, кроме изображения, переставало существовать.

Камера не была для меня простым инструментом, она была дверью в идеальный мир, где нет будущего и прошлого, а только настоящее, навсегда запечатленное на снимке, и не подверженное забвению.

Мы, люди, додумываем увиденное. В плену времени искажаем «сейчас», вспоминая то, что было, и предвосхищая то, что еще не случилось. Камера же лишена этих недостатков. Она живет моментом. Каким бы он ни был. Маленькая, едва заметная улыбка, осветившая лицо на короткое мгновение, и сделавшая его прекрасным. Камера заметит это. Мы же, так часто пропускаем самые волшебные мгновения жизни, не замечая их в потоке.

– Смотри, а то памяти на фильм не останется, – засмеялась она.

Я опустил камеру и улыбнулся.

– Как ты вообще попала сюда?