– Да, – согласился Честимысл, – надо к ваграм пробираться, там точно ладью найдём.
– У меня ладья есть, – оторвался от куска хлеба Оскол. – Она в камнях спрятана. Ладья небольшая, но всех нас выдержит. И под парусом ходко бежит.
Честимысл и Мезислав переглянулись.
– Сколько серебра возьмёшь за ладью? – спросил Мезислав.
Оскол помотал головой:
– Я её просто так не продам.
– А как?..
– Возьмите меня с собой. Пропаду я здесь один.
– Чего ж не взять? Возьмём, но только дорога у нас будет долгая и трудная. Выдержишь?
– А Юрик выдержит?
Честимысл усмехнулся:
– Ладно, верю, что сможешь…
Так просто повернулась судьба Оскола. Теперь он сидел в ладье вместе с новыми знакомыми и смотрел на заливисто смеющегося Юрика, для которого плавание по морю было новым впечатлением в познавании мира: качка ладьи на волнах, пролетевшая рядом чайка, случайно попавшие брызги воды от большой волны, ударившей по носу ладьи, хлопки паруса при порывах ветра и даже два судна, появившиеся на горизонте и плывущие им наперерез.
Честимысл и Мезислав напряжённо вглядывались в приближающиеся корабли. Молодое и острое зрение Оскола первым разглядело чудищ на носах драккаров.
– Ладьи данов это! – воскликнул Оскол.
Умила ахнула и, прижав к себе Юрия, загородила его собой от приближающихся врагов.
– Не уйдём, – заметил Мезислав.
– Поворачивай к берегу, там мель! – скомандовал Оскол. – Им там не проплыть.
– Ну, мореход! – удивлённо помотал головой Честимысл, но ладью повернул к берегу, как сказал Оскол.
Как ни ходко бежала по волнам ладья, расстояние между славянами и данами сокращалось. Недалеко от бурунов, указывающих на край отмели, свистнули первые стрелы и пробили парус.
– Держи руль! – крикнул Честимысл Осколу, а сам начал доставать лук. – Мезислав, рулевого подстрелить надо.
Оскол, осторожно выглядывая из-за края борта, увидел, что метко посланные в ближайший драккар стрелы вызвали у данов суету, и их корабль со всего хода налетел на мель.
– Попали! – радостно воскликнул Мезислав.
Второй драккар сбросил парус и отвернул от мели, и с обоих кораблей данов в сторону ладьи вылетели стрелы.
– Поберегись! – услышал Оскол, как за его спиной крикнул Честимысл.
Оскол сжался в комочек и насколько мог прижался к борту ладьи. Он почувствовал, как вздрагивала ладья от попавших в неё стрел. Он слышал, как со стуком они втыкались в её борта. Раздался плач Юрия, но стрел уже больше не было. Оскол осторожно поднял голову. Драккары остались далеко позади и, судя по всему, не собирались дальше преследовать ладью, а может – просто не могли.
Оскол оглянулся – повсюду в бортах ладьи торчали стрелы, а на дне ладьи, пронзённые ими, лежали Честимысл, Мезислав и Умила. Под Умилой раздавался глухой плач Юрия, которая загородила его своим телом, да так и умерла, прижав собой сына к борту.
Оскол проскользнул между погибшими к Умиле и, стараясь не глядеть в ее безжизненные глаза, вытащил Юрия.
– Ну что ты, что ты, – прижал он Юрия к себе. – Не плачь, ты же будущий воин.
– Ма-амку у-уби-и-или… – рыдал, не останавливаясь, мальчик.
– Перестань, не плачь. Вот у меня отца даны убили, я ведь не плачу, – а у самого после этих слов задрожали губы и на глазах появились слёзы.
Оскол осторожно, чтобы не видел Юрий, вытер ладонью свои глаза, а тот всхлипывал всё реже и реже и наконец притих.
– Всё? Не будешь больше плакать? Эх ты, Юрик-Рюрик.
Юрик улыбнулся – видно ему понравилось, как его обозвал Оскол, и поэтому повторил:
– Юлик-Люлик, Юлик-Люлик!
– Что делать-то будем дальше, Юрик-Рюрик, а? Куда тебя везти?
– Туда, – произвольно махнул рукой Юрий.
– Туда нельзя, там даны.
– Тогда туда, – показал малец в другую сторону.
– А что там?
– Не знаю.
– Вот и я не знаю, – вздохнул Оскол. – Смотри, солнце уже спать собралось. Давай я постель сооружу и прикрою тебя получше, а то ночью на воде холодно. А завтра придумаем чего-нибудь.
От солнца над горизонтом остался один кусочек. Ветер стих, и парус безжизненно повис. Ладья монотонно покачивалась с бока на бок, и под это покачивание Юрий заснул. Оскол, глядя на безмятежно спящего мальца, размышлял о дне завтрашнем: «Если вернуться назад – то там всё разрушили даны, и неизвестно – появились ли там бодричи? А если там даны?.. А может плыть к другим племенам: ваграм или полабам? С голоду умереть не дадут, но жить с чужими людьми не мёд. А может ладью продать? Да кто же у него её купит – возрастом не вышел. Могут просто отобрать. Не все же такие, как Честимысл и Мезислав». Оскол ненароком посмотрел на убитых: «Продать… А что говорил Мезислав про серебро, когда предлагал купить у него ладью?»
Оскол осторожно обшарил Мезислава, но ничего не нашёл; к Умиле подойти побоялся и начал ощупывать Честимысла. Под рубашкой он обнаружил мешочек с серебряными монетами и забрал их себе – пригодятся.
Солнце уже зашло, в наступившей темноте у Оскола сами собой начали опускаться веки, и он заснул…
– Побил их кто-то. Видишь, сколько стрел утыкано, – услышал Оскол сквозь сон и открыл глаза.
Было уже светло. В его ладье находились воины, похожие друг на друга: все как один с чисто выбритыми головами и бородами, на голых макушках лишь торчало по длинному клоку волос, а из-под носов свисали длинные усы, концы которых болтались ниже подбородка. Одежда их состояла из льняных белых портков и таких же белых рубах. Это были не бодричи, так как мужчины этого славянского племени не брились. Среди них выделялся один своим властным видом и уверенным взглядом. Никаких украшений он не имел кроме массивной золотой серьги в мочке правого уха. Непривычный вид воинов насторожил Оскола, и он непроизвольно загородил собой Юрия.
– Чего испугался? Кто это вас?..
– А вы кто?
– Мы-то? – усмехнулся незнакомец. – Мы руяне, а я их князь Рус. Вот смотрим – ладья посреди моря одна-одинёшенька, стрелами утыканная, и решили проверить. Кого ты там загораживаешь?